– Ничего не поделаешь, – пробормотала она себе под нос, объезжая огороженный оранжевыми щитами участок ремонтных работ.
Внезапно ей в голову пришла тревожная мысль. А что, если таинственный незнакомец, который расспрашивал о ней в конторе, как-то связан с приглашением отца в дом на озере? Или он чисто случайно появился в то же самое время, когда отец вдруг потребовал ее к ответу? Хотелось бы так думать, но Миранда Холланд слишком много лет проработала в юридической системе. Она не верила в совпадения.
– Сейчас или никогда, – сказала себе Миранда. И, вздохнув, добавила: – Уж лучше бы никогда.
Она выключила двигатель своего «Вольво» и через залепленное мошкарой лобовое стекло, закусив губу, посмотрела на тихие воды озера. Потом голова ее сама собой опустилась, она прижалась лбом к рулевому колесу. Мысленным взором Миранда видела себя восемнадцатилетней, промокшей насквозь, перепуганной насмерть. Она стояла перед отцом и что-то отчаянно врала сквозь стучащие от озноба зубы. С того лета она сюда не возвращалась.
– Не раскисай! – приказала себе Миранда.
Она не имела права развалиться на части в такую минуту. Прошло столько лет, она приложила столько усилий, чтобы доказать своему отцу и всему миру, что она не просто дочка Датча Холланда, но и сама по себе чего-то стоит! Неужели теперь она должна все потерять?
Схватив сумку и плащ, Миранда вылезла из машины, прошла по дорожке, ведущей к широкой веранде, которая опоясывала дом со всех сторон, и постучала в дверь, но ответа дожидаться не стала. Повернув ручку, Миранда убедилась, что дверь не заперта, и вошла в дом, где выросла. На нее тут же обрушились десятки воспоминаний. Благополучное детство, когда они с сестрами не задумывались, почему отец вечно отсутствует, а мать занята только собой. Воспоминания отрочества были окрашены в более мрачные тона: она узнала, что брак ее родителей рушится, что некогда связывавшее их любовное чувство ускользнуло между пальцев, как вода. И, наконец, та страшная роковая ночь, когда жизнь изменилась бесповоротно.
В холле ее встретили запахи недавней генеральной уборки: пахло растворителем, моющими средствами, отскобленной до свежего слоя сосновой древесиной и воском. Натертые полы мягко блестели, лампы, с которых недавно стерли пыль, разбрасывали повсюду пятна света, обшитые дубовыми панелями стены лоснились новым лаком.
– Папа? – окликнула Миранда, проводя пальцами по перилам лестницы, убегавшей на второй этаж.
Когда-то на первом столбике перил была вырезана изящная фигурка лосося с изогнутой спинкой, но теперь его уже трудно было различить.
– Я здесь.
У нее сжалось сердце от одного лишь звука его голоса. Первые восемнадцать лет своей жизни Миранда выполняла великую миссию – старалась угодить отцу, доказать ему, что она ничуть не хуже любого сына, который мог бы у него родиться, но не родился. Датч никогда даже не пытался скрывать, что ему хотелось иметь сыновей – сильных, здоровых сыновей, которые когда-нибудь унаследуют его дело. Вот Миранда и пыталась заполнить этот зияющий пробел, образованный отсутствием наследников мужского пола. Разумеется, все ее попытки оказались пустой тратой времени.
Стиснув в кулаке ремень сумки, Миранда пересекла просторный холл и вошла в парадную гостиную, расположенную в задней части дома: великолепную комнату с потолком высотой в три этажа и стеклянными дверями во всю стену, выходящими на озеро.
Ее отец сидел в своем любимом кожаном кресле с откидной спинкой, удобно расположенном сбоку от камина. Строгий костюм с галстуком, до хруста накрахмаленная рубашка, ботинки начищены до ослепительного блеска – все как всегда. Он не потрудился встать при ее появлении, лишь обхватил свой стакан с виски и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как она входит. На столе рядом с ним лежала раскрытая газета, со всей мебели были сняты чехлы. Даже большой концертный рояль, за которым она когда-то брала уроки музыки, отливал черным лаком в углу.
– Миранда! – Голос Датча звучал хрипло, как будто надтреснуто. – Ты выглядишь точь-в-точь...
– Знаю, знаю. – Она заставила себя улыбнуться. – Точь-в-точь как мама.
– Она была очень красивой женщиной. Впрочем, я полагаю, она такой и осталась.
– Я должна воспринять это как комплимент? – спросила Миранда.
Что ему от нее нужно после стольких лет? Все это время они почти не общались, и его это вроде бы устраивало.
– Разумеется. – В глазах его мелькнула странная искорка, когда он жестом указал ей на стул с высокой спинкой напротив себя. – Ты всегда была самой сообразительной из трех. Налей себе выпить и садись.
Но ее не так-то легко было успокоить, и садиться она не стала.
– Самой сообразительной? Что ты хочешь сказать? Миранда скрестила руки под грудью, от души надеясь, что за невозмутимым и солидным фасадом помощника окружного прокурора не видно испуганной и растерянной двенадцатилетней девочки, ставшей невольной свидетельницей страшных скандалов между родителями. Все-таки поразительно, что ее, бесстрашно противостоявшую суровым судьям, язвительным и скользким адвокатам, не боявшуюся даже самых закоренелых преступников-рецидивистов, до сих пор может выбить из колеи этот единственный человек. Большую часть своей жизни она пыталась, но так и не смогла завоевать одобрение отца. Лишь несколько лет назад она перестала биться головой об стену, примирилась со своим поражением и стала сама себе хозяйкой. В глубине души ей было уже все равно, одобряет он ее или нет. И все-таки стоило ему свистнуть, как она прибежала. И сердце у нее было не на месте.
– Мне надо кое-что обсудить с моими девочками.
– Девочками? Во множественном числе?
Это было что-то новенькое. И новость не из приятных.
– Клер и Тесса скоро будут здесь.
– Зачем? Что происходит?
Ее кольнуло чувство вины. А вдруг отец умирает? Вдруг он тяжело болен? Но, глядя на коренастого мужчину в кожаном кресле цвета бычьей крови, она отбросила свои страхи. Лицо у Датча было загорелое, голубые глаза, ясные, как июньское утро, смотрели на нее поверх очков, сдвинутых на кончик носа. Правда, в темно-каштановых волосах, попрежнему густых и жестких, заметно проступила седина, сгущавшаяся к вискам. Но в общем и целом, если не считать округлившегося брюшка, он выглядел здоровым, как всегда. И, как всегда, не внушающим доверия.
За окном одновременно послышалось пение двух автомобильных моторов. По гравию подъездной дорожки захрустели шины, дверцы хлопнули в унисон.
Датч криво усмехнулся:
– Твои сестры.
Он был прав. Вскоре обе младших сестры Миранды появились в гостиной. Клер, высокая и тоненькая, с коротко остриженными рыжевато-каштановыми волосами, в джинсах и хлопчатобумажном свитере, выглядела обеспокоенной. Тесса, младшая и, как всегда, самая смелая, дерзко улыбалась. Ее светлые волосы были взлохмачены, длинное газовое прозрачное платье темно-пурпурного цвета колыхалось вокруг нее волнами, на ногах красовались замшевые сапожки, украшенные бисером и доходившие до середины икры.
