— Думаю, вы чувствуете себя лучше, — заметил он, присаживаясь на край койки.
— Я, должно быть, ужасно выгляжу, — слабо пробормотала она.
— А вот теперь я знаю точно, что вы чувствуете себя лучше!
— Я должна попросить у вас прощения за то, что со мной пришлось так нянчиться.
— Не думайте об этом!
— Нет, но по правде, вам пришлось меня умывать… и все остальное…
— Вам не стоит об этом беспокоиться. Все время от времени страдают морской болезнью. Кроме того, я вас знаю с тех пор, как вы были еще вот такая, — он приподнял руку на несколько футов от пола, изображая рост пятилетнего ребенка, — и, хотя я не то чтобы менял вам пеленки, но имею гораздо большее право на фамильярное отношение к вам, чем большинство мужчин. — Рэйф ободряюще улыбнулся ей, но его взгляд задержался на белых длинных пальцах, сжимавших под подбородком краешек одеяла. Он нашел ее распростертой на полу, поднял, уложил в постель и ухаживал за ней три дня, запретив кому-либо из команды заходить в каюту. Он, конечно же, видел то, что сейчас таилось под одеялом, — аметистовую ночную сорочку, в изобилии украшенную кружевами, прикрывавшую эти длинные стройные ноги и прочее — но прикасался к ней не больше, чем требовали обстоятельства. Он мог только догадываться о красоте ее обнаженного тела и мягкости ее бархатистой кожи… кожи Мэтью, поэтому на солнце она должна стать золотистой… Стоит вывести Миранду отсюда на солнечный свет, чтобы посмотреть, как она созревает словно персик… Когда-то Рэйф сказал Мэтью, что сходство Миранды с отцом гарантирует ей полную от него безопасность, но теперь он не был так в этом уверен.
Тактичность, с какой он упомянул о своих стараниях, помогла Миранде преодолеть смущение.
— Боюсь, что я потеряла представление о времени. Когда мы прибываем б Людерицбухт?
— Завтра, рано утром.
— Так скоро? Но я должна встать! Я должна как следует подготовиться к встрече с немцами!
— Господи Боже! Вы только что вернулись на этот свет, и первое, о чем вы думаете — это опять алмазы! Скажите мне, Миранда, одну вещь — если эта поездка так чертовски необходима, почему сэр Мэтью не прибыл сам?
— Он нездоров, и у него очень много других проблем. Честно говоря, он не хотел, чтобы я ехала — мой брат погиб в Людерицбухте, — но я настояла.
— Итак, маленькая папочкина дочка при случае может поступать и мыслить самостоятельно, — пробормотал Рэйф. — Лучше мне это запомнить. — Он встал с постели. — Могу я помочь вам одеться?
— Конечно, нет!
Он испустил глубокий вздох насмешливого разочарования.
— И даже не позволите ни малейшего содействия, когда так много пуговиц и завязок? Нет? Ну ладно, я уверен, что расстегивать ваши пуговицы в любом случае было бы гораздо приятнее! Поднимайтесь на палубу, когда будете готовы.
Одевание заняло у Миранды больше времени, чем она предполагала. Она была слаба, трясущиеся руки не слушались ее, и пальцы с трудом справлялись с застежками. Она облачилась в те же самые простые юбку и блузу, в которых взошла на борт, потому что их было легче всего застегнуть, натянула пальто и повязала волосы шарфом. Очень осторожно, держась за стену, она прошла по коридору через салон, поднялась по лестнице в пристрой, открыла дверь и замерла, когда на нее обрушился мощный порыв ветра. Цепляясь за поручень, она двинулась вдоль шаткой палубы.
Пока она лежала без сознания, погода улучшилась, а «Корсар» приближался к атлантическому побережью Южной Африки. Хотя морской бриз был холодным и резким, сияло солнце и дождевые тучи Кейптауна остались далеко позади. «Корсар» шел под парусом, и это приносило чувство радостного возбуждения — из-за хлопающих над головой парусов, из-за соленых брызг, освежающих кожу, и главным образом из-за ветра, трепавшего одежду, волосы и заставлявшего ощущать в легких свежий воздух. Оживившись, Миранда даже была способна изобразить улыбку, когда рядом появился Рэйф и проводил ее в рубку.
— Меня несколько удивляет, что «Корсар» идет под парусом, — сказала Миранда, переводя дух. Разве у вас нет двигателя?
— Есть, но простейшей конструкции, и используется по возможности редко. Работающий двигатель съедает деньги, а ветер ничего не стоит. Вспомните, я только бедный торговец.
Миранда кивнула.
— Ясно. Знаете, вы так и не рассказали мне, какие дела привели вас к этим берегам. Вы обошлись тем, что упомянули про «понемногу того, понемногу другого».
— Разве? Ну, я просто не думал, что нам стоит обсуждать гуано.
