Едва жена вышла из дома, а муж уже тащил туда другую бабу. Да еще хвалился жениной геранью.
Дальше было еще гнуснее. Они сидели на кухне, и этот самый муженек острил, жарил цыплят, накрывал на стол, откупоривал дорогое французское винишко. Рита боялась поднять глаза. Ей казалось, что все вещи осуждающе на нее вызверились: клетчатый передник, кастрюли, сковородки, часы с кукушкой… А когда после ужина мужчина как ни в чем ни бывало повел ее в спальню, и Рита легла на супружеские простыни, от ощущения гнусности и мерзости с ней приключился своеобразный шок. От ее жизнерадостности и оптимистической настроенности вести жизнь полноценной женщины не осталось и следа. Удовольствие, которое Рита рассчитывала получить в обмен на мелкие нравственные травмы, оказалось более чем сомнительным.
— Расслабься, — убеждал Риту партнер. — Мой брак с этой женщиной — просто мираж!
Конечно, он нагло лгал. Его брак был такой же безусловной реальностью, как кастрюли, сковородки и герань на окне. Когда он взобрался на Риту и принялся за дело, ей казалось, что в нее хотят засунуть эту самую герань, да еще вместе с горшком.
* * *
Рита не кривила душой. За это Маша и любила ее. Она всегда говорила правду, даже самую неприятную. Она была честна, и ее нельзя было упрекнуть за тот случай… Но если так, то какое Маша имела право осуждать другую женщину, любовницу отца? И все-таки у нее снова помутилось в глазах от злости.
* * *
…Ах, мама, если бы она повременила хотя бы еще один день, то познакомилась бы с Волком! Может быть, увидев суженого своей дочери, она не воспринимала бы жизнь в таких черных тонах. Однако полковник прилетал только завтра, а значит, они уже никогда не познакомятся. Эта мысль так огорчила Машу, что из глаз брызнули слезы. Глядя на нее, зарыдала и Катя.
— Деточки мои, сиротинушки, — причитала бабушка.
— Я ему этого никогда не прощу! — наплакавшись, сказала Катя, и ее глаза гневно засверкали.
— Разве мы не видели всего этого раньше? — печально проговорила Маша.
— Нам казалось, что мать слишком строга с нами, и поэтому мы не замечали, как она страдает, — вздохнула Катя.
— Господи, — шамкала бабушка, — чем она, голубка наша, была виновата? Она его так любила!
— Я ненавижу его, — прошептала Маша. — Он ее убил!
Через полчаса пришел участковый врач и, едва взглянув на мать, быстро выписал свидетельство о смерти и удалился.
— Маша! — вдруг воскликнула Катя и, наморщив лоб, проговорила:
— Мы забыли об одной вещи…
— О чем?
— Кто-то все-таки должен сообщить отцу. Тебе не кажется?
Маша передернула плечами, а потом медленно кивнула. Было ясно, что никто из сестер не испытывал желания взять это на себя. От бабушки этого нельзя было требовать и подавно.
К счастью, скоро появился Катин супруг.
— Григорий, — проворчала Катя, — сколько тебя можно ждать?
— Я летел со всех ног, честное слово! — начал оправдываться он. — Что у вас стряслось?
Вместо ответа Катя кивнула ему в направлении гостиной. Григорий побледнел и шатаясь двинулся туда.
— Зачем ты так с ним? Он всегда с тобой такой нежный и заботливый, — шепнула Маша сестре. — Из-за вашего отпуска?
Ей хотелось, чтобы оставшиеся в живых были более терпимыми друг к другу.
— Черт с ним, с отпуском, — ответила та. — Этот заботливый осел меня снова обрюхатил!
— Разве ты не хотела еще одного ребенка?
— Вообще-то я уже настроилась на то, что дети, наконец, подрастут. Один пойдет в школу, другой в детский сад, а я займусь собой. Конечно, может быть, и мне хотелось бы где-нибудь работать…
— Катя, — горячо начала Маша, — а разве нельзя как-то совместить эти две вещи — быть матерью и работать, заниматься в жизни чем-то серьезным?
Сестра взглянула на нее с любопытством.
— Погоди, погоди! Что это тебя стало так волновать, а? Ты часом не задумала остепениться?
— Почему бы и нет? — застенчиво проговорила Маша.
— Ну, поздравляю, — усмехнулась Катя. — Что же, у тебя, я уверена, это совмещение прекрасно получится.
Однако они были вынуждены прервать эту занимательную тему. Из гостиной донеслось громкое рыдание Григория, и они снова спустились на землю.
— Бедная мамочка! — заплакала Маша. — Твой Григорий ее тоже любил.
— Хотя обычно не подавал вида, — заметила Катя.
— Разве ее можно было не любить! — присовокупила бабушка.
Несколько минут женщины слушали, как рыдает мужчина. Как ни странно, от этого им стало немного легче. Потом рыдания стихли. Прошло еще несколько минут, и Григорий вернулся на кухню. На этот раз более уверенной походкой.
— Какой кошмар, — сказал он, — я только вчера говорил с ней по телефону… Давайте плакать вместе!
— Ты такой чуткий, Гриша, — вздохнула Маша.
— Спасибо, — поблагодарил он и смахнул слезу.
Некоторое время он переминался с ноги на ногу, а потом сказал:
— Я потрясен. Это ужасно. Я пощупал пульс и прослушал сердце. Она действительно скончалась.
— Более точного диагноза от зубного врача и не требуется, — фыркнула Катя. — В заключении о смерти врач написал, что мама скончалась от сердечного приступа.
— Она так посинела, — вздохнул Григорий.
— Кажется, мы все посинели, — заметила Катя.
— Прошу тебя, — умоляюще взглянув на сестру, воскликнула Маша, — давайте говорить друг с другом нежно!
— Может, стоит выпить чего-нибудь успокоительного? — предложил Григорий.
— Вот-вот, — сказала Катя, — пойди достань из холодильника водки и налей себе немного.
Григорий повиновался.
— Наверное, нужно позвонить в похоронное бюро, — сказал он, педантично убрав бутылку обратно в холодильник.
— А еще, — сказала Катя, — позвони в контору отцу. Хоть какая-то от тебя помощь.
* * *
Григорий ушел звонить, бабушка тихо молилась у себя в комнате, а сестры сидели на кухне. Когда Маша оставалась с Катей наедине, ей казалось, что они снова возвращались в детство — в те времена, когда забивались в угол, чтобы вместе перемочь несправедливости, которые обрушивали на них родители.
— Его хоть немного будет мучить совесть? — прошептала Маша.
— Не знаю, — ответила Катя. — Не удивлюсь, если уже вечером он явится сюда со своей любовницей.
— Странно, что случилось такое, а мы сидим тут с тобой и спокойно разговариваем! — сказала Маша.
Катя откинула со лба волосы, и ее голубые глаза опять наполнились слезами.
— Я знала, что рано или поздно это случится. Я была в этом уверена.
