– Мы спрячем их вот сюда, в мой ридикюль, – предложила она, – и будем за ними присматривать в четыре глаза.
– Отличная мысль.
Но его взгляд не отрывался от ее рта. Он нежно провел большим пальцем по ее губам, заставив их раскрыться.
– Боже мой. Гусси, как же мне тебя не хватало! Ты хоть представляешь, как долго мы не оставались наедине?
– Три ночи, – тотчас же отозвалась она, – и два с половиной дня.
Такой ответ вызвал у него на губах чувственную улыбку.
– Верно. Три долгие, бесконечно одинокие ночи.
– Уинг тебе досаждал?
– Нет. Просто они позаботились о том, чтобы я проводил время в одиночестве, думая о тебе.
– Я тоже думала о тебе.
Грейс так смутилась, что ей пришлось умолкнуть. Разговоры о любви были не по ее части. Рубен заставил ее поднять подбородок, и ей пришлось заглянуть ему в глаза. Очевидно, в них отражалось то же самое, что было написано в ее собственных: такое же смущение, те же не поддающиеся выражению чувства. К счастью, им обоим одновременно пришло в голову верное средство для преодоления неловкости. Их губы сошлись в нежном, почти застенчивом поцелуе, и сладкая боль сжала сердце Грейс.
– Рубен…
Это было единственное слово, которое ей оказалось под силу выговорить, и она принялась повторять его на все лады, не отрываясь от его рта и чувствуя, как он гладит ее лицо кончиками пальцев.
Вдруг он напрягся и отстранился от нее. Догадавшись, что их уединение нарушено, она обернулась и со смешанным чувством облегчения и ужаса обнаружила, что в открытых дверях с бутылкой шампанского в одной руке и тремя пустыми бокалами в другой стоит, покачиваясь, не кто иной, как Генри.
– Я вижу, вы уже начали отмечать без меня, – обиженно заметил он, занимая сиденье напротив:
Грейс сняла руки с шеи Рубена, а он помог ей подняться на ноги, и она – с горящими щеками и бешено колотящимся сердцем – торопливо села рядом с ним.
– Где ты взял эту бутылку? – спросила она, переходя в наступление, чтобы скрыть замешательство. – Сюда нельзя проносить спиртное.
– Что за сорт? – осведомился Рубен. – Дайте-ка взглянуть на этикетку.
Чего же еще можно было от него ждать?
– Я приплатил официанту в вагоне-ресторане, чтобы он позволил мне взять ее на вынос, а потом дал на чай кондуктору, чтобы он отвернулся.
Пробка праздничным салютом ударила в потолок.
– До чего же вы оба любите сорить деньгами, – ядовито заметила Грейс. – Рубен только что прикуривал от ассигнации.
– Слушайте, мне нравится ваш стиль, – усмехнулся Генри, передавая ему бокал. – За пламя битв и торжество побед![57]
– За пламя битв и торжество побед, – охотно откликнулся Рубен, чокнувшись с ним. Грейс осуждающе покачала головой.
– Только одному можно радоваться: вы еще не слишком пьяны, если способны это выговорить. Она отпила из своего бокала.
– М-м-м… молодое, но не слишком мягкое. Веселящее, несколько игривое; интригует, но не подавляет. Чувствуется некоторое…
– Да ладно тебе, – проворчал Рубен. – Шампанское – это напиток будущего, – продолжал он уже серьезно, поднимая бокал к окну и щурясь сквозь него на свет. – Страна движется вперед. Дальнейшие успехи будут все больше вдохновлять американцев на торжества с шампанским. Запомните мои слова.
Генри поднял свой бокал и предложил еще один тост:
– За будущее.
– За будущее, – откликнулись они хором. Все выпили.
* * *
Ай-Ю, уехавший домой более ранним поездом, встретил их во дворе с распростертыми объятиями, хотя на его лице явно читалась тревога.
– Сработало? – спросил он, забывая от волнении о своем китайском акценте и пританцовывая вокруг наемного экипажа, из которого они даже не успели вылезти. – Никто не пострадал?
Грейс спрыгнула на землю и порывисто обняла его. Как всегда, ей показалось, что она обнимает подростка.
– Сработало! Мы разбогатели! – негромко, чтобы не слышал возница, воскликнула она. – Все тут, – она похлопала по ридикюлю, и мы удрали, не оставив следов. Все прошло без сучка без задоринки.
– Отлично! – вскричал он, беззвучно хлопнув своими паучьими лапками. – Входите, мы это отпразднуем. Обед уже готов. Особый обед.
Мужчины внесли в дом багаж, пока Грейс расплачивалась с возницей. Привычка сорить деньгами, должно быть, заразительна, подумала она, награждая пораженного возницу лишним долларом. Войдя в дом, она решила подняться к себе и сменить свадебный наряд на обычное платье, перед тем как присоединиться к мужчинам в гостиной. Она выбрала красивое муслиновое платье с рисунком из розовых бутонов с зелеными листьями, которое Рубен еще не видел, и перевязала волосы ленточкой.
Солнце садилось за грядой холмов, отбрасывая длинные тени и снопы золотистого света на натертый до блеска пол в гостиной. На мгновение Грейс остановилась в дверях, никем не замеченная, наблюдая, как трое мужчин, с которыми была связана ее жизнь, разговаривают, смеются и хвастают друг перед другом своей смелостью и предприимчивостью.
Рубен поднял голову и заметил ее раньше, чем все остальные; радость, вспыхнувшая в его взгляде, согрела ее до самых костей. Она улыбнулась. На секунду все расплылось у нее перед глазами: ей показалось, что они остались одни на свете. Для нее никого не существовало, кроме него, он был для нее всем. Что она будет делать, если он ее оставит?
– Грейс! – вскричал Генри, разрушив очарование минуты. – Заходи, выпей с нами! Мы решили как следует напиться.
– Вам еще мало? – проворчала Грейс, но все же взяла протянутый ей бокал.
Пузырьки ударили ей в нос.
– Нравится мне эта штука, – призналась она Рубену, и он одобрительно чокнулся с ней. Генри плюхнулся в кресло.
– Ну и где же деньги? Покажи деньги, я хочу на них взглянуть.
– Они в прихожей, в моей сумочке. Сейчас принесу.
Она поставила свой бокал на каминную полку, но Ай-Ю сказал: «Я приносить» и выскользнул из комнаты. Прислонившись к дверям террасы, Рубен не сводил с нее глаз. Ей, конечно, хотелось отпраздновать успех со всеми, но в эту минуту ей еще больше хотелось остаться с ним наедине. Не иметь возможности прикоснуться к нему, обхватить руками за талию, спрятать лицо у него на плече… это было настоящее испытание. Печаль, грозившая затопить ее еще в поезде, вновь обрушилась на ее израненное сердце, и она опять усилием воли отбросила грустные мысли, хотя на этот раз победа над собой далась ей нелегко. «Держись», – сказала она себе. Пусть эта минута будет радостной, а горечь она сбережет на потом.
В комнату вернулся Ай-Ю.
– Вот, мисси, – сказал он, протягивая ей сумочку. Даже не успев раскрыть ридикюль, Грейс поняла, что что-то не так: сумочка показалась ей слишком легкой.