— Что такое гуано?
— Птичье дерьмо.
Миранда нашла выражение грубым, но решила не доставлять ему удовольствия, показав, что он ее шокировал. Однако он прочел ее мысли.
— Язык менее груб, чем действительность! Птичьи выделения богаты фосфатами и являются превосходным удобрением. На островах у берегов Юго-Западной Африки гнездятся миллионы бакланов разных видов и пингвинов. Он указал на карту на столе. — Острова разбросаны вдоль берега вплоть до Людерицбухта — Ростбиф, Плюмпудинг, Альбатрос, Посейшен, Икабад, Меркюри…
— Слишком английские названия для островов, расположенных так близко к германской территории, — заметила Миранда.
— А они и принадлежат Англии, так как были аннексированы пятьдесят лет назад.
Миранда в задумчивости рассматривала крохотные точки на карте.
— Острова расположены не более, чем в двух милях от берега, — медленно произнесла она, — от алмазного берега! Как вы думаете, есть возможность, что на них могут оказаться месторождения алмазов?
— Решительно, ваш мозг работает только в одном направлении. Острова гуано — всего лишь голые скалы, но, да, я знаю, по крайней мере, одно месторождение. Однако оно не разрабатывается.
— Невероятно!
— Нет, просто разумно. Алмазы там не в таком количестве, чтобы окупить добычу, и было решено в данном случае не тревожить птиц! Без сомнения, это прозвучит для вас ужасно, но в нынешней ситуации на рынке птичьи выделения — лучшее помещение капиталов, чем алмазы.
Миранда прикусила губы, не уверенная, издевается он над ней или говорит всерьез, и тут ее внимание привлекло движение в углу рубки.
— Кстати, о птицах, — саркастически спросила она, — а это что?
— Голуби, — Рэйф нагнулся над клеткой и проклокотал птицам что-то ободряющее.
— Вижу! Но что они здесь делают? Производят гуано?
— Составляют мне компанию. — Он выпрямился и вызывающе улыбнулся. — Надо же мне с кем-то разговаривать долгими летними вечерами, когда некого насиловать и грабить?
Теперь он явно насмехался над ней, и однако же он был насильником… или не был?
— Нет, серьезно, зачем они на борту?
— А я — голубятник. При всей своей скромности могу претендовать на ведущую роль в Союзе любителей голубей Западной провинции. Этот спорт становится здесь все популярнее, а порода значительно улучшилась с тех пор, как были завезены голуби, которых успешно использовали во время войны.
Миранда глянула на него в изумлении, пытаясь представить этого сильного, исключительно мужественного человека в образе голубятника. Однако голова у нее все еще шла кругом после болезни, и она воздержалась от вопроса, когда в рубке появился сержант Кинг с тремя кружками чая. Миранда охотно приняла кружку — ей действительно захотелось чая, впервые за три дня.
— Вы были в Англии с тех пор, как… это случилось?
— Вам следовало немного подумать, прежде чем задавать подобный вопрос. Вы можете представить, какой бы я встретил прием? Нет, Миранда, я никогда не смогу вернуться.
— Но ваша команда… разве они не хотят вернуться домой? Разве у них нет семей?
— Все они одинокие люди и вольны жить, где хотят. Поэтому все они предпочли остаться со мной.
Миранда немного помолчала, пытаясь представить образ другого Рэйфа Деверилла, человека, способного внушить такую верность.
— Когда вы оставили Англию, вы сразу отплыли в Кейптаун? — поинтересовалась она.
— Я сначала отправился на Карибы, а в Южную Африку прибыл в конце 1908 года.
— Сразу после того, как на этом побережье были найдены алмазы?
— Точно, — и его губы изогнулись в ироничной улыбке.
Миранда была слишком поглощена своими мыслями, чтобы заметить его реакцию. 1908 год был годом смерти Филипа, и воспоминание об этом плюс упоминание об алмазах заставили ее полностью сконцентрироваться на своей миссии. Она допила чай и спустилась вниз, чтобы съесть полноценный обед — ей необходимо было восстановить физические, а главное — моральные силы перед предстоящим сражением.
Когда Миранда проснулась следующим утром, она ощутила сильную вибрацию, проходящую через ее тело — на «Корсаре» завели двигатель Она выпрыгнула из постели и подбежала к иллюминатору. Утро было ясным, и под розовыми рассветными лучами «Корсар», миновав маленький остров, прокладывал среди рыбачьих лодочек путь по направлению к молу, надвигавшемуся из бухты. За гаванью острый взгляд Миранды различал нагромождение домов, гнездившихся среди серого гранита скал и красно-золотых дюн. Над острыми двускатными крышами и слуховыми окнами возвышался острый шпиль церковной башни. Сердце Миранды зачастило. Видел ли все это Филип?
