— Может быть.
— На стадионе я кричу. Веду себя неподобающим образом. Это пугает людей.
Ник смотрела на него, нахмурившись.
— Вы собираетесь умереть у меня на руках?
— О, Боже! — возбужденно воскликнул Моран. — А если вы попадете под пресловутый фургон с мороженым? Решайте. Хотите вы или не хотите сходить на матч «Книксов»?
— Я никогда особенно не любила баскетбол…
— Тогда не делайте мне одолжения…
— Но… да. Хорошо.
— Отлично, — сказал он, ловя ее на слове. — Я вам позвоню. — И зашагал прочь.
— Хорошо, — проговорила Ник ему вдогонку.
Потом быстро повернулась и направилась к своему дому быстрым шагом, хотя у нее ныло все тело. Через несколько минут она уже подходила к подъезду. Приблизившись к посту Фернандо, Ник увидела, что уже почти час.
— Фернандо, — обратилась она к охраннику.
— Да, мисс Столлингс.
— Через некоторое время прибудут люди из «Эйпекс Клинерс». Вы можете проводить их наверх ко мне?
— Хорошо, мисс Столлингс.
Ник вспомнила, что у нее нет ни наличных, ни чековой книжки, чтобы заплатить чистильщикам. Мысль о том, чтобы пойти сейчас в банк, заставила ее содрогнуться.
— Фернандо, я боюсь, что мне придется попросить вас еще об одном одолжении.
— Пожалуйста, мисс Столлингс.
— Я… потеряла свою чековую книжку и банковскую карточку. Если я позвоню в банк и скажу им, что вы придете, — не попросите ли вы кого-нибудь постоять здесь, у двери, пока сбегаете в банк за моими деньгами? Сегодня мне не хочется посещать публичные места.
Фернандо полез в карман и достал из него толстую пачку денег.
— Сколько вам нужно, мисс Столлингс?
— Это очень мило с вашей стороны, Фернандо, но я боюсь, что мне нужно не менее трех-четырех сотен долларов. — Охранник стал откладывать в сторону одно- и пятидолларовые купюры, быстро обнаружил скрытые в глубине пачки двадцатки и пятидесятки, отсчитал четыреста долларов и с улыбкой протянул их Ник.
— Я… выпишу вам чек… как только получу новую чековую книжку, — смущенно проговорила она. Потом направилась к лифту, но по пути остановилась. — Спасибо, — с чувством сказала Ник, имея в виду: за все.
— Вы у нас знаменитость, мисс Столлингс. Спасибо вам.
Ник поднялась наверх и зашла в свою квартиру. Она не могла избавиться от дрожи и не стала снимать пальто. Проходя мимо пятна, Ник на этот раз остановилась, повернулась и заставила себя посмотреть на него. При виде отчасти покрывшейся корочкой, отчасти блестящей, глянцевитой красноты Ник присела. Она глубоко вздохнула, не сводя глаз с пятна. Смотрела, пока позыв к рвоте не ослабел. Тогда Ник села. Вдохнула воздух, отметив, что приторный запах гнили, который она ощутила накануне, сохранился. Может быть, полицейские спрыснули чем-то пол или тело? Ник знала, что должна открыть окно, но не могла заставить себя встать. Она снова посмотрела на пятно. Оно казалось бесконечным, движущимся, поднимающимся по дивану, пронизывающим его до глубины, до древесины. Ник хотелось уснуть, но она знала, что сон в этой квартире придет к ней только после того, как здесь все вымоют. Ей нужно пойти к матери. Или к Джоанне и Фрэнки. Она могла бы позвонить Тодду. И тут Ник ощутила довольно явственное желание секса, обуревавшее ее, несмотря на измотанность. К собственному ужасу, Ник поймала себя на провокационной фантазии: как она раздевается, приветствуя бригаду чистильщиков из «Эйпекс Клинерс».
«Нет. Меня только что показывали по телевидению. Они меня узнают. Они кому-нибудь расскажут».
«Нет. Они обрадуются. Я знаю, как им понравиться. Кому они расскажут? Никто никогда никому не рассказывал».
«Я наркоманка. Мне еще повезло, что я не за решеткой».
Звонить Мартине было еще рано. Раздался звонок в дверь. Ник встала, чтобы впустить бригаду. Ник была потрясена, обнаружив, что, как всегда, не уверена, желает ли она, чтобы мужчины оказались привлекательными (тогда у нее возникнет искушение раздеться) или же непривлекательными (и тогда такое искушение не возникнет). Ник открыла дверь. Бригада состояла из двух мужчин, один из них был брюнет, другой — блондин. Ни одного из них нельзя было назвать привлекательным, хотя брюнет обладал обаянием.
«О, Боже…»
Ник провела их в гостиную и показала пятно.
— Никаких вопросов, пожалуйста, — сказала она.
Рабочие стали изучать пятно. Ник была уверена, что блондин ее узнал.
Она села в кресло и стала наблюдать. Брюнет время от времени бросал на нее взгляды. Один раз Ник ответила ему тем же, но сразу оборвала контакт: она то ли не желала, то ли не могла вновь обрести энергию, некогда концентрировавшуюся в ее взгляде. Через час позвонила мать, чтобы сообщить хорошие новости об отце. Ник заплакала. Она оперлась на стул, стоявший возле аквариума, и стала наблюдать за рыбками, игриво передвигавшимися в своем подводном мирке.
