Отдаем себя под Твое покровительство, благословенная Кали-Кама. Соблаговоли услышать мольбу Твоих смиренных слуг. Конец Кали-юги близок. И быть посему.
О-о-о, Кали-Кама!
В уютном кабинете Карла — в присутствии Рума, который все время спал возле камина, даже и не подозревая, о чем тут идет речь, — Ричард читал этот текст со своим английским акцентом, который резал слух звуком «т», произносимым с придыханием, и это его чтение имело скорее комический эффект. Закончив читать, он, не отрывая взгляда от страницы, прошептал:
— У них, похоже, мозги на хрень…
Я, услышав такой оборот речи, невольно улыбнулась, а Карл тут же поправил своего друга:
— Мозги набекрень. Надо было сказать: «У них мозги набекрень». А то, что сказал ты… это… понимаешь…
— О, извините.
Ричард слегка покраснел, осознав, что, говоря на неродном языке, случайно ляпнул в присутствии меня, барышни, что-то несуразное и даже неприличное.
— Далее в этой книге следуют разглагольствования по поводу материи, энергии, частичек с непонятными названиями, которые взаимодействуют друг с другом… Это больше всего похоже на какую-то научную работу в области физики или химии, — сказала я, возвращаясь к теме, которая волновала нас всех.
— А что это за оружие, о котором упоминается в тексте? — поинтересовался Ричард.
— Возможно, это разъяснялось на вырванных листах. Их, конечно же, вырвали не случайно.
— Наверное, Крюффнер, почувствовав, что ему что-то угрожает, решил их вырвать и спрятать в более надежном месте, — добавил Карл.
— Получается, что мы вернулись к тому, с чего начали. У нас по-прежнему нет ничего конкретного, — с унылым видом подытожил Ричард.
— Не совсем так, — отозвался Карл. — Нам теперь известно, что они работают над каким-то оружием такой разрушительной силы, что речь может идти об уничтожении всего человечества. Нам также известно, что работа над этим оружием еще не закончена — а иначе они не просили бы свою богиню помочь им эту работу завершить. Данное обстоятельство, выражаясь военным языком, дает нам время для осуществления маневра.
— Я бы пошла в своих рассуждениях дальше… — осмелилась заявить я, специально оборвав фразу, чтобы усилить эффект.
Карл и Ричард выжидающе смотрели на меня.
— Данная книга — в том виде, в каком мы ее обнаружили, а именно с вырванными листами и с вложенной в нее запиской, дает нам зацепки относительно того, кто мог убить Крюффнера. Если бы страсть к заключению всевозможных пари не была пороком, присущим только мужчинам, я могла бы заключить пари по поводу того, что Крюффнера предал и убил кто-то из его соратников. Подумайте над этим хорошенько. Крюффнер говорил о всеобщем уничтожении, которое, вполне вероятно, предполагало и его собственную гибель и гибель всех его последователей. Возможно, кто-то не настолько фанатично верил, чтобы быть готовым пожертвовать самим собой, причем этот кто-то входил в ближайшее окружение Крюффнера. Я бы даже осмелилась предположить, что он принадлежал к верхушке секты — ну, раз уж ему были известны планы ее руководителя. Возможно, этот кто-то выразил свое несогласие с этими планами, но его возражения были проигнорированы. Тогда он приходит к выводу, что вполне может и сам решать, что правильно, а что нет: он избавляется от Крюффнера и утверждает в секте свои взгляды и идеалы. Этот человек, видимо, пользуется в секте значительным авторитетом. Крюффнер — который, насколько я его знала, был отнюдь не дурак, и, возможно, обладал еще и даром провидца — предполагал, что его могут предать. Он прячет книгу — прячет ее без излишнего фанатизма, то есть так, чтобы ее несложно было найти, — но предварительно вырывает из нее листы с чертежами разрабатываемого оружия и прячет их в другом — более надежном — месте. А еще он оставляет послание, содержащее в себе скрытое предупреждение: «Я знаю, кто ты такой, и добиться своего тебе не удастся». Написанная Крюффнером фраза из «Бхагавадгиты» адресована тому, кто «ослеплен жадностью» и кто «не различает скверны в истреблении рода» — то есть секты — и кто «не различает преступленья в предательстве» — то есть в предательстве его, Крюффнера.
— Но ведь никто — никто, кроме нас, — эту книгу не нашел, — возразил Карл.
— Возможно, у того, кому было адресовано послание, не было возможности эту книгу хорошенько поискать, или же… или же он даже и не пытался это сделать. Мы можем предположить, что у него уже имелось то, что, по мнению Крюффнера, ему еще нужно было найти.
— Ты имеешь в виду то оружие?
— Да.
— Это меня отнюдь не успокаивает, — покачал головой Ричард.
