Гаю Джонсону и Брендону Хадсону, потому что вы готовили почти все, чем я питалась в течение года. Дурачье. Люблю вас.
Искренне благодарю Эммануэль Элспаф и Лию Хальтеншмидт, без которых Вит и Мирабелла никогда бы не обрели свою судьбу.
1796
Никому не оказывают столь холодного приема, как тому, кто приносит весть о смерти.
Уж кто-кто, а Уильям Флетчер это знал.
Не однажды ему доводилось сообщать печальные новости.
Но Уильям не почувствовал неприязни в Хэлдон-холле. Напротив, когда он прибыл в поместье, графиня сказала, что граф в отъезде — как, впрочем, и всегда, — затем усадила гостя, налила чаю с щедрой порцией виски и вежливо отвернулась, когда его неокрепший голос дрогнул от горя.
В тот день Уильям принес весть о смерти того, кто был ему не просто соратником, а истинным другом.
— Мне поговорить с мальчиком, или это сделаете вы? — спросила графиня, стоя у окна.
Он знал, за чем или, скорее, за кем она наблюдает: за своим сыном, Виттакером Коулом, наследником графа Тарстона. Вит выстраивал на лужайке оловянных солдатиков вместе с Алексом Дарментом — недавно осиротевшим герцогом Рокфортом.
— Я бы предпочел… — Он прочистил горло. — То есть, с вашего позволения, я бы очень хотел поговорить с Алексом лично.
Она бросила сердитый взгляд через плечо.
— Вы, как и я, не чужой ему, Уильям.
— Я… Я должен был действовать быстрее. Я мог бы…
— Вздор. Герцог знал о рисках, сопряженных с работой на военное ведомство, как и каждый Рокфорт знал, — ее внимание вернулось к детям, играющим на улице, — и будет знать. Вы хотите исполнить его последнюю волю?
— Да. Я дал слово.
— Это смешно, знаете ли: взрослый мужчина разыгрывает из себя сваху. — Она прошла по комнате и села подле него.
— Мне это известно, — проворчал он. — Так же, как и ему, уверяю вас.
Ее губы изогнулись в теплой улыбке.
— Он был виртуозным шутником. Наверное, и умер смеясь. Однако он пренебрег одной маленькой деталью.
— Какой? — И ничего не поделаешь: в голосе прозвучала надежда на то, что его избавят от хлопотного обещания.
— У двоих из этих детей есть мать… со своими четкими планами.
Уильям хотел было ответить, но тут дверь распахнулась и ссора хлынула в комнату.
— Ты раздавила их, чертовка!
— А не надо было разбрасывать их на траве, глупец!
— Я их не разбросал, а выставил на позиции!
— Для чего?
— Для передовой атаки, ты!..
— Виттакер-Винсент!
После невероятно громкого окрика графини голоса притихли и удалились вглубь коридора.
Она деликатно откашлялась и взяла в руки чашку, чтобы сделать глоток.
— Как я сказала, у меня свои планы.
1813
Никто не знал, с чего именно началась долгая и глубокая вражда между мисс Мирабеллой Браунинг и Виттакером Коулом, графом Тарстоном.
Леди, о которой шла речь, полагала, что разлад начался, когда джентльмен — и она произнесла это слово чрезвычайно небрежно — впервые соизволил открыть рот и тем самым подтвердил, что он дурак.
Джентльмен, ненавидевший проигрывать, уверял: неприязнь возникла сразу же, что было явным знаком судьбы. И так как провидением ведает сам Отец Небесный, любые неподобающие поступки по отношению к мисс Браунинг с его стороны наверняка являлись проявлением немилости Всевышнего к леди, а он — просто орудие Божие.
Леди решительно опровергала эту точку зрения, настаивая на том, что джентльмен — глупец.
Некоторые говорили, что все началось в тот день, когда стараниями юной Мирабеллы Вит, который был немного старше, выпал из гребной лодки в присутствии очаровательной мисс Вильгейм, причем та вдруг поскользнулась и тоже упала за борт, что положило конец их короткому, но яркому роману. Другие утверждали, что сыр-бор разгорелся, когда озорник Вит посадил огромного жука на платье Мирабеллы во время музыкального вечера, заставив девушку вскочить, закричать, бешено размахивать руками и иными способами подвергать окружающих опасности.
Третьи настаивали, что им совершенно нет дела до того, когда и как все началось, они просто хотели, чтобы это закончилось. Немедленно, если не раньше. Все, однако, сходились на том, что парочка, скажем прямо, не ладила между собой.
Их соперничество имело такую дурную славу, что если бы кто-то увидел, как эти двое обмениваются сердитыми взглядами, стоя по разные стороны велосипеда на задней лужайке Хэлдон-холла, поместья Тарстонов, он бы только вздохнул и поспешил убраться в безопасное место.
К счастью для людей, которые в то время гостили в особняке, Вит и Мирабелла оказались наедине. Оба положили руку на новенькую штуковину с колесами, и, в точности как двое ребятишек, дерущихся из-за игрушки, каждый был настроен одержать верх.
Будучи умной и в большинстве случаев вполне уравновешенной молодой особой, Мирабелла прекрасно осознавала нелепость и мелочность ситуации. Будучи честной молодой особой, она могла признать, что на тот момент ее это полностью устраивало.
Она нуждалась в хорошей дерзкой ссоре. Как всегда, Вит был более чем готов услужить.
— Пусти, чертовка.
Как и всякий раз, когда он по-настоящему сердился, Вит говорил, стиснув челюсти. Мирабелла обожала его передразнивать. Но сейчас ей захотелось побыть не остроумной, а упрямой.
— Не вижу причины, по которой должна это делать, — парировала она, вздернув подбородок.
— Наверное, потому что ты бы не увидела причины, даже присядь она на кончик твоего носа. — Он рванул на себя велосипед, отчего она только сильнее уперлась каблуками в мягкую землю. — Ты даже не знаешь, как на нем кататься.
— Конечно же, знаю. Садишься, хватаешься за руль и вертишь педали. Я тебе покажу…
— Нет. Ты не будешь на нем кататься.
Каких-то десять минут назад ей бы и в голову не пришло проехаться на этой треклятой штуковине. Ей было просто интересно. Но когда она стояла там, нежась на солнышке и с любопытством поворачивая машину в разные стороны, чтобы понять, как она устроена, Вит появился из-за дома и приказал ей — приказал ей — не садиться на велосипед.
Она пристально посмотрела на него: на его светло-каштановые волосы, взъерошенные ветерком, на его холодные голубые глаза с искоркой и аристократичные черты, обозначенные строгими линиями. Каждый дюйм его высокой худощавой фигуры говорил о силе, коренившейся в богатстве, титуле, землях и чистейшей удаче родиться мужчиной. Тот же тип силы, которую ее дядя использовал, чтобы держать племянницу под контролем.
