Они сидели вместе и ели печенье, затем Гартнайт вновь взялся за стамеску. Именно в тот момент, когда он работал над сложной конфигурацией полумесяца, а Брид наблюдала и хихикала над тем, как Адам называл незнакомыми словами окружавшие их растения и деревья, Гартнайт вдруг прекратил обтесывать камень и прислушался. Брид мгновенно замолкла. Она в испуге озиралась вокруг.
— Что случилось? — Адам поочередно смотрел на них.
Она приложила к губам палец, глядя на лицо брата.
Адам напряг слух, но ничего не услышал, кроме слабого шепота ветра, дующего сквозь сухие стебли вереска.
Неожиданно Гартнайт что-то велел Брид, и это вынудило ее действовать. Она вскочила и схватила Адама за руку.
— Пошли. Быстро. — Этим словам он уже научил ее.
— Зачем? Что произошло? — Он был в замешательстве.
— Пошли. — Она тащила его от брата в сторону деревьев.
— Брид! — Гартнайт вернул ее. Он быстро пробормотал ей что-то, она кивнула, по-прежнему крепко сжимая руку Адама. Туман вновь опустился на холм, и они попали в его полосу, когда Адам увидел вдалеке две приближающиеся фигуры. Было ясно, что Брид не имела намерения позволить ему встретиться с ними. Через несколько секунд они с Брид скрылись в тумане, а визитеры исчезли из поля зрения.
Она шла впереди, уверенно распознавая ориентиры, которые он не мог видеть, и очень скоро они оказались на том месте, где он впервые увидел ее.
Он нервно озирался вокруг. Наверняка Гартнайт и оба незнакомца находились в нескольких шагах от камня. Он взглянул назад и увидел маячившие во мраке контуры камня, затронутые теперь ранним утренним солнцем. Ни Гартнайта, ни его непрошеных визитеров не было видно.
— Кто они? — Адам жестами задал этот вопрос.
Брид пожала плечами. Ясно, что вдаваться в объяснения было слишком сложно, а она по-прежнему испытывала страх. Она потянула его за руку и, приложив палец к губам, вновь возглавила спуск с холма. Гартнайта и след простыл.
День был испорчен. Брид явно боялась и, хотя и села рядом с ним, когда он указал на укрытый от обозрения валун, с которого они могли просматривать долину, по-прежнему озаренную солнечным светом, через несколько минут поднялась.
— До свидания, А-дам. — Она взяла его за руку и слегка дернула.
— Я могу прийти завтра? — Он был не в состоянии скрыть тревогу в голосе.
Она улыбнулась и пожала плечами.
— Завтра?
Но как передать жестами слово «завтра»? Он также пожал плечами, признав поражение.
Она покачала головой и, слабо махнув рукой, повернулась и бесшумно побежала назад вверх по склону. Разочарованный, он вновь тяжело опустился на валун.
На следующий и на второй день ее не было. Он дважды снова взбирался на холм и дважды весь день искал их хижину и камень Гартнайта, но не обнаружил никаких признаков ни того ни другого. Оба раза он возвращался домой разочарованный и озадаченный.
— Где ты был весь день? — Отец сидел напротив него в холодной столовой.
— Гулял. — Руки мальчика нервно сжали нож и вилку, и он положил их на тарелку.
— Сегодня на почте я встретил миссис Джилспай, она сказала, что ты не ходишь играть с ребятами.
— Не хожу, отец.
Как мог он объяснить косые взгляды, смешки?
Он изучал с повышенным вниманием рисунок на своей тарелке, как будто фиксируя сетчаткой глаза тонкие узоры листьев плюща по ее краям.
— Ты собираешься возобновлять учебу? — Пастор проявлял настойчивость. Его глаза налились кровью, вокруг них обозначилась краснота, его руки слегка тряслись. Когда его тарелка наполовину опустела, он перестал есть и отставил еду в сторону. Адам не мог отвести взгляда от остатков ужина отца. Когда он сам оставлял что-нибудь недоеденным, ему, как правило, читалась лекция о расточительстве и приказывалось не выходить из-за стола и доедать до конца. Охваченный неожиданным возмущением, он желал набраться смелости сказать что-нибудь, но промолчал. Атмосфера в комнате становилась напряженной. Он ненавидел это и, наконец, осознал, что ненавидит своего отца.
Он с удрученным видом покачал головой, когда отец предложил ему бисквит, оставшийся на буфете, и сидел, понуря голову, в то время как Томас, явно обрадованный тем, что ужин закончился, быстро прочитал благодарственную молитву и поднялся из-за стола.
— Мне нужно написать молитву. — Это было сказано с почти извиняющейся интонацией.
