— Пора принять обезболивающие, детка? — по-доброму спросила она, пощелкивая пальцем по трубке капельницы.
— Нет-нет, — пробормотала я, стараясь не показать своего состояния. — Мне ничего не нужно.
Сейчас я ни в коем случае не могла позволить себе закрыть глаза.
— Не надо храбриться, девочка. Лучше не трать напрасно силы, тебе надо отдыхать.
Она подождала еще, но я покачала головой.
— Ну ладно, — вздохнула она. — Нажми на кнопку вызова, когда будешь готова.
Она бросила на Эдварда суровый взгляд, затем тревожно посмотрела на мониторы и вышла.
Его холодные руки тут же коснулись моего лица. Я смотрела на него дикими глазами.
— Тише, Белла, успокойся.
— Не уходи, — срывающимся голосом взмолилась я.
— Не уйду, — пообещал он. — Теперь расслабься, а я позову медсестру, и она даст тебе лекарство.
Но мое сердце билось по-прежнему часто.
— Белла, — он взволнованно гладил мое лицо. — Я здесь, я никуда не ухожу. Я буду здесь столько, сколько тебе будет нужно.
— Клянешься, что не оставишь меня? — прошептала я.
Я старалась сдерживать хотя бы свое судорожное дыхание — бока уже болели вовсю.
Он обхватил обеими руками мое лицо и очень близко наклонился ко мне. Его широко раскрытые глаза смотрели очень серьезно.
— Клянусь.
Запах его дыхания сразу успокоил меня, он, казалось, был бальзамом для моих несчастных ребер. Эдвард смотрел мне в глаза, пока мое тело медленно расслаблялось, а сигнал кардиомонитора возвращался к нормальному ритму. Его глаза были темными, ближе скорее к черному, чем к золотому.
Он покачал головой и пробурчал нечто неразборчивое. Кажется, я расслышала что-то вроде «гиперчувствительность».
— Почему ты так говоришь? — прошептала я, стараясь, чтобы голос не задрожал.— Ты что, устал меня все время спасать? Хочешь, чтобы я куда-нибудь исчезла?
— Нет, я совсем не хочу расставаться с тобой, Белла, не глупи. И мне вовсе не в тягость тебя спасать… если забыть о том, что именно я навлекаю на тебя опасности… что именно из-за меня ты здесь…
— Да, из-за тебя, — я нахмурилась. — Из-за тебя я здесь — живая.
— Еле живая. — Его голос почти превратился в шепот. — Вся в гипсе и бинтах, едва способная двигаться.
— А я имела в виду вовсе не последний свой опыт почти-гибели, — ответила я , начиная раздражаться. — Я вспомнила обо всех предыдущих — выбирай любой. Если бы не ты, я бы уже гнила в могиле на кладбище Форкса.
При этих словах он поморщился, но затравленное выражение не исчезло из его глаз.
— И это еще не самое худшее, однако, — продолжал он шепотом свою мысль, словно вообще не слышал меня. — Не то, что ты лежала на полу, как сломанная кукла, — он задыхался. — Не мысль о том, что я опоздал. Даже не то, как ты кричала от боли — эти невыносимые воспоминания я унесу с собой в тот остаток вечности, что мне уготован. Нет, самое страшное — думать… нет, знать, что я не смогу остановиться. Понимать, что вот-вот я сам убью тебя.
— Но ты не убил меня.
— Я мог. И очень легко.
Я понимала, что надо сохранять спокойствие. Но он пытался уговорить себя расстаться со мной, и панический страх бился в моих легких, прорываясь наружу.
— Обещай мне, — прошептала я.
— Что?
— Ты знаешь что.
Я уже начинала злиться. Как упрямо он цеплялся за черные мысли!
Он услышал перемену в моем голосе. Его взгляд стал жестче.
— Раз я не настолько силен, чтобы держаться от тебя подальше, придется тебе делать выбор самой. Независимо от того, убьет тебя это или нет, — грубовато добавил он.
— Хорошо.
Он не дал обещания, и это от меня не укрылось. Панику удалось сдержать, но на гнев сил не хватило.
— Ты сказал мне, как остановился…а теперь я хочу знать, почему.
— Почему что? — настороженно повторил он.
— Почему ты сделал это. Почему нельзя было просто позволить яду сделать свое дело? Сейчас я уже была бы такой же, как ты.
Глаза Эдварда внезапно стали черны, как уголь. Тут я вспомнила, что он всегда старался скрыть от меня то, о чем я завела речь. Элис, должно быть, была погружена в мысли о своем новообретенном прошлом или научилась отлично контролировать себя в его присутствии — так или иначе, Эдвард не знал о том, что она посвятила меня в тайну превращения в вампира. Он изумился и рассвирепел. Его ноздри раздувались, а рот казался вырезанным из камня.
Он не собирался отвечать на мой вопрос — это было яснее ясного.
— У меня, разумеется, мало опыта в отношениях полов, но мне кажется логичным, что мужчина и женщина должны быть равны хотя бы в чем-то. Во всяком случае, один из них не должен постоянно падать ястребом с небес, спасая другого. Надо, что бы они в равной степени спасали друг друга.
Он положил скрещенные руки на край моей кровати и опустил на них подбородок. Его лицо смягчилось, гнев ушел. Он, очевидно, решил, что ему нет смысла злиться на меня. Я надеялась, что успею предупредить Элис прежде, чем он возьмется за нее.
— Ты и так уже спасла меня, — спокойно сказал он.
— Я не могу быть вечной Лоис Лейн, — настаивала я.— Я тоже хочу быть Суперменом.
— Ты сама не понимаешь, о чем просишь, — мягко ответил он, прожигая взглядом край моей подушки.
— Мне кажется, понимаю.
— Нет, не понимаешь. У меня было почти девяносто лет, чтобы подумать, а я до сих пор ни в чем не уверен.
— Ты жалеешь, что Карлайл тогда не дал тебе умереть?
— Нет, не жалею. — Он остановился, прежде чем продолжить. — Но моя жизнь была кончена. Я не оставлял ничего в этом мире.
— Моя жизнь — это ты. Ты — это единственное, что мне было бы больно потерять.
Мне стало легче оттого, что я сказала это. Оказалось, очень просто было признаться, как сильно я нуждалась в нем.
Однако, он остался спокоен. Он уже все решил.
— Я не могу сделать это, Белла. Я не сделаю этого с тобой.
— Почему? — горло саднило, и мои слова прозвучали тише, чем мне бы хотелось. — Только не говори, что это слишком трудно! После того, что было вчера… несколько дней назад… ну ладно, после того, что было, это просто раз плюнуть!
Он сурово воззрился на меня и спросил:
— А как же боль?
Я растерялась. Ничего не смогла с этим поделать. По крайней мере, я постаралась, чтобы на моем лице не отразилось то, насколько ясно я помню это ощущение — огонь, растекающийся по венам…
— Это моя проблема, — ответила я. — Я справлюсь.
— Очень легко увлечься и перескочить грань, отделяющую бесстрашие от безумия.
