— Достань его! — проговорил Фредди, и его слова тут же поглотили басовые звуки ударной установки, но Дороти-Энн смогла читать по губам.
Женщина посмотрела на него широко открытыми глазами, потом протестующе огляделась вокруг.
Мужчина покачал головой.
— Забудь о них! — с нажимом выговорил он. — Они не заметят!
Минуту она колебалась, потом ее пальцы расстегнули металлические пуговицы, и рука скользнула в ширинку.
Упругая длина его великолепно тяжелого горячего пениса говорила о полной готовности. Она обхватила фаллос у основания и попыталась освободить из узкой джинсовой тюрьмы.
Он почти выпрыгнул ей в руку.
И снова этот танец в сновидении совершил невозможное: ее юбка и трусики вдруг перестали быть помехой, и его член устремился к ней, словно жалящая змея. Дороти-Энн зачарованно вскрикнула, когда он вошел в нее.
Сначала она ощутила себя онемевшей, парализованной, а потом ее лоно раскалилось, словно печка.
Теперь их танец превратился в подлинное безумие. Дороти-Энн обо всем забыла, словно язычница, возносящая молитву Приапу[4], соединенная с Фредди его мощным двигающимся пенисом.
Никогда раньше она не испытывала такого горячего желания достичь цели. У нее кружилась голова. Это казалось блаженством — одновременное радостное возбуждение и агония, и ее сексуальный голод не знал границ. Она больше не слышала музыки, только ощущала ритм их тел, двигающихся в потрясающем синкопе.
И потом наступил этот момент. Первый оргазм заставил ее воспарить. Каким-то образом она обвила ногами его талию и отчаянно цеплялась за него, отклоняясь назад, пока ее волосы не коснулись пола, их дергающиеся тела слились в единое целое.
Сильные скользящие толчки участились, сотрясая и заставляя дрожать все ее тело. Дороти-Энн закрыла глаза и вскрикивала при каждом мощном ударе. Она уже чувствовала, что ее вот-вот накроет следующая приливная волна, которая поглотит ее полностью, и женщина подумала, что наверняка умрет.
Жизнь, смерть, вечность! В виражах страсти мечты и загадки Вселенной обнажились во всем своем великолепии. Ответы были здесь, в семенах жизни, которые он оставит в ней!
Дороти-Энн восторженно подумала, что этот великий акт, пребывающий вне времени, может длиться вечно, без конца.
«Прошу тебя, Господи, — взмолилась она, — не дай ему остановиться».
Но прежде чем из горла Фредди вырвалось рычание, он вышел из нее, мягко, но твердо снял ее ноги со своей талии, поднял женщину и поставил на пол.
Дороти-Энн смотрела на него обиженно и смущенно. Она не понимала, что произошло. Почему он захотел остановиться? И почему так рано?
— Я должен уйти, — мягко отталкивая ее, произнес Фредди.
Она была потрясена. Не могла в это поверить. Они едва начали!
— Не уходи, — взмолилась Дороти-Энн. Теперь, когда он покинул ее лоно, ужасная режущая боль раздирала ее. — Прошу тебя, Фредди, останься со мной!
— Я не могу. — Он все отступал назад, ввинчиваясь в толпу, словно влекомый неподвластной ему силой.
Дороти-Энн протянула вперед обе руки.
— Фредди! — отчаянно выкрикнула она. — Не оставляй меня!
Как-будто при замедленной съемке, он улыбнулся, приложил руку к губам и послал ей воздушный поцелуй. И тут танцор с веерами вдруг снова возник перед ней. Вместо лица у него была отвратительная маска театра Кабуки[5], и он, словно гипнотизируя, размахивал бесцветными, призрачными веерами, скрывая Фредди от ее взгляда. Когда веера исчезли, она увидела, что муж уже далеко.
Веера опять задвигались взад и вперед, расшивая воздух калейдоскопом красок и стежков.
И снова разошлись.
Фредди исчез.
— Фредди! — закричала Дороти-Энн. — Фредди! Фредди!
Она почувствовала, что ее кто-то трясет, и чей-то голос прорвался сквозь плотное, похожее на вату, покрывало сна.
— Проснись, давай же, детка. Тебе приснился плохой сон.
— Фредди! — Дороти-Энн резко села в кровати. Сердце бешено билось, она чувствовала, как кровь сумасшедшими толчками переливается в венах, и огляделась дикими глазами. — Куда он ушел? Он был здесь!
— Все в порядке, — негромко успокоила ее Венеция, пододвинувшая кресло к кровати и так проведшая ночь, причем ее платье от Иси Мияке ничуть не пострадало от того, что в нем спали. — Это всего лишь сон.
