Ознакомительная версия.
По правде сказать, Юля отчасти позавидовала этой житейской легкости. Сама она рядом с Алексом начинала себя чувствовать словно бы чересчур серьезной. А ведь жизнь – такая яркая, сверкающая, пестрая… как вспорхнувшая из прибрежных кустов иволга. И, вспоминала она, сбегая по тому околопещерному склону, она ведь тоже чувствовала в себе эту способность к полету. Вот бы вернуть это острое, сладостное чувство! Вот бы научиться так жить – словно летать!
К финишной точке путешествия – как, неужели все? – они подошли, когда солнце висело в самом зените. Поселок, рядом с которым в Большой Инзер впадал его бурный и норовистый братец – Малый Инзер, назывался, разумеется, тоже Инзер. Одна из улиц возле железнодорожной станции именовалась улицей Строителей. Правда, не третьей – Юля тут же вспомнила «Иронию судьбы», – а просто, без номера. Интересно, думала она, а сколько улиц Строителей по всей России? Куда ни приедешь – кажется, везде есть.
Алекс, вызвавшийся проводить Асю с Юлей до станции, легко шагал рядом, без малейших видимых усилий таща их рюкзаки и еще что-то походное, рассказывал очередные байки, шутил, звал в сплав по Малому Инзеру и еще более диким и живописным рекам.
Юля молчала до самого отхода поезда, до того момента, когда все чаще застучали колеса и за мутным стеклом вагонного окна все быстрее поплыли дальние домишки, перрон, улыбающийся Алекс. И до самой Уфы, подремывая в уголке вагонной полки, она видела за прикрытыми веками все ту же картину: тонкие пальцы гладят рыжую шелковистую косулью шерстку…
* * *
Через неделю, выходя из булочной-пекарни с еще горячим караваем в руках и думая – отщипнуть кусочек солнечно сияющей корочки прямо сейчас или дотерпеть до дома (запах от хлеба шел такой, что терпеть не было никакой возможности), она увидела перед собой ту же гибкую фигуру и ту же сверкающую улыбку. И даже не удивилась. Как будто так и должно было быть. Как будто знала заранее. Как будто расстались только утром…
Господи, куда тебя несет, думала Юля, снимая квартиру неподалеку от своего официального жилища (точнее, квартиру, осторожности ради, снимал Алекс, совершенно незачем осведомлять всех и вся о подробностях своей личной и вообще жизни), и сама же себе отвечала – к счастью! Выиграла миллион по трамвайному билету – так не размахивай им направо и налево! Ухватила свою Жар-птицу – так не упусти ее, лети на огненных крыльях в сверкающую вышину! Скучных однообразных «от и до» и в предыдущей жизни было более чем достаточно, а теперь… Не то что от присутствия Алекса, от одной лишь мысли о нем кровь начинала тяжело и гулко стучать в голове, к горлу подкатывал сладкий жаркий комок, воздух становился горячим, тягучим и золотым – как разогретый на солнце мед, льющийся из июльских сотов.
Какие могут быть вопросы, какие сомнения? Ведь пещера сулила дорогу к чему-то ослепительному, доселе неизведанному – ну так двигайся! Если у тебя появились крылья, не топчись клушей в подножной пыли – лети, лети! К страсти, к любви, к счастью – к новой жизни!
О «новой жизни» временами заговаривал и Алекс: мол, сколько можно по тайге бродяжить, комаров кормить, вот начать бы все с чистого листа, уехать куда-нибудь подальше, на какие-нибудь острова, и там… Главное – вместе!
В первый момент Юле эти рассуждения показались неожиданными, даже странными. Она-то думала, что Алекс – весь из стремительных рек, утренних и вечерних туманов, вечных сопок и почти таких же вечных, неутомимо шелестящих на ветру деревьев. А он, оказывается, устал от всего этого, тяготится бродяжьим бытом, хочет чего-то иного, чего-то большего, стремится – как и она – перекроить свою жизнь, круто развернув колесо судьбы. Да, это будет стоить напряжения всех мышц (или чем там колеса судьбы двигают?) – но это того, безусловно, стоит! Да хоть бы и перенапряжения. За счастье можно и заплатить. И нужно. Где вы видели счастье – просто так, на голубой тарелочке?
Ничего, главное – они нашли друг друга, они сильные, и все остальное у них получится, и это так же верно, думала Юля, как встающее по утрам солнце.
* * *
Дело было за шансом. И он не замедлил явиться.
После Юлиного переезда в Уфу Ловцов почти сразу – не то доверяя ей как старому другу, не то дело было в их романе – начал время от времени посылать ее в своеобразные краткосрочные командировки. Нет-нет, внешне все выглядело более чем обыденно, даже скучно: дальние филиалы, необходимость проверки отчетности, уточнения стратегии и всякое такое – ну, лучший финансовый аналитик, кому ж еще и поручишь! Но на самом деле командировки были курьерскими. Деньги в регионе крутились огромные – нефть, газ, золото, – так что «черный нал» служил если не горючим, то как минимум смазкой большого бизнеса. Таким образом упрощались многие финансовые процедуры, обходились положенные формальности, экономилось время, укреплялись деловые контакты, не говоря уж о том, что «черный нал», естественно, проходил мимо налоговых органов. Кроме того, Юля подозревала, что концерн, куда привел ее Славка, занимается не только нефтью. Возьмем, к примеру, золото. Смешно думать, что его добывают лишь официально. И это при том, что то тут, то там торчат заброшенные прииски. Да и каждый из многочисленных башкирских ручьев вполне может оказаться «золотым». Для Клондайка маловато, а для старателей-нелегалов в самый раз. И некоторые из местных компаний в дополнение к основному бизнесу занимаются скупкой и перепродажей старательской добычи. Юле это было совершенно ясно практически с самого начала работы на этот самый, официально чисто нефтяной концерн. Равно как ясно было и то, что «черный нал» неистребим. И перевозить «левые» суммы всегда старались, стараются и будут стараться по-тихому, без помпы.
– Одинокая, не очень приметная женщина, – объяснял Ловцов, – самый безопасный курьер. На мужчин как-то значительно больше внимания обращают. А на вашу сестру… Вон глянь, – кивал он на вокзальную толпу. – Вполне вероятно, что десяток из этих дам везут в сумочке-торбочке вовсе не пирожки любимой бабушке, а пакетик с портретами американских президентов. Ну или с евро, это уж у кого что.
Вот Юля и ездила. И попросту, транзитным поездом, и на купленной уже в Уфе «Тойоте». Не часто, раз в месяц, а то и того реже, но ездила. Отказать Ловцову было трудно. Он же ей начальник, в конце-то концов. От рабочих поручений отказаться – это вам не от постели отлучить. От постели-то отвадить оказалось как раз совсем несложно.
Их «роман» после ее сказочного отпуска на Большом Инзере, к счастью, сошел на нет окончательно. Славка не делал попыток что-то возродить, а Юля, погруженная в мысли – мечты пополам с воспоминаниями – об Алексе, была этому несказанно рада.
Ознакомительная версия.
