Фрэнсис растерянно оглянулась в поисках источника звука, но переговорное устройство было надежно скрыто от глаз.
— Мне нужен доктор Франк. Питер Франк.
— Первый этаж, направо.
На какой-то момент Фрэнсис почувствовала себя Дороти из «Волшебника страны Оз» и уже приготовилась, отдернув занавеску, обнаружить пухленького коротышку, изображающего чародея. Зачем громоздить в приемной стол, если за ним нет ни дежурного, ни даже стула для него?
Согласно инструкции Фрэнсис двинулась вдоль стены по кругу направо, и перед ней бесшумно уползла в паз автоматическая дверь, открыв проход в уже другую приемную, на этот раз залитую солнцем, с пальмами в кадках и, как бы ради контраста с холлом, тесно заставленную дубовой мебелью. Единственная посетительница в майке, лишь условно прикрывающей грудь и торс, в распоротых по хипповой моде джинсах и с кольцом в носу, развалясь в кресле, листала потрепанный журнал. Она подняла на вошедшую Фрэнсис огромные голубые, как небо, но совершенно пустые глаза, но тут же опустила их и, послюнив палец, перевернула страницу.
За стеклянной перегородкой женщина плотного сложения в белой униформе, застегнутой на все пуговицы, несмотря на выпирающий животик, с аппетитом поедала сандвич с ветчиной. Она кивнула Фрэнсис:
— Присядьте. Доктор скоро вас примет.
Фрэнсис опустилась в кресло поблизости от девушки с кольцом в носу и уставилась на плакат, где перечислялись права пациента. «Конфиденциальность» — это слово было выделено самым крупным шрифтом.
Дверь в кабинет врача отворилась, и высокого роста поджарый мужчина, шагнув через порог, протянул руку и представился:
— Питер Франк.
— Спасибо, что вы согласились уделить мне время, — сказала Фрэнсис.
Он посмотрел на девицу с журналом, потом на часы.
— Ты опять явилась слишком рано. Я приму тебя через полчаса.
Та никак не прореагировала на его слова.
Доктор обратился к Фрэнсис:
— Почему бы нам не прогуляться? Глоток свежего воздуха мне не помешает.
Они вышли на лужайку и очутились словно в раю.
— Вы не против, если мы побеседуем на ходу?
Фрэнсис кивнула.
— Сколько лет вы консультируете в институте Эвери Боуэрса?
— Кажется, уже целую вечность. Работы здесь — непочатый край, дни незаметно перетекают в месяцы, месяцы — в годы. Время летит незаметно, лишь пациенты остаются в памяти. Вереница лиц. Все разные, но одинаково несчастные, ущербные люди. — Он горько усмехнулся. — Психический недуг — это нечто аморфное. Чудовище, которое нельзя увидеть и невозможно пощупать. Пока мы только заглядываем с порога в темное логово, где оно живет и плодится. Субсидирование исследований в этой области сводится к ничтожным суммам, так что прогресс невелик. Вот если бы мы, засучив рукава, состряпали новый прозак, то хлынул бы золотой дождь.
Фрэнсис с сочувственным пониманием покивала головой.
— Фармакологическим гигантам нет дела до тех, кто странствует по лабиринтам мозга, высвечивая жалким фонариком черные провалы, откуда выползают галлюцинации и мании. Общество в большинстве своем невежественно и не понимает, да и не хочет понять, природу психических отклонений. Ведь раздвоение личности не фиксируется на рентгеновском снимке, а шизофрения — на ЭКГ. Сколько родителей подростков с серьезными нарушениями психики или супругов, у кого жена или муж явно на грани помешательства, говорили мне: «Надо только внушить, чтобы он встал с кровати и занялся чем-нибудь полезным» или «Нам вместе так хорошо. Непонятно, с чего она бесится?» Подобная наивность меня изумляет и часто ставит в тупик. Я бы охотно обвинил во всех бедах трещину черепа или опухоль в мозгу, но не могу. Глаза тех, кто в тревоге, кто печется о своих любимых чадах, мужьях, женах, тотчас тускнеют, когда я начинаю толковать о химическом дисбалансе или о запоздалом развитии. Я преподношу им правду, а она их не устраивает. Но мы все равно обязаны сражаться за правду. Это неблагодарный труд, неблагодарная профессия, однако я посвятил ей всего себя, и что-то менять в жизни уже слишком поздно.
Доктор Франк вдруг схватил Фрэнсис за локоть и привлек к себе. Навстречу им бежал мужчина в сером спортивном костюме.
