Сораб начинает вырывается и тянет ручки к нему, Блейк забирает его и подняв высоко в воздух дует на животе с каким-то странным звуком, что вызывает у Сораба смех, от которого он начинает извиваться видно ему щекотно и сучить ногами.
Он поворачивает голову, смотря на меня и нюхает воздух.
— Что это?
— Что, — с усмешкой переспрашиваю я, — твой ужин.
— Пахнет потрясающе.
Прижав Сораба к своему телу, он наклоняется и целует меня, окуная мое тело в томный, чувственный жар. На кухне великолепная еда, мой мужчина с моим ребенком на руках дома, о чем большем я могу мечтать в этом мире.
Блейк дотрагивается до моей руки и вдруг резко прищуривается.
— Что это такое? — спрашивает он мягко, дотрагиваясь до пластыря на пальце.
— Ничего страшного. Я порезала палец, пока нарезала овощи.
Он хмурится и зажимает в своей руке мою руку.
— Я не хочу, чтобы ты больше готовила. Я скажу Лауре, чтобы она выбрала тебе шеф-повара завтра.
— Нет, — сразу же отвечаю я. – Мне не нужен шеф-повар, я не хочу. Я люблю готовить, и я получила удовольствие, когда готовила для нас сегодня. И няню я тоже не хочу. Я хочу, чтобы нас было трое.
Он пристально смотрит на меня, его челюсти крепко сжаты, так что начинают двигаться желваки на скулах.
— Прими это хотя бы на некоторое время, Блейк. Прошу тебя.
— Окэй, на некоторое время. В любом случае, мы переезжаем в апартаменты в Гайд-парке на следующей неделе.
— Что?
— Там гораздо лучше. У тебя появится возможность обращаться к шеф-повару «Mandarin Oriental».
— Разве мы не можем задержаться здесь немного дольше? Все случилось так быстро, и я до сих пор так сильно смущаюсь. Эти апартаменты, как будто мой дом теперь. Я чувствую себя комфортно здесь, и Билли не так далеко.
Он кладет руку на мою талию.
— Если это сделает тебя счастливой, то мы можем остаться здесь подольше. Но, в конечном счете, мы должны переехать
— Спасибо, отвечаю я, улыбаясь на него снизу-вверх. — У меня есть для тебя сюрприз.
— Да?
Я даю ему коробку.
— Передай мне ребенка.
Он вручает мне Сораба, открывает крышку и насмешливо смотрит на меня. — Тапочки?
— Да, удобные для дома.
— Как у дедушки?
Я счастливо заливаюсь смехом.
— Ты не выглядишь, как дедушка, если ты это имеешь в виду. Теперь примерь их, — Сораб хватает коробку и кусает ее за угол, пока Блейк снимает обувь и надевает тапочки.
— Ну?
— Я счастлив.
— Отлично.
Он смотрит в мои глаза, его становятся темными и увлажненными.
— Ты знаешь, я никогда не носил тапочек?
— Никогда?
— Никогда. Ты полностью меняешь мою жизнь, Лана.
— Я еще не закончила, — говорю я и передаю ему следующий пакет.
Он открывает его.
— Свитер?
— Хммммммм...
Я стоя, наблюдаю, как он снимает свою офисную одежду, и надевает темно-синий спортивный костюм.
— Что скажешь?
— Съедобно, даже очень, — говорю я, и действительно имею в виду именно это. Брюки, низко сидящие на сильных сексуальных бедрах, виднеется немного кожи, и я дотрагиваюсь до нее.
В ту же минуту он со всей глубиной смотрит мне в глаза и выражение его лица изменяется.
— У меня другие планы на тебя сегодня вечером, — говорю я ему и убираю свою руку. — Вот, — и передаю ему ребенка.
Он берет Сораба и направляется в гостиную, я возвращаюсь на кухню. Еда будет готова через двадцать минут. К тому времени, как я ставлю в духовку хлеб, слегка смазанный томатным соусом, Сораб спит, как убитый, на груди отца. Блейк укладывает его в кроватку, а я выключаю свет в гостиной, и делаю несколько шагов назад, восхищаясь отблеском свечи, стоящей на белой скатерти, полностью заставленной всевозможными блюдами.
Терпкий гардиниера в оливковом масле, с копченым мясом из деликатесного гастронома, салат, обжаренные ленточки в тесте, посыпанные сахарной пудрой и замысловатый деликатес из фруктов, выложенными слоями, пропитанными алкоголями. И конечно, особенную бутылку красного вина, которую открыла заранее.