Адам взглянул на него. На какое-то мгновение его охватило чувство сострадания, когда его глаза встретились с глазами отца. В следующий миг он отвел в сторону уже холодный взгляд. В конце концов, в их несчастье виноват отец.
— А-дам! — Она подкралась к нему, когда он лежал на траве, закрыв глаза рукой от ослепительного солнца.
Он убрал руку и улыбнулся, оставаясь лежать.
— Где ты была?
— Привет, А-дам. — Она встала рядом с ним на колени и бросила горсть семян травы ему на лицо. — А-дам, песочное печенье? — Она указала рукой на лежавший рядом рюкзак.
Он засмеялся.
— Ты жадная особа, вот ты кто. — Он развязал рюкзак и достал коробку с печеньем. Его радовало, что она запоминала слова. Он взглянул вокруг. — Гартнайт?
Она покачала головой.
Когда он стал вглядываться в плиту с крестом, чтобы увидеть, там ли ее брат, она сделала запретительный жест пальцем.
— Нет, А-дам. Туда нельзя.
— Почему? Где ты была? Почему я не мог тебя найти? — Его все больше раздражала неспособность нормально общаться с ней.
Она села рядом и стала снимать крышку с коробки с печеньем. Казалось, она не проявляла интереса к продолжению разговора и, облокотившись о землю, всасывала мягкое печенье, облизывая губы. Из-за тучи выглянуло солнце, отбрасывая светлый луч на ее лицо, и она закрыла глаза. Он изучал ее несколько секунд. У нее были темные волосы и строгие правильные черты лица. Когда ее светло-серые раскосые глаза были, как теперь, закрыты, лицо ее казалось спокойным, но решительным, а когда они были открыты, выражение лица становилось живым и пытливым. В ее глазах отражался серебристый отблеск, а плотные изогнутые губы забавно подергивались. Она подсматривала за ним из-под длинных темных ресниц, сознавая, что он изучает ее, реагируя на это с инстинктивным кокетством, чего ранее за ней не замечалось. Неожиданно она села.
— А-дам. — Теперь она произносила его имя более свободно, более нежно, но с той же интонацией, которая так забавляла его.
Он резко прервал изучение ее лица, почувствовав, что краснеет.
— Настало время научиться языку друг друга, — твердо заявил он. — Тогда сможем поговорить обо всем.
Грациозно качнув бедрами, она оперлась на колени и указала на долину, откуда он пришел.
— А-дам, много песочное печенье? — произнесла она упрашивающе.
Он рассмеялся.
— Хорошо. Еще печенья. В следующий раз.
Он не рассчитывал следовать за ней. Просто не мог совладать с собой и провел день, обучая ее словам, удивляясь феноменальной памяти, которая безошибочно удерживала все, что он говорил ей. Он учил ее, как называются деревья, цветы, птицы; одежда, которая была на них надета; учил, как сказать «руки», «ноги», «голова», «глаза», «идти», «сидеть», «бежать». Он называл все предметы, лежавшие в рюкзаке, учил произносить «небо» и «солнце», «ветер», «смеяться», «плакать», и они «беседовали», смеялись и уплели все печенье. Наконец она взглянула на солнце, нахмурилась, поняв, видимо, что уже поздно, и поднялась на ноги.
— До свидания, Адам.
Он был удивлен.
— Но еще несколько часов до наступления темноты. Ты уже уходишь?
Уговаривать было бесполезно. Она пожала плечами, повернулась и, слегка помахав рукой, обогнула каменную плиту и скрылась из виду.
Он вскочил.
— Брид, подожди. Когда мы увидимся? Когда мне приходить?
Ответа не последовало. Он пробежал за ней немного и остановился в замешательстве. Ее и след простыл. Он вернулся назад к тому месту, где только что находился, а затем, повернувшись, последовал по ее стопам. После полудня вновь начал сгущаться туман. Он стоял, положив руку на камень, вглядываясь перед собой, и вдруг увидел ее, сбегающую по холму при слабом солнечном свете. Он двинулся за ней, на этот раз не выкрикивая ее имени, намеренно следуя за ней на расстоянии и запоминая путь, по которому они идут.
Она шла по протоптанной тропинке, которую он не помнил. Он нахмурился, вглядываясь в лес, раскинувшийся внизу справа от него. Это место, где должны быть шотландские сосны. Шотландские сосны были, но их было слишком много — намного больше, чем он помнил, если только они уже незаметно не проследовали в другую долину. Это было вполне возможно. В горах часто не замечаешь хребтов и долин, пока на них не побываешь. Он видел, что она быстро исчезает из поля зрения, и следовал за ней, чувствуя сильный запах вереска, обожженной солнцем земли и горных пород. Над его головой кричал канюк, дикий мяукающий визг которого становился все слабее, по мере того как он взмывал по спирали все выше и выше, пока не превратился в точку в голубом небе.