Телефон звонил часто, но Ник отключила звонок и звук на автоответчике; было слышно только шипение и щелчки. По требованию Ник, бригада из «Эйпекса» заменила ковровое покрытие и отциклевала пол под пятном. Брюнет бросал взгляды на Ник, но она ни ободряла, ни обескураживала парня, встречаясь с ним глазами.
Уборка заняла три часа, и Ник, к собственному стыду, не придумала ничего лучшего, как наблюдать за действиями рабочих.
Когда чистильщики ушли, стало темнеть. Ник зажгла свет во всей квартире и легла на кровать поверх одеяла, надеясь вздремнуть. Когда она проснулась, было за полночь, и звонить Мартине уже было поздно. Ник так и лежала на кровати в освещенной квартире, опасаясь по ней пройти. Каждый раз, когда она закрывала глаза, звуки, голоса и образы последних трех дней всплывали в ее воображении, не давая заснуть. Ник повернулась на кровати и посмотрела на автоответчик. Включила его и начала перематывать пленку, но вдруг, потеряв желание слушать все послания, нажала на кнопку воспроизведения звука, включившегося с середины послания ее агента, Линды.
«…В общем, как бы то ни было, пожалуйста, позвони, как только получишь это послание. Хорошо? Это очень важно».
Раздался гудок.
«Ник? Это снова Линда. Я просто схожу с ума. Натали Ле Винь звонит, клянусь тебе, через каждые пятнадцать минут. А недавно позвонил сам Сидней Хальперн. Я не разыгрываю тебя. Он сказал, что видел тебя в новостях. Еще он сказал, что не оценил этого при встрече, но теперь понял: тебя любит камера. Ради Бога, прослушай свой чертов автоответчик. И вот еще что. Сидней летит обратно в Лос-Анджелес завтра днем. Но они теперь даже не просят прийти на просмотр. Это очень ценное предложение. Съемки в течение трех месяцев в Северной Каролине. Он хочет встретиться с тобой за завтраком и ответить на все вопросы, какие могут у тебя возникнуть. Ну, как ты можешь не прийти? Они буквально сходят с ума. Я сказала им, что ты обдумываешь предложение. Понимаешь, должна же я была сказать им хоть что-нибудь. Пожалуйста, пожалуйста, позвони мне, иначе у меня будет сердечный приступ и я умру. Ах, дорогая, я… не это имела в виду… выбрала не те слова. Где ты, черт возьми, пропадаешь?» Это был конец послания.
Ник почувствовала легкую дрожь в плече. Впечатление было такое, словно плечо тряслось от смеха. Оно дрожало и дрожало. Она хотела засмеяться всем телом, но страх перед тем, что все еще оставалось в гостиной, не позволял ей этого сделать. «Я должна заснуть», — снова подумала Ник, опять ложась и закрывая глаза. Она пыталась глубоко дышать. Встала и выключила свет в спальне, чтобы он не бил в глаза. Дрожь не унималась. Села и попыталась медитировать — впервые за последние годы, — но не смогла вспомнить свою мантру.
Достала вибратор на ощупь из-под кровати. Пыльный аппарат никогда раньше не казался Ник таким большим и неуклюжим. Надпись «Панасоник» выглядела верхом нелепости. Через некоторое время Ник поняла, что не испытывает никаких сексуальных ощущений. Она положила вибратор обратно под кровать. Надела наушники, но сердцебиение заглушало доносившуюся из радиоприемника музыку. Кроме того, Ник подумала: «Если в квартире есть призраки, я хочу услышать их приближение».
Проснувшись рано утром, Ник включила телевизор, но там возникли помехи, и она его тут же выключила. Прошла в ванную и стала просматривать журнал «Архитектурный дайджест» годовой давности, который был куплен, когда они с Хелом думали о покупке дома. Возвращаясь в спальню, Ник решила оставить дверь открытой, чтобы туда проникал свет из гостиной и прихожей. Открыла шкаф, чтобы убедиться, что он пуст. Встала на колени и заглянула под кровать. Поднялась и посмотрела в окно. Подошла к нему поближе, села в стоявшее рядом кресло, откуда виден был клочок неба, и со смешанным чувством стала смотреть на отдаленную, слабо мигающую звезду, едва заметную сквозь городскую мглу.
Ни одно желание не пришло на ум сразу.
«Всемогущий Бог! На небосводе горит небольшая звезда, она горит, но я не знаю, чего пожелать, о чем молиться. Я чувствую себя так, словно исчерпала отпущенный мне запас желаний. Спасибо тебе… за все. С другой стороны, Джеффри лгал мне о своей сексуальной жизни, так что я, похоже, приобрела билет СПИДовой лотереи. К тому же общеизвестно, что я наркоманка. Я ничего не знаю о сексе. Нет, я многое знаю о сексе, но — у меня такое чувство, словно я заключена в какую-то ненадежную тюрьму, стенами которой служат мое тело и мои желания. Кажется, я снова возвращаюсь к жизни, но боюсь, захочу покончить с ней счеты. Я всегда этого боялась. Никогда не чувствовала себя в безопасности. Ладно. Кажется… я молю тебя о том, чтобы у меня хватило денег на то, чтобы продолжать посещать Мартину. Хотя непонятно, о чем может молить Бога девчонка, у которой все есть. О крепком сне? Это было бы чудесно…»
