Было раннее пасхальное утро, когда я, отслушав мессу, вышла из замка и медленно пошла по аллее к озеру. Вдали повисла золотистая, с жемчужным отливом, дымка тумана — теплые пары земли. Да, апрель… Груши сейчас были словно молоком облиты. Мать-и-мачеха, волчье лыко, орешник, ива, ольха — всё вступило в пору цветения.
Я остановилась на мосту, глядя на чистую воду, уже покрытую кое-где изумрудными зарослями ряски. В воздухе была словно разбрызгана золотая пыль. И повсюду в лучах солнца отражался живой блеск лазурной поверхности озера. Теперь тут стало шумно — сюда повадились прилетать с моря большие чайки, вернулись из теплых краев кряковые утки. И, конечно же, с приходом весны появились на озере извечные его обитатели — лебеди-шипуны, мускусные утки, гнездившиеся на искусственных островках, устроенных в незапамятные времена еще дедом Александра дю Шатлэ.
Я долго шла по лесу, уже не разбирая, где лес, а где парк, потом остановилась на минуту, осторожно вдыхая цветочные ароматы, и ребенок беспокойно шевельнулся во мне. Я прижала руки к животу, улыбаясь от счастья, снова и снова оглядываясь по сторонам, окидывая взглядом весь изумрудный убор леса до самого горизонта, и у меня не хватало ни слов, ни сил, чтобы выразить чувства, переполнявшие меня.
— Здесь я познала его, — прошептала я. — Его. Счастье.
По пути я зашла в фазаний павильон, где даже сейчас, в праздник, егерь занимался беспокойным семейством фазанов и казарок. В павильоне, построенном из круглых дубовых колонн и инкрустированном корой, был устроен небольшой бассейн, где плавали черные лебеди. Я попыталась погладить одного маленького фазаненка, но, едва протянула руку сквозь прутья клетки, наседка так клюнула меня в ладонь, что я вскрикнула от боли.
— Что поделаешь, — с улыбкой заметил егерь по-бретонски. — Здорово она своих детей защищает.
Я медленно, наслаждаясь каждым шагом, прошла через сосновый бор, где между соснами словно повисла изумрудная влажная дымка, и оказалась там, куда хотела попасть, — в гроте Фетиды.
Это было одно из моих самых любимых мест. Над каскадом воды вздымалась галерея с красивой металлической решеткой, по сторонам стояли четыре морских чудовища и два сфинкса. Грот напоминал ротонду, обитую жестью, выкрашенной в голубой цвет, с вестибюлем, сложенным из четырех колонн, которые удерживали на себе гранитную плиту с полукруглым окном. Я устало присела на скамейку — по парку я шла почти час. Отсюда открывался чудесный вид: с шумом падающая вода и лучи солнца, пробивающиеся сквозь водопад. В тумане брызг можно было разглядеть зеленую лужайку, заросшую шарообразными кустами белого и кораллового снежноягодника.
Я услышала шорох позади себя и обернулась.
— Вы? — спросила я удивленно, увидев Александра.
— Вас нелегко найти, дорогая.
— А вы искали меня?
— Мне надо кое-что вам сообщить.
Я заметила, что он одет по-дорожному.
— Разве вы уезжаете?
— Да.
— Куда? — спросила я тревожно.
Он сел рядом, поднес мою руку к губам.
— Не стоит так волноваться, Сюзанна. Я вернусь уже к вечеру. Мне нужно по делам в Динан.
— Но сегодня Пасха. Какие дела могут быть в праздник?
— Нужно кое-что передать одной безутешной даме, которая ждет своего мужа из Англии так же, как вы ждали меня.
Я улыбнулась.
— О, в таком случае я не стану вас удерживать… Я очень хорошо ее понимаю.
Я потянулась к гранитному столу, где стоял серебряный охотничий стакан, но Александр угадал мое желание и опередил меня. Он знал, что я слегка устала и что сейчас, на седьмом месяце, мне не так уж легко двигаться. Он сам поднялся, набрал в стакан воды из водопада и подал мне, чтобы я напилась. Пока я пила, он внимательно смотрел на меня, сжимая мою руку в своей.
— Вы еще что-то хотите сообщить? — спросила я, поставив стакан на место.
— Скажите прежде, как ведет себя наш малыш.
— О, он сегодня уже дважды заявлял о себе. Весна на него действует, еще как… Но я чувствую себя превосходно.
— Это правда, дорогая?
— Да. Это наш ребенок, наш… Разве вы не помните, как я его хотела? Вы сделали меня счастливейшей женщиной на свете.
Он привлек меня к себе, его рука жестом, который уже стал для меня привычным, коснулась моего живота. И ребенок шевельнулся. Не так сильно, как прежде, но достаточно ощутимо. Александр нежно поцеловал меня в щеку, убрал локон с моего лица.
