- Он бросил тебя?
- Не знаю. Не знаю, как это назвать. Он, кажется, переадресовал меня.
- Как это? Не понял.
- Ну, как газету. На другого человека оформил Я вся ему принадлежала, а он взял и некому своему двойнику меня отдал.
С некоторым трудом (я был почему-то на редкость нынче туп) я понял, что она имеет ввиду отвратительную сущность ее милого, проявившуюся, заявившую о себе. Ну, как у меня история. Моя сущность, "Переадресовал",вот словечко нашла.
- И что же теперь? Ты к нему?
- Нет. Лучше сгореть. Я бы пошла к нему, если б могла - я ведь хочу. Но я не могу. Не могу! Сгореть, сгореть...
У нее задрожали губы. Я опять погладил ее по голове. У нее поднималась температура. Глаза блестели. Слез в них не было
- Ты ведь больна. Тебе надо в нормальную постель, чаю, меда.
-А тебе?
-Мне? Веру.
Электричка подошла к станции. Я неожиданно вскочил, побежал к дверям, успел выскочить. В окно я прокричал ей.
- Я на кладбище. У меня тут друг. Друзья. Посоветоваться. А ты держись!
Электричка тронулась. Я видел, что она посмотрела на меня безучастно. Что же. Нам не согреть, не излечить друг друга. Страсть гонит ее, гонит меня. Как будет дальше - не знаю. Но придется идти вперед, вперед, вперед. Сейчас надо подойти к могиле Димы, потом в церковь Михайловскую, потом к подруге доброй попить чаю, а уж затем в редакцию к компьютеру и за работу, за работу. Придется терпеть... Другого выхода у меня нет. Терпеть-терпеть-терпеть-терпеть! Вот так. До бесконечности. Сколько Бог велит. Теперь-то хуже уже некуда. Да и Жанетте одной носиться, сжав зубы терпеть. Что же еще остается?".
"A мне нравится, - подумала Ирина, выглядывая в окно, - Нравится, как это все Сашка рассказал. Ишь ты - Жабетта. Все мы отчасти Жабетты и я, и Таня и, даже может быть, Галя". В окно залетела бабочка, покружилась, на секунду присела на пестрый платок. Будто поймав Иринин пристальный взгляд, почистила лапки и улетела. "Катя, Катя позвони, Катя, Катя позвони", начала наколдовывать Ирина, меряя шагами комнату: "Раз, два, три, четыре, пять". Нервы не выдержали - уже час, а от нее ни слуху ни духу! Ирина опять набрала материн номер: "Не звонила?".
- Нет. Мы вот здесь с Михаилом Федоровичем совет держим.
- С Михаилом Федоровичем?
- Ой, Ириша, вы ведь еще не знакомы, как раз сегодня хотела вас представить друг другу. Это мой врач, очень достойный человек. Справедливый. Его мнению я доверяю.
Ирине некогда сейчас было изумляться, вспоминать Катины высказывания о бабушкиной личной жизни, историю с рецептом, некогда, не до того.
- Хорошо, мам. Я еще перезвоню.
Ирина бросила трубку.
"Тане что ли, позвонить - давно не разговаривали что-то. Она, конечно, занята - ребенка от армии "откосить" не шутка, но она-то эксперт в любви Катька-то влюбилась! Четырнадцати нет. Ну ладно" - Ирина запретила себе причитать и набрала Танин "обычный", номер. Никто не снял трубку. Мобильный. Оттуда понеслось "Абонент не отвечает". Ирина в сердцах положила трубку - терпеть она уже не могла этот кукольный голос, сообщающий неприятное. "Я и так не понимаю и никогда не понимала, как эти телефоны вообще работают - откуда голос в трубке, а уж эти мобильники вообще темный лес. Но связь мне нужна, очень нужна связь...". Зазвонил телефон, это опять была Галя.
- Ирочка, со мной что-то не то. Я уже и по магазинам прошлась - обычно я отвлекаюсь и дочке позвонила о тряпках поболтала - психотерапия. А тут... Я почему-то очень расстроилась и растерялась... Ты знаешь, я почему-то даже не уверена, что он мне вообще позвонит и мы объяснимся... Как ты думаешь, позвонит?
Ирина кое-как утешила растерянную и грустную Галю, даже чуть-чуть ее рассмешила, рассказав какую-то Танину байку. Но сама Ирина была абсолютно ни в чем не уверена - как-то так странно складывались обстоятельства у всех вокруг, что Ирине чудился какой-то смысл во всем, виделся ей смутно общий рисунок, где все только лишь фрагменты. Это - пазл. Нас надо подогнать друг к другу, мы должны попасть в пазы и тогда постепенно станет вырисовываться гора или зеленый луг, или лошадь. На часах два - Кати нет. Под окном прохаживается психиатр с собакой. Вот, взглянул на ее окно. Ирина помахала ему. Он улыбнулся и жестами спросил разрешения подняться к ней. Ирина кивнула и указала на собаку, пожав плечами. Психиатр несколько раз переспросил - с собакой ли ему приходить. Ирина крикнула ему, что приглашает с собакой. Позвонили - Ирина открыла дверь - первой вошла овчарка, прошла в комнату и вежливо села в сторонке, за ней с пучком щавеля в руке психиатр.