— Если тот, кто убил Крюффнера, и есть для нас самая главная зацепка, — задумчиво произнес Карл, — то, боюсь, мы уже суем свой нос в то, что, конечно же, относится к компетенции полиции.
— Но ты не станешь передавать его в руки полиции, — заявил Ричард.
— Ну конечно не стану. Нам нужно разобраться во всем этом самим: это ведь вопрос, входящий в компетенцию секретных разведывательных служб, разве не так? И пусть начальство там, наверху, разбирается, что конкретно в чью компетенцию входит. Уж чего-чего мне сейчас не хочется — так это чтобы полиция с ее бюрократической волокитой совала свой нос в дело, которым занимаюсь я. Итак, что у нас на данный момент имеется? — Карл, недвусмысленно высказавшись по поводу своих намерений, повернулся к Ричарду.
— Не более чем кучка несвязанных друг с другом сведений, которые, вместо того чтобы проливать на это дело хоть какой-нибудь свет, еще больше все запутывают.
Ричард открыл свой портфель и достал из него несколько документов: полицейский отчет, отчет судебного врача, его — Ричарда — собственные заметки… Карл придвинул свой стул ближе. Прежде чем сделать то же самое, я невольно пристально всмотрелась в этого англичанина, с которым когда-то целовалась. Что я знаю о нем? Что он думает обо мне? Если я разочаровала его тем, что стала флиртовать с тобой, то что он думает обо мне теперь, если ему вдруг стало известно, что я спала с его лучшим другом? Возможно, он об этом еще не знает… Ричард ответил на мой взгляд улыбкой, по которой я, как мне показалось, прочла очень и очень многое. Я уже не была для него той невинной барышней, которая очаровала его в Париже. Я была не той девушкой, в какую он может влюбиться. Пришло время ставить точку: история наших с ним отношений закончилась. Не я его отвергла — он отверг меня… Подобная ситуация позволяла ему предложить мне дружбу, а мне — согласиться на это предложение, потому что, по моему мнению, он вел себя как благородный и неэгоистичный человек. Ричард жестом попросил меня придвинуться к нему поближе.
— Что было самым необычным в данном убийстве? Значит, так. Когда ты, Карл, вошел в комнату Крюффнера, он был уже мертв: его пристрелили. Однако звук выстрела раздался позднее. Во-вторых, на трупе почти не осталось следов выстрела.
Ричард сделал паузу, а затем, взяв авторучку и листок бумаги (очевидно, чтобы делать пометки во время разговора), начал объяснять:
— В зависимости от расстояния, с которого был произведен выстрел, на теле жертвы остаются различные следы. Выстрел, при котором дульный срез ствола оружия упирается в кожу жертвы — что обычно имеет место в случае самоубийства, — оставляет так называемое кольца Фиша: это поясок обтирания — кольцевидный след, состоящий из частичек жира, масла, пыли, остатков сгоревшего пороха, — и поясок осаднения, представляющий собой повреждение кожи по краям входного пулевого отверстия, а еще так называемый знак Бенасси — закопчение в виде узкого кольца и кольцевидный ожог, вызванный огнем, вырвавшимся из дула. В случае выстрела в упор, с расстояния менее пятидесяти сантиметров, на теле жертвы остаются…
— А что имелось на трупе Крюффнера? — спросил Карл, которому надоело слушать эти нудные разглагольствования в терминах судебной медицины.
— Ничего. Точнее, только лишь поясок осаднения, являющийся результатом удара пули, вошедшей в тело.
Я задумалась, пытаясь «переварить» информацию, услышанную от Ричарда чуть раньше, и связать ее с этим последним фактом.
— Так каким же все-таки способом был сделан выстрел в данном случае?
— А никаким. Я бы сказал, что вообще не было никакого выстрела.
Мы с Карлом молча, вопросительно посмотрели на Ричарда.
— При всех видах выстрелов — из оружия, дульный срез ствола которого упирается в кожу жертвы, в упор, с небольшого расстояния, или же с большого расстояния — на теле жертвы всегда остается полное кольцо Фиша — то есть не только поясок осаднения, но и поясок обтирания.
— Но… но как могло получиться, что выстрела не было, а пулевое отверстие есть? — нетерпеливо спросил Карл.
— Существует три исключения. Первое: выстрел произведен в уже мертвого человека. У мертвецов нет кровообращения, а потому поясок осаднения не образуется. Нам данный вариант не подходит, потому что на трупе Крюффнера поясок осаднения имеется. Второе: когда оружие было очень-очень чистым и на нем не имелось ничего, что могла бы унести на своей поверхности пуля. Третье: когда входное отверстие пули является вторым по счету, то есть когда пуля сначала пронзила другого человека или другой предмет. Два последних варианта, при которых не образуется поясок обтирания, но образуется поясок осаднения, вполне соответствуют тому, что мы видели на трупе Крюффнера.