— Как я рад. Как я рад, дорогая, что нас теперь трое. Что ты оказалась такой щедрой.
— Щедрой?
— Ты дала мне больше, чем я мог мечтать. Этот месяц… подумай, моя милая, был ли кто-то в мире более счастлив, чем мы в этот прошедший месяц?
Это было то, о чем я думала. Правда, месяца еще не прошло, но было уже три недели, как Александр вернулся из своего изгнания и жил в Белых Липах. Преследования роялистов прекратились, синие войска выводились из Бретани, и герцога никто не спешил хватать. Приказ об объявлении вне закона если и не был отменен, то был везде сорван. Могла ли я мечтать о большем?
— Вы дали мне повод и для счастья, и для гордости, дорогая.
— А гордость тут при чем? — спросила я, смеясь.
— Вы ждете от меня ребенка. Разве это не заставляет меня возгордиться сверх всякой меры?
Я рассмеялась. Он нежно приподнял мое лицо за подбородок, мягко поцеловал в губы.
— Если вы действительно так хорошо себя чувствуете, я готов сказать вам то, о чем хотел сказать уже очень давно.
— Что… что это за новость? — прошептала я, сразу внутренне настораживаясь.
— Это новость приятная, cara. Эта новость касается…
— Чего?
— Вернее будет сказать «кого». Эта новость касается вашего отца.
Помолчав, он очень решительно добавил:
— Да, вашего отца, принца де ла Тремуйля.
Я смотрела на мужа во все глаза, ничего не понимая. Отец… Прошло три с половиной года, как он был расстрелян. Я не понимала, что можно о нем сообщить.
— Вы хотите сказать, что найдена его могила?
— Нет.
— Значит, тело? Останки?
— Нет. Это холодно, дорогая, очень холодно.
— О, ради Бога! — сказала я умоляюще. — Не заставляйте меня угадывать!
Серьезно глядя на меня, он спокойно сказал:
— Обещайте мне, что все, что я скажу, вы воспримете очень, очень спокойно. Новость приятная, повторяю вам.
— Я обещаю, — сказала я удивленно. — Тысячу раз обещаю. А что такое?
Осторожно прижимая меня к себе и гладя мои плечи, он произнес:
— Сюзанна, три месяца назад я был в Триесте. Тогда там собрались самые деятельные враги Республики, начиная с Ле Пикара и кончая д’Антрегом. Мы долго говорили. Ле Пикар с помощью английской разведки задумал грандиозную операцию — похищение из тюрьмы Тампль Уильяма Сиднея Смита, моряка, услуги которого могут понадобиться. Операция назначена на май. И именно там, в Триесте, говоря с Ле Пикаром об узниках тюрьмы Тампль, — а Ле Пикар знает эту тюрьму и ее обитателей наперечет — я узнал… Обратите внимание, дорогая, это верные сведения, даже очень верные.
— Но что же вы узнали?
— Что ваш отец, дорогая, жив.
Я замерла с полуоткрытым ртом, не замечая, как сильно мои пальцы впились в руку Александра. Дыхание у меня перехватило. Я тихо и требовательно произнесла:
— Повторите, что вы сказали.
— Принц де ла Тремуйль жив, дорогая. Ваш отец жив. И это сущая правда.
— Вы хотите сказать, что в тюрьме Тампль сидит мой отец?
— Да.
Я шумно вздохнула. Потом тряхнула головой, словно пыталась прояснить сознание, чтобы получше соображать.
— Александр, но как же… как же может быть живым человек, которого приговорил к смерти военно-полевой суд, в которого стрелял целый взвод солдат… и я сама видела, как его…
На этом слове моя речь оборвалась. Я попыталась вспомнить тот сентябрьский день, то злосчастное утро в Лавале, когда я была заперта и сквозь щель в сарае наблюдала за происшедшим. Я видела судилище. Видела отца. Но видела ли я его мертвым?
Нет, этого не было… Я вспомнила, как силы тогда покинули меня. Я упала на землю и почти потеряла сознание. Я слышала слова отца: «Я умираю за Бога, короля и своего внука. Да здравствует Людовик XVII!» Прозвучала команда… А выстрелы, раздавшиеся потом, просто отправили меня в обморок.
— Нет, — пробормотала я, будто говорила сама с собой, — я ничего не видела… Ничего. Я только слышала.
— Вот видите, дорогая. Ле Пикар не лжет. Он сам был очень рад, когда убедился, что его сведения верны. Ваш отец… ну, это же живая легенда среди роялистов. Как там его называли? Второй Баярд, рыцарь без страха и упрека.
Александр ласково улыбался, глядя на меня. Я вздрогнула и снова качнула головой.
— Все в порядке? — спросил он.
Я схватила его за руку.
— Скажите мне одно, дорогой: как все это может быть?
