вот уже полчаса.
– Это я. – Тихий голос Сестры со шрамом на лбу. Сестра Честити, кажется, так ее зовут.
Я поднимаюсь и иду открыть замок. Дверь распахивается, отбрасывая меня назад. Честити смотрит на меня широко раскрытыми глазами, прежде чем Защитник, который схватил ее, входит в мою комнату, хлопает и запирает за собой дверь.
– Ложись на кровать. – Он мне не знаком – его карие глаза, каштановые волосы и рябая кожа – ничего, что можно было бы вспомнить.
Я пячусь назад, пока моя спина не упирается в стену рядом с ванной.
– Тебе нельзя здесь находиться.
Мой желудок бурлит, тошнота подступает к горлу.
– Я Защитник, сука. Я могу делать все, что хочу. – Он сердито смотрит на меня. – За исключением одной чертовой вещи, которую я хочу больше всего. Но я обойдусь всем остальным.
– Пожалуйста…
Он бросается вперед, хватает меня за волосы и стаскивает на пол. Я кричу и царапаю его предплечье, пока он тянет меня к кровати.
– Сука. – Он отдергивает руку и бьет меня.
У меня в ушах звенит, но я продолжаю бороться, хватаясь за его руки.
Он снова дает мне пощечину, и на этот раз я чувствую вкус крови. Он дергает за одежду, пытается сорвать с меня платье. Я продолжаю кричать, надеясь, что Честити или даже Старшая прорвутся через дверь. Но они этого не делают. Платье рвется по швам.
– Чертова сука! – кричит он, когда я вцепляюсь ногтями ему в лицо, затем обхватывает меня руками за шею.
Я пытаюсь оторвать его пальцы, но у меня горит горло, слезятся глаза и я не могу дышать. Он садится на меня сверху, его сокрушительный вес только усиливает давление на мое горло.
Я умру вот так. Ненависть в его глазах говорит мне, что так и будет. Я закончу из-за его насилия. Он сжимает сильнее, и я не чувствую ничего, кроме жжения в легких и боли в шее.
Треск выстрела прерывает мою агонию, и он падает на меня.
Его вес исчезает, когда Адам бросает его на пол, затем Адам делает еще один выстрел в его лежащее тело. Не бросив на меня ни единого взгляда, он выходит из комнаты.
– Убери этот беспорядок. – Он выплевывает слова в Старшую, которая появляется прямо за дверью.
Она хмурится, глядя на тело, затем на меня, а затем врывается внутрь.
– Это твоя вина. Ты соблазнила его, блудница, и теперь он мертв из-за тебя.
Я не могу собраться с силами, чтобы возразить ей. Все, что я могу сделать, – это наслаждаться кислородом, возвращающимся в мои легкие. Это то, что случилось с Джорджией? Она умерла от идиотской ярости? Нет, этого не могло быть. Всплывают воспоминания о фотографиях с места преступления – об отметинах, вырезанных на ее теле, о сложной постановке сцены. Ее смерть не была бездумной. Это была хорошо спланированная жертва.
Старшая щелкает пальцами.
– Ты слушаешь, Далила? – Ее голос упал до шепота.
– Да.
– Хорошо. Я ожидаю, что ты вымоешь тело Защитника Ньюэлла и аккуратно положишь его на кровать, когда я вернусь через несколько часов.
– Что? – хриплю я.
– Принимайся за работу. – Она захлопывает за собой дверь, и я остаюсь наедине с мертвым человеком.
Я просто лежу несколько долгих минут, дыша. Я жива. Мое горло опухает, кожа становится горячей на ощупь, когда я осторожно ощупываю повреждение. Мои руки дрожат. Мой мозг пытается собрать воедино то, что произошло, потому что мои воспоминания беспорядочны. Когда вошел Адам? Сосредоточившись, я шаг за шагом восстанавливаю в памяти цепь событий. Адам появился в конце. Он убил человека, который причинил мне боль. Сцена сложилась, как в кино, где я была всего лишь зрителем – пылинка, лениво плывущая в углу. Адам убил человека, не задумываясь. Но убил ли он за меня?
Мне нужно вдыхать и выдыхать, чтобы избавиться от черных точек, кружащихся перед моим взором. Я прикасаюсь кончиками пальцев к щеке. Они становятся красными. Дымка начинает рассеиваться. Кровать залита кровью, на стене видны багровые полосы вместе с кусками серого вещества.
Я кусаю тыльную сторону ладони, пытаясь удержаться от рвоты. Это только рассердит Старшую.
Еще один мягкий стук в дверь заставляет меня подпрыгнуть. Я встаю, шатаясь, обхожу ботинки мертвеца и открываю дверь.
Слезы текут по лицу Честити:
– Мне так жаль.
– Это не твоя вина. – Мой голос хриплый, говорить больно.
– Могу ли я войти? – В одной руке у нее сложены полотенца, а в другой – контейнер с хлоркой. – Пожалуйста?
Я киваю и отступаю, когда она ходит и закрывает за собой дверь.
– Я не должна помогать, но Сестра Грейс этого не заметит. – Она тяжело сглатывает. – Я надеюсь.
– Старшую зовут Грейс?
Честити пожимает плечами.
– Пророк дает нам имена. – Встав на колени, она наклоняется над телом. – Давай затащим его в ванну. Мы можем раздеть его там и смыть кровь.
Я хочу ей напомнить, что часть его головы снесло выстрелом, его мозги повсюду, и мы никак не сможем отмыть его от крови. Или я. Вместо этого я присоединяюсь к ней на полу, мои руки все еще трясутся, мое тело становится холодным, и помогаю ей затащить еще теплое тело в ванную. Его кровь сочится на белые плитки, оставляя скользкие следы бойни.
– Ты, кажется, привыкли иметь дело с трупами? – Я с трудом понимаю себя, мое горло издает ужасные щелкающие звуки, когда я говорю.
Честити замирает всего на секунду, затем продолжает работать, не отвечая. Сколько смертей она видела в этом месте? Она видела Джорджию? Жгучее желание знать почти лишает меня осторожности, но я крепко держу рот на замке. Она мне ничего не скажет. Пока у меня не будет больше времени поработать с ней.
– Насчет три. – Она сжимает одну из его рук и движется ко мне, чтобы я взял другую. – Раз два три.
Я тяну так сильно, как могу. Тело падает в ванну, окрашивая поверхность и стену ярким малиновым цветом. Мой живот снова вздрагивает, и даже Честити бледнеет.
Она вытирает руки одним из полотенец и пристально смотрит на меня.
– Теперь нам нужно снять с него одежду.
Я съеживаюсь.
– Мы можем это сделать. – Она протягивает руку и сжимает мое запястье. – Мы должны.
– Ладно. – Я наклоняюсь над ванной и хватаюсь за подол его футболки. Флаг Конфедерации на лицевой стороне стал больше похож на произведение современного искусства, красное просачивается сквозь белые части. Рывком я поднимаю футболку к его груди, его бледная кожа приобретает болезненный оттенок рыбьего живота.
После часа работы мы садимся
