Он подошел к ней, положил свою руку ей на плечо и поцеловал в щеку.
— Не сердись, — сказал он мягко. — Просто ты хотела помочь мне, что показывает тебя с самой лучшей стороны. Я знаю, что разочаровал тебя. Я сам в себе разочаровался, но у меня есть хорошие новости…
— Не уходи в сторону от темы разговора, — прервала она его. — Давай вернемся к этой твоей девчонке Стилсон. Я заплачу ей пять тысяч, потому что не хочу, чтобы твое или мое имя появилось в газетах в связи с какой-то грязной склокой. Но это будет последний раз, когда я помогаю тебе. С этого дня ты находишься с финансовой точки зрения на самообслуживании. Пока ты совсем не испортился, я прекращаю тебя субсидировать. Отныне тебе за все придется расплачиваться из собственного кошелька, может быть, это поможет тебе наконец обрести характер. Конечно, ты будешь и впредь жить в нашем доме, но за одежду и все остальное станешь платить сам. И учти: больше никаких актерок!
Он выпрямился, засунул руки в карманы и подошел к одному из двух окон, выходящих на 64-ю улицу. Он знал, что решительно всем в своей жизни обязан Эдит.
— Ты права, — сказал он. — Начиная с сегодняшнего дня, я буду жить самостоятельно. Как думаешь, сколько примерно ты потратила на меня за все эти двенадцать лет?
— Не в этом дело.
— И в этом тоже. — Он отвернулся от окна и посмотрел на нее. — Я просил у тебя эти деньги в долг и говорил, что обязуюсь вернуть их с выгодой. Итак, ты была в отношении меня на редкость щедра, а я брал и брал… Похоже, предаваясь удовольствиям, я просто пытался забыть, кем был. А удовольствий новая жизнь дарила мне много. Возможно, даже чересчур много.
— Я не жалею о деньгах, Ник. Я хочу, чтобы ты наслаждался жизнью. Но мне также хочется гордиться тобой, и, думаю, я имею на это право.
— Конечно имеешь. А все-таки что касается денег, то в течение трех лет я обязуюсь вернуть долг.
— О, Ник, не будь ребенком! — сердито воскликнула она. — Я вовсе не требую от тебя денег, это во-первых, и не нужно делать таких диких заявлений, это во-вторых. Я не желаю, чтобы ты выкинул какую-нибудь глупость на Уолл-стрит, ввязывался в азартные игры ради большой прибыли.
— Я покидаю Уолл-стрит.
— Что?
— Тебе когда-нибудь приходилось слышать о «Рамсчайлд армс компани»?
— Конечно. Это где-то в Коннектикуте.
— Так вот, Альфред Рамсчайлд — один из клиентов моей фирмы, и мне удалось дать ему несколько советов насчет акций, на которых он неплохо заработал. Это к вопросу о том, что я полный неудачник. Альфреду понравилась моя голова, и он предлагает работу. Отличная работа — торговый агент в его компании. Пять тысяч в год плюс комиссионные за сделки. Это гораздо больше того, что я имею на Уолл-стрит.
— Но ведь ты же ничего не понимаешь в оружии.
— Я подучусь. К тому же это избавит меня от Нью-Йорка, — с улыбкой сказал он. — Ты была права, когда сказала, что у меня нет характера. Но в этом городе становления характера никогда не произойдет.
— Тебе необходимо все тщательно обдумать. Это очень важный шаг.
Он засмеялся и снова подошел к ней.
— Я очень даже хорошо помню одну милую молодую леди, которая как-то говорила мне, что лучшие решения принимаются под влиянием минуты. — Он обнял ее и нежно поцеловал в щеку. — Ты, конечно, будешь очень удивлена, если увидишь, что в этом деле я преуспел, не так ли?
Она посмотрела на него, закусив губы.
— Черт возьми! — сказала она, вынимая из кармашка блузки кружевной носовой платок.
— Что ты? — встревожился Ник. — Что случилось?
Она улыбнулась, вытирая влажные глаза:
— Я вроде бы должна вздохнуть с облегчением, узнав, что твоим похождениям пришел конец, но… я буду сильно скучать по тебе.
— Ничего, я еще намозолю тебе глаза. Вот увидишь, вернусь, как фальшивая монетка из сказки. — Он снова поцеловал ее. — Я тоже буду скучать. Ты — лучшее из всего, что у меня было в жизни.
Эдит Флеминг знала, что он не лукавит. Она была сегодня сердита на своего милого сына, но его открытая любовь к ней с лихвой компенсировала все разочарования, которые он ей принес.
— А знаешь… — проговорила она, чувствуя, как к ней возвращается чувство юмора, — это неплохая мысль.