- Вот, вам, привез вчера с дачи. Жену навещал. Хворает.
Ирине нравился телеграфный стиль психиатра.
- Что ж, чайку попьем, - предложила Ирина.
Психиатр и собака, кажется, оба были рады, что их пригласили в гости во всяком случае, они держались доброжелательно, ненавязчиво и с достоинством. Ирина заварила чай, психиатр, как это свойственно интеллигентным гостям, разглядывал Иринину библиотеку.
- Скажите пожалуйста, у вас Монтень есть? Мне бы надо уточнить кое-что, а то мой у жены остался.
- Есть, я вам дам.
Ирина отметила, что жену психиатр упоминает довольно часто, но всегда в контексте расхода, разлада, несовместности. "У него, конечно же, тоже семейная драма. Но о ней, конечно, он говорить не станет".
- Можно угостить собаку?, - спросила Ирина, когда они с психиатром устроились с чашками в руках возле ее стола, заваленного Сашиными рукописями.
- Если хотите.
Ирина встала, взяла со стола печенье, подошла к собаке, подбросила вверх. Собака задрала морду, схватила и опять скромно села. Ирина достала остатки колбасы и угостила ею собаку.
- Люблю смотреть, когда собака ест, когда лошадь с руки берет морковку или черный хлеб с солью.
Что-что, а именно эти моменты Ирина хранила в памяти: из жизни с Петром собственно, только это и осталось в памяти - запах запаренного овса, губы лошади на ладони, собачье взлаивание во сне. Психиатр понимающе кивнул.
- Чай у вас вкусный.
Ирина пожала плечами, улыбнулась. Незаметно бросила взгляд на часы половина третьего. Где же Катя! "Кексик, ну позвони же!" - опять взмолилась она. На лице ее, наверное, отразилось волнение, нетерпение. Психиатр поднялся, свистнул собаке, она подошла.
- Благодари! - скомандовал он ей. Собака села и подала Ирине лапу. Ирина вежливо подержала тяжелую лапу псины в своей руке и отпустила. Психиатр поклонился и сказал.
- Большое спасибо за компанию!.
- И вам спасибо.
Ирина проводила их до лестницы - лифтом они не пользовались. Ирина механически сполоснула чашки, взяла сигарету. "Позвонить Аллочке - вот что надо сделать. Как я раньше-то не додумалась". Ирина листала записную книжку, шепотом бранила себя за безалаберность и тут позвонили в дверь. "Кексик!" - заорала уже вконец издергавшаяся Ирина. Катя вошла, бросила сумку в угол и уселась на пол рядом с ней. В белых джинсах, темно синей маечке с распущенными волосами она выглядела очень хорошенькой, но абсолютно потерянной. Ирина закрыла дверь и села с ней рядом.
- Ну что?
- Она требует, чтобы Витя уехал. Она утверждает, что там перспективы. Она...
- Погоди, Кексик, но ведь "Она", это его мама, у нее же есть право видеть его жизнь, будущее по-своему. Он же не взрослый еще.
- И я - не взрослая. Ты что, хочешь сказать, что и ты могла бы моей жизнью, как захочешь распорядиться?
Ирина промолчала - говорить Кате, что, конечно, некоторые вопросы решала бы единолично без обсуждения, было бы сейчас ни к чему - не поймет, о чем вообще речь, только обидится. Поэтому по обыкновению лишь пожала плечами. Катя запальчиво продолжила.
- Она не хочет, чтобы мы с Витей виделись. Мама! Но у нас ведь серьезно! Он мечтал о близком человеке, я тоже. Мы встретились. Знаешь, насколько нам лучше стало?
Ирина слушала Катю с болью в душе: "Ей было одиноко. При всем том, что мы все любили ее - и я и бабушка с дедом, все равно. Вот издержки моей неправильно идущей жизни. И Витя... Там тоже Аллочка, дедушка, домработница, а все же... Встретились. И все благодаря Саше. Я-то рада. Но у Аллочки свои планы и возможно, она вообще смотрит на эту ситуацию по-другому. Да - и о чем тут говорить - не жениться же им!". Катя сидела молча, крутила в руках большую заколку для волос, смотрела куда-то вбок. Ирина же разглядывала дочку.
- Мама! Я не хочу, чтобы Витя уезжал!
- Катюша, но что делать, у его мамы есть свое "хочу".
- Ты же с ней знакома, пойди объясни ей, что так нельзя.
- Подожди Кексик, ты мне скажи пожалуйста, а где сейчас Витя, вы же "видик" хотели мне сделать.
- А мы поссорились! Я сказала, что пусть выбирает либо я, либо его мама.
Ирина ужаснулась - вот ведь накаркала "страсть", "серьезное что-то". В лице Кати была такая решимость отстаивать свое, что Ирина растерялась. Примерять на себя, как бы она поступила в таких же обстоятельствах не было смысла, а главное - не было времени - нужно было как-то привести в себя Катю, как-то правильно поступить.
