Медленная река - Елизавета Сергеевна Котова

Трясущимися пальцами я снова нажимаю на кнопку вызова и смотрю в окно. В отражении стекла в ночи проступает мое лицо: искривленный рот с закусанными губами, слипшиеся ресницы с комочками туши и красный от слез нос. Паршиво.

– Я же попросил тебя не звонить мне! Почему ты настолько тупая, чтобы понять это?

Наверное, если бы Люк стоял сейчас передо мной, я бы видела его прищуренные от гнева глаза и оскаленные, как у пса, выпирающие передние зубы.

– Прости меня, пожалуйста. Мы можем поговорить хотя бы чуть-чуть?

– Нет! Ты снова отнимаешь у меня время! Ты можешь просто исчезнуть на этот вечер?

– Люк, пожалуйста, не надо…

– Заткнись, пожалуйста. Сколько можно ныть? Почему ты такая тряпка? Почему ты все время ведешь себя, как слизняк?

Эти слова, произнесенные тысячный раз за последний год, должны заставить меня заткнуться, но эффект, как обычно, прямо противоположный. Я разревелась еще сильнее, натягивая зеленый свитер на разодранные ногтями костяшки пальцев. От окна дуло, и в туалете стало совсем холодно.

– Я не буду общаться с тобой сегодня, ясно? Я напишу завтра утром. Это твое наказание. И только попробуй позвонить еще раз или написать мне сегодня, я заблокирую тебя, тупица.

Короткие гудки.

Я села на подоконник и уткнулась головой в руки, пытаясь унять приближающуюся панику и желание набрать еще раз, снова и снова. Подступающая истерика и противное липкое ощущение нехватки тепла взяли мое сердце в ледяные руки.

Еще один вечер, который нужно пережить.

Сидеть дальше на подоконнике было слишком холодно, особенно в ноябре, ходить по туалету взад-вперед смысла тоже не было. Я пошла в комнату. Интересно, как это работает? Почему я звоню и извиняюсь, даже когда я не виновата? Почему я не могу перестать писать Люку в эти моменты? Я никогда не понимала, почему он злится на меня из-за каждого неправильно сказанного слова, из-за лишнего звонка, но, когда Люк приходил в ярость, его уже было не остановить, и вечер заканчивался скандалом. Он блокировал меня в фейсбуке, а я звонила, звонила, звонила, пока не начинала слышать в ответ долгие гудки, означавшие, что мой номер занесен в его черный список.

Наклонив голову и стараясь удерживать всхлипы, я прошла по комнате, закрыла ноутбук с недописанной статьей и легла, накрывшись одеялом с головой.

Я чувствую их взгляды спиной. Я знаю, что они смотрят.

– Грейс, что случилось?

Бренда знает, что случилось. И Эбби знает. Случилось то же, что случалось каждую неделю. Я глубоко вдыхаю и поворачиваюсь к ним.

Остался главный вопрос. Почему я так хочу умереть?

*Спустя четыре месяца*

– Он ответил?

Я разблокировала экран, но уведомлений не было. Интересно, я кажусь ему такой же дурой, какой кажусь себе? Несмотря на эту мысль, мной овладело странное радостное волнение и возбуждение. Единственное, что портило момент, это мокрое пятно от дождя, которое расплылось на моей штанине, когда я села в лужу на скамейке.

– Нет, не ответил.

– Скоро ответит, куда он денется.

Бренда отвернулась, поправила черную кепку и белые волосы с розовыми кончиками под ней. Мне нравится, как этот ванильно-малиновый цвет ее волос сочетался с множеством тонких черных татуировок на ее теле. С ее любовью к азиатской культуре, внешностью и стилем гранж она напоминает мне ребенка из фильма ужасов. Милое невинное дитя, из которого в самый неожиданный момент вырвется демон.

Эбби задумчиво отпила из бутылки с вишневым пивом.

– Сколько, ты говоришь, вы не виделись с Джеймсом? Год?

– Год и семь месяцев, – поправила я.

Эбби уткнулась в телефон, а я подняла глаза к звездам и сделала глоток пива. Невыносимо думать о том, что мы с Джеймсом снова переписываемся. В хорошем смысле невыносимо. Мы не общались полтора года с расставания, и когда я написала ему, то чувствовала себя так, словно прыгнула в пропасть. Я думала о нем каждый день, пока мы не были вместе, и сейчас я настолько взволнована и погружена в какое-то сладкое безумие, что все вокруг кажется мне прекрасным. Весенний парк, ночь, холодный мартовский ветер, грязные мокрые островки снега в лужах, улыбающаяся пьяная Эбби в фиолетовой куртке, Бренда, включившая нам песни, которые она слушала со своим парнем Итаном в машине.

Я снова разблокировала телефон и прочитала ответ: «Я еду домой, а ты чем занимаешься?»

– Может, действительно, еще не все потеряно?

– Если ты считаешь, что это любовь, то, конечно, не все потеряно!

Я улыбнулась, услышав ожидаемый ответ. Как часто мы задаем вопросы, чтобы нам подтвердили то, чего мы так желаем. Честные ответы люди редко хотят слышать, поэтому гораздо чаще мы задаем очень предсказуемые вопросы, на которые ответить можно только в нашу пользу.

– А представь, если бы ты сейчас с Люком была! Ужас! – вопреки отвратительному смыслу этой фразы, Бренда засмеялась. Я знаю, что смеется она над Люком, поэтому улыбнулась, поддерживая ее реплику. Однако по спине пробежали мурашки.

Мы с Люком расстались неделю назад. Я все еще чувствую себя сломанной. Не понимаю, от чего мне хуже. От того, что происходило между нами последний год? От того, какой я стала рядом с ним? Или от того, что, вопреки всему моему чувству ненависти и презрения к Люку, в момент расставания мне было крайне сложно подавить свою панику и рефлективные порывы позвонить, прибежать и замять конфликт? Я не рассказываю Эбби и Бренде, что, когда я просыпаюсь по ночам от кошмаров, в мою голову лезут привычные мысли позвонить ему, чтобы он успокоил меня. Пока я не осознаю, глядя в черноту комнаты, что мы расстались. Пока я не вспоминаю про другие ночи, в которые не могу уснуть от овладевавшего всем разумом и телом страха, что Люк легко способен выйти из себя. Что он может изуродовать меня. Убить меня. Но самое страшное – не Люк. Самое страшное – я сама и то, как сильно я изменилась за это время. Об этом я предпочитаю не думать. Не хочу смотреть в этот бесконечный темный и пугающий колодец внутри.

– Домой? Я замерзла.

Мне действительно хочется скорее забраться под теплое одеяло и продолжить переписку с Джеймсом.

– Да, пойдем. Ты не помнишь, какого числа у нас квартплата?

– Ммм… через неделю?

– Да,