— Вот именно! Кстати… Если человек решает стать продавцом в крупной компании, без машины ему никак не обойтись…
— О, Ник! — вздохнула Эдит. — А я-то уже было поверила в то, что ты образумился!
— Мне не нужен шикарный лимузин. Сойдет и модель «Т».
Она подняла на него глаза, но не выдержала, покачала головой и рассмеялась:
— Господи, тебе так легко меня одурачить! Когда я научусь извлекать уроки? Хорошо. Я куплю тебе машину. Но не забудь вернуть долг, когда станешь военным воротилой.
— А думаешь, я им не стану?
Ник, конечно, даже не подозревал о том, что удачнее времени для того, чтобы окунуться в военный бизнес, и быть не могло. Всего через два с лишним года после того, как он пришел в компанию Альфреда Рамсчайлда, в Сараево оборвалась жизнь эрцгерцога Франца Фердинанда и его морганатической жены Софьи. Европа была ввергнута в первую из двух великих войн, которым суждено было изменить мир. Это, естественно, не значит, что конвейеры заводов компании Рамсчайлдов простаивали в мирное время. Альфред Рамсчайлд кормился колониальными войнами. В 1901 году Альфред заключил миллионную сделку по продаже своих винтовок А-16 армии турецкого султана. Устойчивый спрос всегда существовал и на охотничьи ружья. Компания, основанная во время Гражданской войны отцом Альфреда, в любое время приносила стабильный доход. Но мировая война сделала из Альфреда Рамсчайлда мультимиллионера.
Казалось странным, что такой человек, как Альфред, стал королем оружейного бизнеса. Он терпеть не мог кровавые виды спорта и запретил охоту на восьмидесятиакровой лесистой территории своего поместья близ Фермаунта, штат Коннектикут, несмотря на то что там водилось очень много дичи. Само понятие «война» вызывало в нем отвращение. Совесть свою он успокаивал словами, которые поминал, может быть, излишне часто: если бы он не производил оружия, этим занимался бы кто-нибудь другой. Да и, в конце концов, кто ему может запретить зарабатывать деньги законным путем? В жизни у него были две подлинные страсти: живопись и салонная музыка. Альфред был скверным художником, но хорошим пианистом. В его тридцатикомнатном особняке, выстроенном в псевдотюдорском стиле, размещались не только два фортепиано «Стейнвей», но и клавесин, орган и коллекция блестящих струнных инструментов, включая творения Амати и Страдивари.
Представления Альфреда о хорошем вечере складывались из щедрого обеда и двухчасового прослушивания Бетховена: все рассаживались в просторной «музыкальной» зале с низким потолком, где трио — Альфред со скрипачом и виолончелистом — играло немецкого классика. Гости частенько клевали носом и даже всхрапывали, но Альфред был счастлив. Забываясь в музыке, он избавлялся от видений кровавых полей битв, ужасных ран, ампутаций и гангрен, он забывал о смертях, вызванных пулями, которые его компания выпускала миллионами.
Ник работал на Рамсчайлда не за страх, а за совесть. Хорошо подвешенный язык и неотразимое обаяние сделали его удачливым торговым агентом. К тому же у него было страстное желание добиться успеха после неудачной карьеры брокера. Ему нравился новый образ жизни. По сравнению с сидением в тесном офисе брокерской фирмы на Уолл-стрит, поездки по стране на модели «Т» с продажей дробовиков и охотничьих ружей казались просто забавой. В апреле 1916 года Ник заработал две тысячи комиссионных — достижение, которое очень пришлось по душе Альфреду Рамсчайлду.
Альфред весьма симпатизировал Нику, а тот со своей стороны делал все, чтобы только снискать расположение шефа. Прознав о страсти Альфреда к салонной музыке, Ник даже серьезно стал подумывать о том, чтобы брать уроки игры на скрипке. Этим он надеялся заслужить приглашение в Грейстоун — поместье Рамсчайлдов, чтобы поиграть там в составе трио или квартета. Однако несмотря на теплое отношение к нему Альфреда, приглашения все не было. Других подчиненных приглашали даже часто, а Ника ни разу.
Наконец в июне 1916 года Альфред вызвал Ника к себе в кабинет и сказал:
— Завтра вечером мы с женой даем небольшой обед. У нас. И нам бы очень хотелось, Ник, чтобы ты пришел. Сможешь?
Ник посмотрел на этого большого бородатого человека, которого однажды кто-то назвал «толстеньким братом кузнеца», и усилием воли подавил в себе желание взвыть от радости.
— Да, сэр. С удовольствием.
— Хорошо. Подъезжай к семи. Да, кстати, Ник… — Альфред вдруг стал суетлив. — Жена может показаться тебе э-э… немного официальной. Не обращай внимания, если тебе сначала покажется, что она с тобой холодна. Уверен, она изменится, как только познакомится с тобой поближе.
