Кэссиди встала и нашарила часы. Было четверть четвертого утра, но она уже поняла, что просто так не уснет.
Какое снотворное выбрать? Горячее молоко, какой-нибудь крепкий напиток или таблетки? Горячее молоко дольше всего готовить, да и на вкус оно наименее приятное, не говоря уж о том, что кухня находится слишком близко от спальни Тьернана. Здравый смысл подсказывал Кэссиди, что проще всего принять таблетки или выпить бренди, однако воспоминания о пьяных выходках Шона или заплетающемся языке и больной голове матери были еще слишком свежи. Нет уж, в отцовской квартире она наливаться спиртным или пить снотворное не станет.
В пустой кухне стояла кромешная тьма, пол приятно холодил босые ноги. Глядя, как медленно вращается в микроволновой печи кружка с молоком и кляня себя на все корки, Кэссиди прислонилась к столу и скрестила на груди руки.
Впрочем, опасаться нечего. В такой час Ричард Тьернан из своей берлоги не появится. В противном случае ей останется только сорвать со стены сплетенный из чеснока венок и нахлобучить ему на голову.
Улыбнувшись своим мыслям, Кэссиди сладко зевнула, и в то же мгновение послышался писк – процесс разогревания молока в микроволновой печи закончился. Кэссиди сонно смахнула с лица волосы и потянулась за молоком, однако на полпути застыла на месте.
– Что, кошмары мучают? – спросил Тьернан.
Кэссиди показалось, что на нее отчетливо пахнуло кровью. А на какую-то долю секунды в голове даже сумасшедше мелькнуло: вот он каков, запах смерти! Затем все-таки возобладал здравый смысл.
Тьернан, как и в прошлый раз, стоял в проеме дверей и разглядывал ее. Руки в карманах джинсов, волосы взъерошены; должно быть, он тоже только что очнулся от сна. Во всем остальном он выглядел как обычно. Одиноким, загадочным и смертельно опасным.
Кэссиди небрежным, как она надеялась, жестом запахнула на груди халат, который был ей здорово велик. Господи, до чего же зловещее воздействие оказывал на нее этот Тьернан! Черт бы побрал Шона, как посмел он втянуть ее в такую историю!
– Нет, я бы так не сказала, – промолвила она. – Просто, должно быть, не привыкла к такому шуму по ночам. Нью-Йорк – слишком беспокойный город. Дома я сплю как убитая.
– Я вам завидую, – усмехнулся Тьернан.
Кэссиди поднесла кружку к губам. Горячее молоко обожгло ей губы. Проклятье! Кэссиди замерла с кружкой в руке, чувствуя себя последней идиоткой. С одной стороны, нелепо уйти, так и не выпив молоко. С другой, Кэссиди вовсе не улыбалось ошпарить пищевод, делая вид, что присутствие Тьернана не выводит ее из себя.
Тьернан сам и довольно изящно разрешил ее затруднения. Подойдя к Кэссиди, он решительно отобрал у нее кружку с молоком и поставил на стол.
– Обожжетесь, – веско заявил он.
Он стоял совсем близко к ней, буквально вплотную. Кэссиди поймала себя на мысли, что предпочла бы увидеть продолжение кошмарного сна. Во сне даже кровь была бы ей нипочем. Но Тьернан был реальностью. Он стоял в каких-то дюймах от нее, возвышаясь над Кэссиди, несмотря на ее пять футов и девять дюймов, бесцеремонно вторгшись на ее территорию. В ночной кухонной прохладе были особенно ощутимы жар его тела и едва уловимый запах виски.
Кэссиди не выдержала и попятилась; было наплевать, что Тьернан может посчитать ее истеричной дурехой. Однако он лишь мельком взглянул на нее и понимающе ухмыльнулся.
– По словам вашего отца, вы согласились остаться, чтобы помочь нам. Это так?
«Нам». В его устах это слово прозвучало обезоруживающе. Кэссиди так и подмывало взять свое обещание назад, но ей не хотелось показаться трусихой. Да и какое право она имела сбегать с корабля при первых же признаках шторма? Бросать отца в трудную минуту. Дай она сейчас согласие или откажись – все равно ей самой расхлебывать затем любые последствия.
Одним из которых – и едва ли не главным – был этот мужчина, который стоял сейчас перед ней посреди кухни, принадлежащей ее отцу. Мужчина, способность которого обескураживать ее и волновать воображение куда как превышала злодеяния, за совершение которых он был осужден и приговорен.
– Да, – сказала Кэссиди.
– Нам необходима любая помощь.
Опять «нам».
– Я сделаю все, что в моих силах, – неожиданно для себя пообещала Кэссиди. Возможно, хоть так она сумеет освободиться от его гипнотического воздействия. Нужно вести себя как можно более уверенно и независимо. Настолько раскрепощенно и бесхитростно, насколько только…
– Не сомневаюсь, – насмешливо произнес Тьернан. Затем, к вящему ужасу Кэссиди, взял кружку с молоком и поднес к ее губам. – Пейте, – вызывающе сказал он. – Уже остыло.
Смуглое лицо Тьернана оставалось непроницаемым. Что ж, вызов брошен, но идти на попятный никак нельзя. Она не имела права уступать этим насмешливым черным глазам.
Припав губами к краю кружки, Кэссиди принялась пить, и тут же в голове ее вихрем промелькнула мысль, что делать этого не стоит. Нужно выплюнуть молоко, сказать Тьернану, что пить ей уже расхотелось, вежливо, но твердо распрощаться и уйти спать.
Однако, несмотря на эти мысли, Кэссиди продолжала пить из его рук, чувствуя, как горячее молоко стекает по пищеводу и согревает желудок.
Опустошив кружку, она с вызовом посмотрела на Тьернана. «И вовсе я вас не боюсь!» – подумала она. Хотя в душе прекрасно понимала, что пытается сама себя обмануть.
Впервые непроницаемые черные глаза Тьернана осветились улыбкой.
– У вас молочные усы, – сказал он.
Кэссиди попятилась, но, наткнувшись на буфет, остановилась и поспешно вытерла ладонью губы. Чувствуя, что ее охватывает панический страх, она заявила с деланой беззаботностью:
– Что ж, теперь я, наверное, быстро усну. – Несмотря на все старания, голос ее едва уловимо дрожал.
– Вот как?
– Да, – заявила Кэссиди. – Утром увидимся.
Оставалось преодолеть лишь одно маленькое препятствие. Тьернан загораживал ей путь к свободе. Кэссиди, сама себя запугав, ухитрилась забиться едва ли не в самый угол, а приблизившийся Тьернан преграждал ей дорогу. Сделав вид, что нисколько его не боится, Кэссиди подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза.
Но Тьернан не шелохнулся. Долго, мучительно долго он не двигался с места. Лишь медленно опустил глаза, скользнув взглядом по ее запахнутому халату, торчавшей из-под него ночной рубашке и задержавшись на ее босых ступнях. Что ж, Кэссиди была убеждена, что ничего особо привлекательного он не увидит; рубашку она выбрала самую незатейливую, без кружев и оборочек, да и в босых ногах ничего эротического не было. Тем не менее глаза Тьернана смерили ее сверху донизу, а потом – обратно; Кэссиди почувствовала, что щеки ее полыхнули огнем.
