– Но я хочу ребёнка от тебя! Мне тоже сначала было всё равно, главное, что это будет мой ребёнок. Но теперь я хочу, чтобы у него были твои глаза, твоя улыбка. Я хочу этого ребёнка! Твоего!
– Плохие гены важнее глаз и улыбки, пойми!
– Но почему? Почему ты считаешь, что у тебя родится ненормальный ребёнок? Откуда этот бред?
– Откуда? Ты хочешь знать, откуда?
– Да, хочу!
– Оттуда, откуда родом я. Мой отец – потомственный алкоголик. Мать – наркоманка, бабка – сумасшедшая алкоголичка. Это те родственники, которых я помню. А как-то я провёл расследование, чтобы выяснить всё о моей настоящей семье. Так вот, там вообще не было нормальных людей. Одни причины смерти говорят за себя. Умер от цирроза печени, покончил жизнь самоубийством, умерла в психиатрической клинике. Как тебе наследственность? Продолжать? Или достаточно?
– Мне нет дела до твоих родственников, тем более давно умерших. Главное – это ты. Ты нормальный, замечательный, и твой ребёнок будет похож на тебя, и ни на кого другого!
– Да откуда ты знаешь, что скрыто во мне! Я и сам этого не знаю, но понимаю одно: если через меня ребёнку передастся хотя бы одно из традиционных качеств моей настоящей семьи – это будет монстр. Ты ведь не представляешь, что это такое – вырасти в семье алкоголика и наркоманки. У тебя была вполне нормальная благополучная семья. Твой отец запивал на какое-то время от безысходности, но и это на тебя наложило отпечаток, хотя тебе было уже двадцать лет. А мои вели такой образ жизни. Им это нравилось, никто ничего не хотел менять, потому что это в крови и ничего нельзя изменить. Мне было пять лет, когда умерла от передоза моя мать. Я смутно помню себя в то время, помню только, что постоянно сидел запертый в доме, среди мусора, бутылок и использованных шприцов. И постоянно хотел есть. Потом опекунство перешло к моей бабке и отцу. Жизнь круто поменялась. Я уже не сидел дома, а бродил с отцом по каким-то притонам, подворотням, ел то, что мне бросали со стола его многочисленные друзья-собутыльники. Мне казалось, что это и есть настоящая жизнь, мне это даже нравилось – что ты, свобода! После смерти бабки меня почти год не могли выловить органы опеки. А ты говоришь, я другой. Во мне заложено то же самое, что и в моей родне.
– Но ты же не стал таким!
– Потому что вовремя забрали в приют, потому что рядом вовремя оказался Данила, который стал для меня семьёй, авторитетом и стоп-краном. Потому что вовремя попал в спецназ, вовремя понял, что я не хочу быть таким, как мой отец.
– Он тоже не будет таким, как его дед, – Диана положила руку на живот, защищая маленький комочек жизни, – Ты сделаешь всё, чтобы он таким не стал.
– А где гарантии? Я не хочу рисковать. Я даже думать не хочу о том, что из этого может получиться. Диана, нам так хорошо вместе, зачем кто-то ещё? Я многое смогу тебе дать. Ты займёшься своим бизнесом. Чтобы всё наладить, потребуется время, тебе будет не до детей. Зато потом – свободный график, мы сможем путешествовать. Ты ведь нигде не была. Я смогу показать тебе весь мир, если захочешь. А потом, потом мы подумаем о ребёнке. Диана, ты слышишь меня? – Олега беспокоил её отстранённый взгляд. А когда она вдруг начала смеяться, начал беспокоиться за её психику.
– Смешно, ты предлагаешь мне выбрать какой-то бизнес, путешествия, развлечения, а не ребёнка. Смешно и глупо это даже сравнивать, не то, что выбирать.
– Тогда спрошу так, чтобы было не смешно. Он или я.
– А мне не привыкать. Я за сегодня уже второй раз стою перед выбором. Работать униженно или гордо уйти. Любимый человек рядом или ребёнок от любимого. Я выбираю ребёнка. Знаешь, почему? Потому что я ему нужна. А тебе – нет.
– А я? Я тебе нужен? Ты с самого начала воспринимала меня, как донора. Я думал, всё изменилось, и теперь тебе нужен я, а не моя сперма, – зло выдал он и вскочил с кресла.
Его лицо потемнело, стало каким-то серым, черты настолько обострились, что напоминали маску. Маску воина. Ведущего бой с самим собой.
Больно, как же больно! Диане захотелось ответить тем же, тоже причинить боль. Несправедливыми глупыми упрёками.
– А я тебе зачем нужна? Почему ты решил жениться на мне так поспешно? Не потому ли, что боялся отстать от Данилы? У вас ведь всё должно быть на равных! Квартиры в одном доме, дачные участки рядом, машины одинаковые. А тут у него есть жена, а у тебя нет. Ты меня выбрал по принципу машины? Потому что я похожа на Дашу?
– Ч…то? – выдавил он потрясённо.
И, не говоря больше ни слова, вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
Диана вздрогнула от еле слышного щелчка замка, как от выстрела.
«Вот и всё. Это было слишком хорошо, чтобы быть похожим на правду. Идеальных людей нет. А если и найдётся один, то в нём обязательно будет такой недостаток, который затмит всё совершенство. Но мне всё равно. У меня есть то, о чём я мечтала. Остальное неважно. Главное, ребёнок. Мой. Только мой. Остальное неважно. Всё равно».
Диана не заметила, что уже больше часа мысленно проговаривает один и тот же монолог, в разных вариациях, пытаясь убедить себя, что ей всё равно. Казалось, она может так сидеть, забившись в тапочках в угол дивана, бесконечно. Время словно остановилось, хотя шло в том же ритме, что и всегда. Хотела плакать, и… не могла. Две недели рыдала по малейшему пустяку, а тут словно заморожено всё внутри арктическим холодом, даже слёзы замёрзли. Только лицо горит, и в сухих глазах воспалённый огонь. Как же раньше, по беспричинным слезам, не смогла понять, что просто беременна. «Тоже мне, провизор с высшим образованием! Было же всё ясно ещё до сватовства! Тогда же можно было всё обсудить и расстаться, без лишних проблем и фарса».
«Нужно что-то делать. Что делать? Собирать вещи и уходить отсюда!» Диана пожалела, что не всё приданое выгрузили к бабе Зине, только мебель и бытовую технику, которая в квартире Олега была лишней. А у бабули всё встало к месту, только пришлось вынести на помойку старый холодильник. А вот все тряпки сейчас лежали в спальне Олега. Для них он заказал шкаф, который впишется в интерьер. У него всё должно вписываться в интерьер. Только Диана никак не вписывалась, и ребёнок тоже. Кажется, она это всегда понимала, но он пытался убедить в обратном. И так хотелось верить. Верить в сказку. А сказок нет. Есть жизнь, и есть реальность, которая доказывает, что они настолько разные, что невозможно и представить, чтобы такой, как Олег, мог влюбиться в деревенскую простушку, мечтающую о семье и детях, а не о собственном бизнесе и путешествиях.
Диана зашла в спальню. Как же больно сюда заходить и видеть… и вспоминать. Она так надеялась, что на этот раз не сработает её жизненный закон. Но нет, напрасно надеялась. У неё всегда должно так быть: за самозабвенное упоительное счастье нужно расплачиваться болью, разъедающей всё внутри, опустошающей болью.
