— Я ведь такое не часто говорю, — проворчал он. — Я не скажу первой встречной женщине, что люблю ее. Разве тебе это безразлично?
Они целовались, стоя у кровати, но тут вдруг Аврора отступила на шаг назад. Она, казалось, сделалась недоступной и не такой влюбленной в него, как еще минуту назад.
— Такое лестно услышать, — сказала она.
— Ты так полагаешь? — спросил Джерри, сбитый с толку. — Тебе не хочется, чтобы я тебя любил?
— Ну почему же, конечно, хочется, — сказала Аврора с улыбкой, но прохладно.
У Джерри комок подступил к горлу. У него возникло какое-то непонятное чувство, но при этом он ощутил, что это чувство ему уже знакомо. Именно для того, чтобы избежать подобных сцен и подобных минут, он и не расставался с ней. Он опасался, что у них с Авророй могло выйти что-нибудь в том же роде, что и с другими его женщинами, и именно поэтому он и старался избавиться от нее. Теперь земля между ними стала пропастью, и пропасть становилась все шире и глубже, все только потому, что он снова понял, что любит эту дьявольскую женщину, о чем он ей и сказал.
— Что же мы тогда здесь делаем? Зачем ты приезжаешь ко мне? — спросил он. — Зачем, если тебе не хочется, чтобы я любил тебя?
— Чтобы заниматься с тобой сексом, — сказала Аврора.
Джерри поморщился, не столько от того, что она сказала, а скорее, от того, что она сказала это таким тоном. А сказано это было все тем же несерьезным тоном. Она не сердилась на него и не была сурова с ним, всего несколько минут назад они целовались, но она, кажется, не приняла его объяснений в любви всерьез. Ничего странного, казалось, не произошло, но в нем поднялось какое-то странное Чувство, и он сказал:
— Во что я скажу тебе. Я тебя люблю.
С чего бы это ей отодвигаться от него?
Он решил, что она просто пошутила. Она постоянно подшучивала и посмеивалась над ним, она делала замечания — иронические, саркастические, грубовато-вульгарные, или же, бывало, несла всякую околесицу. Довольно часто ее шутки заставали его врасплох — он понимал, что она тоньше, и настроиться на ее чувство юмора ему никогда не удастся. Возможно, что то, что он принял за возникшую между ними пропасть, было очередной ее шуткой. Может быть, она оттолкнула его, чтобы привязать еще сильнее.
— Ты пошутила? — произнес он.
— Я пошутила? — Она подошла к нему и обняла его за шею. — Ну скажи мне, я и сейчас шучу?
— Мне кажется, ты сумасшедшая, — сказал Джерри. — Что я тебе такого сказал? Что люблю тебя? Так почти всем женщинам нравится, когда им такое говорят.
— Ну вот, приехали, — сказала Аврора. — Обобщение. Надеюсь, это хотя бы справедливое обобщение. В самом деле, почти всем женщинам нравится, когда им говорят, что их любят, но только искренне, мой дорогой. Лишь тогда, когда они могли бы в это верить, иначе это может оттолкнуть, в чем ты только что и убедился.
— Так ты не веришь мне? — возмутился Джерри. Ему просто не могло прийти в голову, что этому его «люблю тебя» можно было не поверить, хотя в данном случае его слова прозвучали неожиданно и для него самого. Он не собирался говорить ничего подобного и не ожидал, что скажет.
— Да ладно тебе, — сказала Аврора, придвигаясь ближе. Тут она укусила его в шею — так сильно, что он дернулся от боли, но она не отпускала. На миг у него возникло желание выкинуть ее из окна. Но он не выкинул ее из окна, зато между ними произошла яростная борцовская схватка, после чего оба обнялись. Когда все это закончилось, Джерри все же было грустно, что Аврора отнеслась к его чувствам столь скептически. К таким сильным его чувствам!
— Наверное, я была слишком сурова с тобой, — сказала Аврора, поглаживая то место, куда укусила его. Кожа была слегка прокушена.
— Ты вела себя отвратительно, — подтвердил Джерри. — Я и вправду люблю тебя, и если бы это было не так, меня бы давно здесь не было.
Вот теперь, по крайней мере, Аврора не казалась недоступной. Но глаза ее наполнились грустью.
— Так ты скоро уедешь? — спросила она.
— Да нет, я пока никуда не собираюсь, — сказал Джерри. — Но ты и вправду очень нужна мне, хоть ты этому и не веришь.
— А как же твои пациенты? — спросила Аврора. — Ты что, закажешь автобус и возьмешь их с собой?
