После нескольких кругов Джо Боб припарковал машину, мы вылезли и направились по Халл-стрит, глазея на витрины и доверительно сообщая друг другу, что купим в следующий раз. Дольше всего мы стояли перед витриной «Обувного магазина Спаркса», отца Джо Боба, и пришли к выводу, что здесь самый богатый выбор обуви в городе. Мне нравилось, что всякий раз, натыкаясь на бумажный стаканчик или яркую обертку от шоколада, Джо Боб поднимал ее — наручные часы звонко стучали о тротуар — и бросал в урну, неизменно говоря: «Получите халлспортское сокровище».
— Ты, наверное, не можешь пройти по улице, чтобы не зацепить какой-нибудь мусор, — сказала я с уважением.
— Чего? — не переставая жевать «Джуси фрут», спросил он.
— Мусор. Бросают где попало.
Он согласно кивнул головой. Мы вернулись к машине, сделали еще несколько кругов и припарковались около «Росинки» — самого популярного в нашей среде ресторана. Мы включили ее в свой маршрут из-за асфальтированных стоянок. Джо Боб всегда тщательно объезжал ухабы и ямы, чтобы не чистить потом радиаторы. Пройдет год, и мы будем мчаться с Клемом Клойдом на его «харлее» не разбирая дороги, как потом с Эдди Холзер на лыжах по склонам Вермонта.
Джо Боб заказал в установленный на стоянке микрофон молоко для себя и маленький стаканчик вишневого коктейля даме — то есть мне.
— Спасибо, мэм, — прошепелявил он, по-идиотски улыбаясь официантке и не сводя глаз с ее огромной груди. Потом выплюнул жвачку, и один за другим выдул все шесть пакетов молока. Потом вернул жвачку в рот, улыбнулся мне, пробормотал: «Режим!» — и снова уставился на роскошный бюст официантки.
— Однажды, — наконец заговорил он, — я был тут с кузеном Джимом. У него «форрлейн», окна открываются нажатием кнопок. Ну вот, та девушка — по-моему, это именно она — принесла ему пачку «Пелл-мелл». Окно было наполовину открыто, и старина Джим хотел его совсем открыть, но не видел, что делает, и нажал не на ту кнопку. — Я одобрительно кивнула: впервые Джо Боб осилил столько слов за один раз. Он вздохнул и еле слышно продолжил: — Ну вот, он хотел открыть окно, но нечаянно закрыл.
Я не поняла, почему он рассмеялся, и неопределенно хмыкнула, ожидая продолжения, но Джо Боб только рассмеялся, не думая ничего объяснять.
— Я не уверена, что поняла, — пробормотала я.
Он покраснел.
— Она стояла прямо у окна, понимаешь? Он хотел открыть окно, но считал деньги — хватит или нет? — нажал не ту кнопку и закрыл его. Он как бы отрубил ее… Ну, ты понимаешь, о чем я говорю…
Я вздрогнула, представив, как это больно — отрубить грудь, покраснела при таком откровенном упоминании о женской анатомии и по-идиотски хихикнула, будто понимаю юмор.
Джо Боб отвернул левый рукав, посмотрел на часы, поспешно включил фары и завел свой ревущий мотор.
— Совсем забыл про режим, — пробормотал он. — Боже, тренер убьет меня.
Мы с ревом помчались по Залл-стрит к моему дому.
— Как это — убьет? — с обидой спросила я.
— Очень просто. В десять я должен быть в постели.
— Ты шутишь!
Он высадил меня у дорожки и предоставил одной пробираться сквозь магнолии к дому.
Наш роман походил на немое кино. В те времена мерилом нравственности было расстояние между гуляющими. Одному Богу известно, сколько судеб было сломано немым осуждением окружающих ханжей. В наш первый вечер я не отпускала ручку дверцы — на случай, если Джо Боб попытается меня изнасиловать. Но он не попытался. Несколько недель он позволял себе только брать меня за руку. Сначала мне это нравилось, потом стало бесить. Я притворялась, будто хочу покрутить ручку настройки радио, и прижималась к нему бедром — но он только пыхтел и держал меня за руку.
Настал день, когда в самом большом зале Халлспорта — в обычное время там проводились соревнования борцов — выступал знаменитый миссионер — брат Бак. Мы с Джо Бобом сидели на трибуне в окружении одноклассников. Зал был полон, пришлось даже расставлять складные стулья. Был вечер пятницы, и брат Бак приехал сообщить своим братьям и сестрам в Теннесси, что «смерть утратила свое жало». Джо Боб не отрывал от него глаз: брат Бак был его кумиром. Лет десять назад он был известен всей Америке как лучший вратарь Алабамы, а потом, играя в Балтиморе, врезался головой в штангу, потерял на несколько дней сознание, а когда очнулся, бросил футбольное поприще и посвятил жизнь Христу.
Массивная фигура заполнила собой весь подиум. Я поняла, что скоро Джо Боб напялит на себя рыже-коричневый ковбойский костюм, галстук-шнурок и ковбойские сапоги: так был одет брат Бак.