Дороти-Энн потрясла головой, словно намереваясь прочистить мозги.
— Но… все казалось таким реальным!
Венеция засмеялась.
— Похоже, судя по тому, как ты молотила тут все вокруг. Детка! Я впервые услышала о женских поллюциях!
Дороти-Энн хмуро посмотрела на нее:
— Что… ты имеешь в виду?
— Ты так вертелась, словно занималась любовью. Ради Бога! Не смущайся ты так. Это все снотворное. Доктор Нури предупредил меня, что ты можешь повести себя странно.
Вдруг острая боль пронзила внутренности Дороти-Энн. Ее лицо сморщилось от сильного страдания.
— О Боже! — выдохнула она.
— Лапочка! — встревожилась Венеция. — Что случилось?
— Я… не знаю…
Живот Дороти-Энн снова конвульсивно дернулся, она обхватила себя руками, стараясь не кричать.
Венеция вскочила на ноги, откинула одеяло и подняла ночную рубашку Дороти-Энн.
Ей хватило одного взгляда.
У Дороти-Энн началось сильнейшее кровотечение.
Венеция схватила телефон, стоящий у кровати, и набрала домашний номер доктора Нури, который тот нацарапал на своей визитной карточке. Она нетерпеливо меряла шагами комнату, дожидаясь, пока на том конце ответят.
«Ну, давайте, — внушала она, — ну снимите же трубку, кто-нибудь…»
После шестого гудка трубку сняли.
— Алло? — сонно пробормотал голос.
— Доктор Нури? Говорит Венеция Флуд. — Она взглянула на Дороти-Энн, потом отвернулась и прикрыла микрофон рукой. — Вам лучше приехать сюда как можно скорее. Я думаю, что у миссис Кентвелл выкидыш.
Венеция словно тигрица металась по комнате ожидания. Она ненавидела больницы, даже такие просторные, как современный Маунт Олив Медикал Сентер. К тому времени, как появился хирург, женщина уже раз десять позвонила по своему сотовому телефону, и все впустую.
Все еще никаких новостей о Фредди.
А теперь еще и это.
Доктор Чолфин, хирург, даже не сменил своей зеленой формы, и Венеция бросилась к нему, едва он вошел в дверь.
— Как она, доктор?
— Миссис Кентвелл в послеоперационной реанимации. Теперь можете успокоиться. С ней все будет в порядке.
— Слава Богу. — От облегчения Венеция выдохнула так, что у нее закружилась голова. — Это первая хорошая новость за последнее время. Есть проблемы?
— Некоторые. — Казалось, доктор колеблется. — Насколько вы близки с ней?
Венеция посмотрела ему прямо в глаза.
— Очень. Мы почти как сестры, а что?
— Мне хотелось бы, чтобы рядом с ней кто-то был, когда я скажу ей.
Венеция произнесла едва слышно:
— О чем? О том, что она потеряла ребенка?
— И об этом тоже. — Врач кивнул. — Но главное о том, что нам пришлось провести экстренное удаление матки. Вот почему мы так долго возились.
Негритянка в ужасе смотрела на него.
— Господи Иисусе.
Она, вся дрожа, опустилась в одно из оранжевых пластиковых кресел. О выкидыше она догадывалась, но удаление матки? Это просто невозможно представить.
— Неужели ей мало досталось? — отстраненно произнесла она.
Врач не ответил.
— Сначала, пропал самолет ее мужа. Предположительно он потерпел аварию в Скалистых горах. Потом выкидыш. А теперь это! Сколько еще она сможет вынести?
Голос врача зазвучал негромко.
— Если это может служить утешением, то скажу, что могло быть куда хуже.
Венеция резко вскинула голову.
— Что вы имеете в виду?
— Мы обнаружили опухоль яичника и сразу ее удалили.
Венеция нахмурилась.
— Я не понимаю. — Она выглядела смущенной. — Опухоль яичника.
— Мы говорим о раке, — объяснил доктор. — О раке яичников.
Венеция пришла в ужас. Рак яичников! Какое-то мгновение она ошеломленно сидела, не шевелясь.
— Хорошая новость, — продолжал врач, — состоит в том, что мы все удалили. Разумеется, ей придется проходить регулярные осмотры. Но все-таки, должен сказать, что миссис Кентвелл — удачливая леди. Если бы мы не обнаружили его сейчас… — Он пожал плечами и тихо добавил: — Кто знает, чем бы все кончилось?
Венецию охватил страх.
— А… удаление матки? — спросила она запинаясь. — Насколько оно было радикальным?
— Медицинские термины обозначают это так: мы провели абдоминальную гистероэктомию с двусторонней сальпинго-ооферектомией.
