Но… Нет-нет, успокойся! – вырвалось у нее под его отчаянным взглядом. Теперь уже она погладила его по щеке – Будет так, как ты хочешь. Я никому не скажу.
Майкл поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. И вдруг оживился.
– Идем, выпьем за нас.
Но когда они чокнулись чашками, он с большой нежностью произнес:
– Нет, не за нас, а за Рози… За миссис Майкл Брэдшоу!
* * *
Дома, в своей спальне, она раздевалась, словно в каком-то тумане – как будто все еще длился волшебный, двухчасовой сон…
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Дженнифер со свечой, с напряженным и злым лицом. Розамунда молча смотрела на сестру и выжидала. Наконец изо рта Дженнифер вылетели слова – точно брызги едкой кислоты:
– Неудивительно, что у тебя мания преследования: в тебе говорит нечистая совесть!
Розамунда вздернула голову и выпятила подбородок.
– Что ж, хорошо. Ты знаешь, где я была. Что дальше?
– Убегаешь ночью из дома, стараешься бесшумно переправиться на ту сторону, к нему! Только попробуй отрицать!
– А кто отрицает?
– Ты сошла с ума! Ему даже не на что обставить дом, не говоря уже о том, чтобы кого-то нанять. Три фунта в неделю! Ха! Интересно, каких услуг он потребует за эти три фунта?
И вдруг Розамунда тоже закричала, да так, что Дженнифер испуганно смолкла и отвернулась. Обида была так велика и незаслуженна, что Розамунда потеряла контроль над собой.
– Ага! Боишься, что я брошу тебя одну присматривать за отцом, да? Так ты дождешься!
Она не заметила выросшей в дверях фигуры Генри Морли.
– Что это? Что с вами такое, черт побери?
Розамунда опомнилась.
– Ничего, папа. Я выходила поужинать с мистером Брэдшоу. Дженнифер видела, как я уходила и когда вернулась.
– Да, я видела! Целуетесь на берегу – а сами знакомы без году неделя! Говорила, терпеть его не можешь!
– Никогда я этого не говорила – ни разу! И… да, мы целовались – что в этом дурного? – Розамунда смотрела на отца, словно требуя ответа.
Возможно, Генри Морли и не находил это дурным, но во всяком случае странным.
– Ты – с ним?.. Брэдшоу? Ох, Рози! И этот ребенок!
– Знаю, что ребенок! Постоянно об этом помню!
– Ну, ладно, ладно, не кричи на меня. Я ничего не имею против девочки, мне ее жалко. Но он… этот Брэдшоу… А как же Клиффорд?
– Да, папа, как же Клиффорд? Сейчас я только одно могу сказать: должно быть, я подсознательно надеялась, что благодаря Клиффорду мы сохраним этот дом. С Майклом все по-другому – с самого начала! Я знала, что он беден и не может защитить нас от превратностей судьбы. Самой-то мне ничего не нужно, но я беспокоилась за вас. А вы… сами-то вы только о себе и думаете, постоянно жалеете себя. Вечно я должна решать за троих. Меня состарила ответственность! Я была посредником между вами и дядей Эдвардом. Он мог помогать нам, потому что был богат. Я любила дядю Эдварда самого по себе, мне было тошно зависеть от него, – она удержалась и не добавила: "Сама-то я запросто заработала бы себе на кусок хлеба!"
– Твои прошлые проблемы – сущие пустяки по сравнению с будущими! – выпалила Дженнифер и собралась уходить, но ее остановила язвительная реплика Розамунды:
– Вот тут ты ошибаешься. Знаешь, зачем он хотел меня видеть сегодня вечером? Почему ждал на берегу? Спешил сообщить мне результаты своей поездки в Лондон.
Майкл Брэдшоу больше не нищий – у него уйма денег! Ясно? Он стал очень богатым человеком и может позволить себе все, что угодно – например, путешествовать. – Розамунда выпалила эти жестокие слова и тотчас раскаялась.
Дженнифер вся сжалась и хотела выстрелить в ответ, но отец опередил ее:
– Рози, у тебя с ним что-нибудь серьезное?
Ах, как ей хотелось бросить им в лицо: "Да, очень! Мы собираемся пожениться!" Но она вспомнила данное Майклу обещание и сказала лишь:
– Он предложил мне хорошо оплачиваемую работу.
– Ха! – вырвалось у Дженнифер.
Она и отец уже стояли на лестничной площадке. Это "ха!" так оскорбило Розамунду, что она не сдержалась:
– Завтра утром вы встанете – а меня уже не будет!
– Как это?!
Оба резко, с тревожными лицами, повернулись к ней. Розамунде безумно хотелось успокоить их: "Слушайте, слушайте, какая у меня замечательная новость! Теперь у нас все будет очень хорошо!" Однако время не пришло, и, поникнув головой, она пробормотала:
– Завтра я еду с ним в Кембридж, помогу выбрать мебель.
Отец и Дженнифер хранили упорное молчание, и она с горечью добавила:
– Не волнуйтесь, приличия будут соблюдены: мы берем с собой ребенка.
Она смотрела, как в мерцающем свете свечи они расходятся по своим комнатам. Затем вернулась к себе, закрыла дверь и без сил прислонилась к ней, сцепив руки.
– Ну почему, – горько шептала она, – почему все получается не так, как надо? Они отравили мою радость.
Майкл оказался прав. Знай ее близкие о предстоящей свадьбе, каких только препятствий они не нагромоздили бы у нее на пути. Или их удержало бы то, что он теперь богат? Господи, за что ей эта мука – задавать себе такие вопросы?
Она быстро разделась, юркнула под одеяло и вскоре перестала думать о своих родных. Мысли сами перенеслись через болота, в особняк с голыми стенами.
Он сказал "Я молил Бога, чтобы вы вышли". И потом: "Вы согласны стать моей женой?" Именно так, а не: "Я люблю вас, Рози!" Не стал кривить душой, честно признался: "В моей жизни уже была романтическая страсть". И все-таки он полюбит, она заставит его себя полюбить! Должно быть, он и сейчас к ней неравнодушен, просто не в его характере – признаваться в таких вещах. Как еще он мог просить ее руки?
Она снова услышала голос Майкла: "Может, я почувствовал в вас нечто материнское…"
Да. Он женится, потому что видит в ней будущую мать для Сюзанны – а также для маленького мальчика, живущего в нем самом. Капризного, эгоистичного, требовательного ребенка.
У Розамунды было такое чувство, словно она качается на волнах зыбкого, непрочного счастья. Временами со дна души поднимался страх, и она уговаривала себя: "Только не надо суетиться – все будет хорошо".
Она твердо верила: после свадьбы все встанет на свои места. Скорей бы прошли эти несколько дней ожидания! Предстоящее замужество вызывало в ней благоговейный трепет; тревога мешалась с нетерпением.
А вообще-то ей некогда было особенно думать: словно