— Смерть, где твое жало? — гремел брат Бак.
Я с надеждой и восторгом смотрела, как задрожал поддерживающий потолок стальной каркас. Брат Бак поднял руку вверх — и все головы повернулись в том направлении, ожидая увидеть по меньшей мере четырех всадников Апокалипсиса.
— Я читаю все ваши мысли, — рука вернулась на место, горящий взгляд голубых глаз приковывал наше внимание. — Вы думаете: «Неважно, как я живу. Да, я читаю порнографические книги, любуюсь скабрезными картинками и вытворяю со своим телом что хочу. Я могу пьянствовать ночь напролет, просыпаться в объятиях падших женщин и пропускаю воскресные службы». Ведь так вы думаете? Признайтесь старине Баку. Вы рассуждаете так: «Сегодня я буду жить как хочу, потому что завтра упаду в лужу собственной крови с раздробленными костями и дырками в теле; с кишками, болтающимися на перевернутой машине; с мозгами, растекшимися по шоссе, как маисовая каша».
Я скосила глаза. Джо Боб улыбался своей ненормальной улыбкой и жевал «Джуси фрут». Я-то много наслушалась подобной чепухи от родителей и не сомневалась, что моя жизнь будет короткой и несчастливой, но Джо Боб… Неужели ему нравится?
— …завтра на нас посыплются страшные бомбы, небо разорвется на куски и разлетится, как мякина под ураганом. Мой самолет врежется в гору, и дикие звери устроят пир, обжираясь окровавленными кусками моего тела. Какой-то псих с пустыми глазами будет проводить надо мной свои жуткие опыты. Поэтому, думаете вы, поживу-ка я в свое удовольствие, пока этот вздох, — он глубоко вздохнул, — не стал моим последним вздохом. О! Брат Бак видит вас насквозь!
Мне стало страшно: неужели он видит мое нижнее белье и прокладки, потому что менструация еще не кончилась? С таким же благоговейным страхом я слушала в детстве песенку о Санта-Клаусе: «Он видит тебя, когда ты спишь. Он знает, когда ты проснешься».
— Откуда брат Бак все знает о вас? Он сам был таким. И его преследовали извращенные мысли. Он тоже пренебрегал Небесами и возбуждал свою плоть. Он тоже жил в грехе и похоти.
Брат Бак отдавал себя развратным женщинам, слишком шикарным, чтобы простой деревенский увалень из Алабамы смог устоять. Он испытал все, друзья, — и потерпел поражение.
Тонкая струйка слюны бежала изо рта Джо Боба, но он ничего не замечал.
— Что же случилось с братом Баком? Как свернул он с этого жалкого пути? Однажды в Балтиморе он врезался головой в штангу ворот, а очнулся в больнице. Да, друзья, целый месяц я лежал с забинтованной головой, один, в темноте, не в силах ни говорить, ни видеть. Этот томительный месяц перевернул мою жизнь: я потянулся к возвышенному и духовному!
Хотите знать, что произошло в тот ужасный месяц, когда я даже не был уверен, что смогу снова играть в футбол? Хотите? — Мы привстали от нетерпения. — Ко мне пришел Иисус! Да, Он пришел! Пришел и сказал: «Не мучайся, сын мой. Я очищу храм твоей души!»
Вот потому-то я и стою сегодня перед вами, друзья, — здесь, в этом восхитительном городе… — Он стремительно повернулся к стоящему за ним служке, — Халлспорте в штате Теннесси. Я здесь, чтобы открыть вам одну маленькую тайну, друзья!
Боясь упустить хоть слово, мы с Джо Бобом наклонились вперед и неожиданно столкнулись бедрами. Я поспешно отодвинулась и налетела на незнакомого парня, сидевшего по другую сторону. Ничего не оставалось делать, как снова вернуться на место и прильнуть левым боком к правому мускулистому бедру Джо Боба. Мы напряглись, делая вид, что не замечаем этого, а голос брата Бака продолжал греметь:
— Вам не обязательно умирать! — Он подождал, пока смолкнет эхо, и снова закричал: — Нельзя умирать, потому что ваши грешные тела… — он замолчал и почти шепотом закончил — это убежище ваших душ. Библия говорит: ваше тело — это храм Святого Духа внутри вас, который есть Бог! Вы не принадлежите только себе.
Мы с Джо Бобом крепко прижались друг к другу; я почувствовала, как внизу живота разлился жар.
— Я пришел спасти ваши души, — торжественно произнес брат Бак. — Я разделю вашу радость, когда вы придете к Христу. В тот день — в Судный день, друзья, — когда ваши легкие наполнятся кровью и вы не сможете позвать на помощь; в тот день, когда пепел смерти застит вам глаза и вы не увидите тех, кто любил вас; в тот день, когда вы оглохнете от грохота, а зубы будут стучать от страха; в тот страшный день, когда вам откажут ноги, — в тот самый день Иисус придет к вам и скажет: «Вы сами довели до этого землю! Это из-за ваших грехов она искалечена и сбрасывает с себя ваши гнусные тела!»