Джерри не ответил. По правде говоря, размышляя о переезде в Элко, он чувствовал себя несколько виноватым перед своими пациентами. Никого он, в сущности, не вылечил, скорее поддержал их на плаву, подолгу выслушивая их и обходясь минимумом советов. Пэтси была права, назвав его приходским священником. Он никого не вылечил, но он давал им что-то вроде постоянной поддержки, он подбодрял их. И все же он был нужен своим прихожанам. Иметь небольшую поддержку для них было лучше, чем не иметь никакой поддержки.
— Скажи же что-нибудь, — потребовала Аврора. — Ты собрался сбежать от меня и от своих пациентов, и если это так, то зачем изображать, что ты так потрясен, когда я решила не поверить твоему коротенькому объяснению в любви?
— Ну, не такому уж и коротенькому, — сказал Джерри. Ее стремительное отступление, после того как он сказал это, все еще причиняло ему боль. Шея тоже болела.
— Ну, это уж мне решать, а я решила, что было оно весьма скромным, — сказала Аврора. — Когда я слушаю твоих пациентов, мне кажется, что они раздавлены жизнью. Мне кажется, они видят в тебе врача. Сомнительно, чтобы многим из них пришло в голову, что ты просто пустозвон.
— Да я ведь никуда и не уехал, — стал оправдываться Джерри. — И в чем ты видишь мое пустозвонство?
— Это ты — психиатр? — произнесла Аврора. — Я могла бы рассказать тебе, что ты собой представляешь в качестве психиатра. Это было бы самонадеянно с моей стороны, ведь я — не психиатр. Я просто придираюсь.
— Да, ты придираешься.
— Я знаю, — продолжала Аврора. — Мужчины ворчали, что я капризничаю с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. За все это время я слышала описание своих недостатков сотни раз.
Она умолкла. Джерри пожалел, что она не уехала, но с другой стороны, он понимал, что если отпустит ее домой в таком расстройстве, то и сам будет печалиться и винить себя во всем целую ночь, хотя он ничего не сделал такого, за что можно было бы винить себя. Это он помнил точно.
— Придираюсь я или нет, но я признаю, что ты — очень милый человек, — сказала Аврора сдавленным голосом. — Именно потому, что ты такой милый, у меня и возникла эта никому не нужная страсть к тебе. Из-за того, что ты такой милый, ты позволил мне насладиться моей любовью к тебе, и это было так благородно. Вполне возможно, что эта любовь — последняя в моей жизни, поэтому она так много значит для меня. Но я никогда не была такой дурой, чтобы надеяться, что и для тебя все это может многое значить. Вот поэтому у меня возникает желание отодвинуться от тебя, когда ты вдруг начинаешь говорить, что любишь меня. Мне кажется, ты говоришь это, только чтобы успокоить самого себя.
— Ты хочешь сказать, что я люблю лишь одного себя? — спросил Джерри.
— Нет-нет, — сказала Аврора, соскользнув с кровати. Усталым движением она подобрала платье и отправилась в ванную переодеться. Джерри сел в постели и не вылезал из нее. Ему показалось, что предстоящая ночь будет ночью грусти и печали. Может быть, пойти в магазин и взять напрокат какой-нибудь фильм с кунг-фу? Совсем неплохое средство против некоторых видов депрессии.
Аврора скоро вышла из ванной, застегивая платье.
— На чем мы остановились? — спросил Джерри, изображая из себя приятного собеседника. Он все еще надеялся развеять ее грусть, пока она не уехала домой.
Аврора уселась на стул напротив кровати и подняла с полу чулок. До того как приехать к Джерри, она побывала в гостях у Паскаля. Паскаль был с ней грустен с тех пор, как его выписали из больницы. Он никогда не забывал упомянуть, что она бросила его после того, как он разбил себе голову, спеша ей на помощь. И все же, ведь не угадаешь — а вдруг Паскаль как раз и послан ей судьбой? Поэтому, отправляясь к нему, она старалась одеваться так, чтобы соблюдать какие-то рамки. Она даже надевала чулки. И несмотря на некоторую дозу грусти и печали, им все еще удавалось доставить друг другу некоторое удовольствие.
Но вот заканчивался еще один день, в сердце ее была грусть, и в чулки влезать ей не хотелось. Вместо того чтобы надеть их, она смотала и засунула их в сумочку.
— Ну, мы вообще-то обсуждали твою карьеру — карьеру пустозвона, — сказала Аврора. Она придвинулась к краю его кровати и включила лампу над кроватью, чтобы рассмотреть его получше. Пустозвон он был или нет, но он был привлекателен, никогда он не был привлекательней, чем в те минуты, когда грустил или чувствовал, что его не понимают, или же обижался на то, что его не принимали всерьез. Она нежно прикоснулась к его лицу, чтобы показать ему, что ничего плохого о нем она не думает.