Первый кусок исчезает у него во рту, появляется выражение восторга и удивления, и меня это очень радует.
— Это похоже на то, как изображал трапезу Караваджо в своих картинах — римляне, поедающие зажаренную в печи дичь, — говорит он.
— Правда? — в эту минуту я даю себе обещание, изучить искусство и музыку, чтобы стать такой же культурно образованной, подстать ему, чтобы у него никогда не было причины стыдиться меня перед своими друзьями.
Остаток ужина напоминает сказочный вечер, который всегда будет эхом отражаться в моем сердце. Все идеально. Я смотрю, как ест Блейк, и со стороны похожа, наверное, на мать, наблюдающую, как ест ее ребенок, покровительственно и с гордостью.
Он ест не останавливаясь, оставив свой контроль и чрезмерную безопасность, не разрезая мясо на десяток маленьких кусочков, и не ковыряется их тщательно рассматривая, как будто они представляют из себя какую-то опасность для него. Он ест с неподдельным удовольствием, облизывая соус с пальцев, восхищаясь каждым новым ароматом.
В заключение, среди остатков нашего пира, Блейк макает лимонное печенье в десертное вино и подносит его, со стекающими золотыми каплями, к моим губам. Я быстро наклоняюсь к его руке и откусываю. Сладкий вкус взрывает мои вкусовые рецепторы, каплями стекая по стенкам моего рта. Прежде чем я собираюсь обмакнуть салфеткой губы, он наклоняется и облизывает уголок моего рта. Он, словно волк или какое-то другое животное, которое использует свой язык, чтобы вылизать тело своей самки.
Он продолжает усердно лизать, пока не остается следов от сладкого вина на моем подбородке и продолжает слизывать две крошечные капли, случайно упавшие на мою шею. Я смотрю на него широко открытыми глазами, он такой близкий и такой незнакомый, и он — вся моя жизнь. Я не собиралась влюбляться в этого мужчину, но сейчас даже не представляю свою жизнь без него.
Он поднимает на меня глаза.
— Я никогда не мог понять поглощение еды на голой женщине, сейчас могу, — он скользит рукой по внутренней части моего бедра. — Грация человеческой фигуры, изящество форм и является самой идеальной тарелкой. Я бы с удовольствием накрыл твое тело превосходной едой, несмотря на нравы, и медленно слизывал бы ее. — Его пальцы тянутся к моему лобку, я с готовностью раздвигаю ноги. — Суфле из фруктов де-ла-страсти на сосках, соус сабайон на животе, карамель на лобке и бананы ан папилот между твоих ног, — его длинный палец входит в меня.
Мои щеки заливаются румянцем, как будто он не проделывал со мной гораздо более возмутительные вещи. Возможно от того, что, представив себя, лежащей на столе и представляющей из себя изысканное блюдо с едой, которая будет поглощаться с моего тела, невероятно возбуждающая. И мысль о том, как Блейк медленно слизывает ее с меня, на самом деле, делает меня полностью мокрой.
Палец выходит из меня, я вздыхаю.
Он кладет его в рот, я тихо выдыхаю.
Я наливаю два бокала самбуки, добавляю три кофейных зернышка и поджигаю. Над синим пламенем я ловлю взгляд Блейка, и в отсвете его глаза становятся настолько темными, почти черными. Страсть его взгляда заставляет меня задержать дыхание. Я забываю о стоящих горящих бокалах, он наклоняется вперед, не нарушая зрительного контакта и задувает пламя.
Окунает палец в самбуку и смазывает мои губы, молча поднимает меня со стула и несет в спальню, словно похищая.
— Самбука...
— Достаточно.
— Тарелки, — шепчу я в его шею.
— Завтра.
— Свечи...
— Позже.
Я просыпаюсь то ли от крика, то ли от стона, поворачиваю голову, его нет рядом. Я скатываюсь с постели и иди в комнату Сораба. Блейк качает его на руках и тихо в пол голоса напевает, чтобы он заснул. Наши глаза встречаются, его – стали мягче, нежнее, я никогда их не видела такими.
Мне бы хотелось запомнить этот момент навсегда.
Он подносит указательный палец к губам, чтобы я ничего не говорила. И я просто запоминаю этот волшебный момент. Насколько прекрасная у мужчины душа, которая раскрылась благодаря его сыну. Мы все связаны друг с другом — он, Сораб и я.