— Желательно уступить ему дорогу. Даже если он нас заметит, то не соизволит обойти. У него странная мания — прошибать лбом препятствия.
Пропустив бегуна, они продолжили прогулку.
— Мне было очень грустно услышать о смерти Хоуп, но не знаю, чем я могу вам помочь. После того, во что меня втянули Лоуренсы, и тех неприятных моментов, которые я по их вине пережил, я вряд ли чем-то им обязан.
— Я понимаю вас, и все же… Хоуп была вашей пациенткой. Вы давали показания на слушании, предали огласке то, что вам рассказала Хоуп о сексуальном насилии, которому она подверглась. У Аделаиды есть запись вашего выступления. Я могу получить ее и прочесть. Но вы сэкономите мое время, если расскажете все сами.
— Я не очень понимаю, как это связано с ее смертью.
— Не уверена, что смогу вам объяснить… — Фрэнсис развела руками.
— Впрочем, вы ведете расследование, и вам виднее, — согласился Питер. — От меня лишь требуется снабдить вас информацией в пределах моей осведомленности и ограничений, накладываемых законом о сохранении врачебной тайны.
— Однако… — заикнулась Фрэнсис.
— Не продолжайте… Я вас понял, — остановил ее Франк. — Поэтому я позволю себе начать с некоторых процедурных вопросов. Вы не возражаете?
— Я выслушаю все, что вы скажете.
— Я руководствовался документом за номером 5/А. Практически этот текст взят из главы 119 Общего свода законов штата Массачусетс. В разделе 5/А указывается, что служащий системы здравоохранения обязан известить Департамент охраны детства о случаях, когда подросток моложе восемнадцати лет подвергался насилию в той или иной форме или давлению с угрозой нанесения физического или морального вреда. Основываясь на сведениях, полученных от Хоуп в процессе лечения, я счел своим долгом уведомить соответствующие органы.
— А были у вас основания предполагать, что ее сексуальная связь с Биллом Лоуренсом продолжалась? Ведь вы приступили к лечению Хоуп почти год спустя после ее травмы. Что происходило в этот временной промежуток?
Доктор Франк провел несколько раз пятерней по волосам, смущенно опустил глаза, поковырял носком своих поношенных мокасин землю, устланную хвоей.
— Вы угадали. В разделе 5/А как раз предусматривались подобные обстоятельства, и я поступил согласно требованиям, изложенным там. Однако Билл Лоуренс и его адвокат придерживались другого мнения. Они подали жалобу в Департамент здравоохранения, обвиняя меня в нарушении врачебной тайны. Вот по этому поводу состоялось то самое слушание. Комиссия, созданная департаментом, занималась только мною и выискивала особые причины моей озабоченности судьбой Хоуп.
— А не вашим докладом, сделанным на основании раздела 5/А? — уточнила Фрэнсис.
Удивлению, а заодно и возмущению Фрэнсис не было предела.
— Мои показания выслушали, занесли в протокол, этим все и ограничилось. Насколько я понял, какое-то расследование имело место, но не выявило никаких фактов. От потерпевшей они не добились ни слова в подтверждение моих слов. Хоуп упорно молчала, а в результате я оказался в глупом положении, и это еще мягко сказано. Мне могли запросто пришить обвинение в клевете.
— Но ее беременность…
— Вспомните, что прошел целый год, а в больничных записях не фигурировал Билл Лоуренс как лицо, ответственное за ее нежелательную беременность. Департамент по охране детства волнует, что происходит сегодня или, по крайней мере, что было вчера, а не год назад. У них на руках десятки малышей со следами побоев, и им недосуг заниматься тем, что давно быльем поросло. Итак, обвиняемым стал я, а не Билл Лоуренс. Блистательный пример того, как работает наша юридическая машина. Рассматривалось мое поведение, мои якобы противозаконные действия, а не тот факт, что отец имел половые сношения со своей четырнадцатилетней дочерью.
— А что в итоге решила комиссия?
— Мне крупно повезло. Члены комиссии разошлись во мнениях, и один из них, несогласный с решением, направил в департамент письмо, пространное и очень едкое. В конечном счете я вышел сухим из воды, а точнее сказать, еле унес ноги. Лицензию мне оставили, но это было Тяжелое, причем и дорогостоящее сражение, и оно отняло у меня почти год жизни. Мой брак дал трещину, детей я совсем забросил. К счастью, меня поддержали некоторые из моих коллег, но так или иначе моя профессиональная репутация сильно пострадала.
— У вас есть копия стенограммы слушания? — спросила Фрэнсис.
— Да.
— Вам позволено ее распространять?
На мгновение доктор задумался.
