— Снова по ночам «оцень кусать хоцца»? — хихикнула подруга.
— Ты же меня знаешь. Поплачу, открою холодильник, вытащу все на стол, и жру. Просто проглот какой-то.
— А ты не волнуйся, — посоветовала Тото. — Ты же не море, чтобы волнами идти. Научись жить спокойно.
— А вот ты так умеешь?
— Нет, оказывается, не умею. И именно поэтому точно тебе говорю: волнения никому и никогда не помогли. А навредили отчаянно.
— Тото, а Тото… — жалобно поканючила Машка. — Выскажись, прошу тебя. А то мне все время кажется, что ты что-то в себе держишь. Как ходишь с ножом в спине. Нет, постой. Наверное, сначала я должна сказать — ну, что мне жаль и необходимо, чтобы ты меня простила, говорить не буду. Само собой разумеется, но все равно ничего не опишет. Я хочу, чтобы ты знала, что никого роднее тебя у меня нет и не было. Я тебе это сто раз говорила. А самых родных и близких действительно обижаешь сильнее всего. Прям какой-то бес попутал.
Татьяна наклонилась и поцеловала ее.
— Машуль, не волнуйся. Свиньи вы, конечно, порядочные, но ты-то знаешь, что я ничуть не лучше Саши. Так что обвинять его я все равно не имею права. Неправильно это будет. И потом, если я могу думать о другом человеке, и он может думать о ком-то еще, то с нашими отношениями пора завязывать. Можем остаться друзьями, как с Артуром. Можем разойтись, как с первым мужем, навсегда, потому что крепкой мужской дружбы у нас с ним все равно не вышло. И дело тут не в том, могу я что-то простить или не могу, а в принципе. И принцип этот совершенно в другом.
— Тото, все это правильно, — тоскливо сказала Марья. — Но ты с твоим юношеским максимализмом так одна и останешься. Ведь идеальных людей нет, и ты их не создашь. Ты-то не Господь Бог. Ты же сама меня учила держать удар и улыбаться.
— Не спорю, — согласилась та. — Под каждым словом подписываюсь. Но, как бы тебе это объяснить, Машуль, достало меня все. Я услышала, на самом деле услышала, как внутри что-то хрустнуло, треснуло и разлетелось на кусочки. Будто мне хребет перебили, и я ползаю на локтях.
Машка с ужасом на нее уставилась.
— Ты не пугайся, — поторопилась успокоить ее Татьяна. — Это тоже нормальное явление. Все подлежит восстановлению, все впереди хорошо. Только именно здесь ничего больше не будет. Потому что продолжать с Сашей — все равно что стоять с кистями и красками у полностью готовой картины и ждать чего-то. А чего ждать? Нужно создавать что-то принципиально новое.
— А как Андрей?
— А никак. Исчез. Не звонит, не пишет, не навещает. Видимо, он тоже сделал свой выбор, и его тоже можно и нужно понять.
— Сколько он со своей барышней? — спросила Машка.
— Говорит, что три года.
— Три года тоже просто так на свалку не выкинешь. Меня Сергей вон сколько помучил прежде, чем бросить. Да и она, наверное, просто так не уйдет. Так что ты не переживай, все у тебя еще наладится. Как ты говоришь: ну, куда он денется с подводной-то лодки?
— Всегда есть выход и всегда есть куда деться. Я, Машка, сама виновата — непростительно расслабилась. Распустилась. Но только у меня есть оправдание: надоело все время держать ситуацию под контролем.
— Хочется покоя?
— Угу, — честно призналась Татьяна. — Его, родимого, и хочется.
— А это я тебе и пыталась объяснить не так уж и давно. Я устала. Я хочу просто жить и не опасаться того, что меня выживет из дому и сердца любимого человека какая-то более ловкая, хитрая, умная и дальновидная женщина. Чего я хочу, чтобы меня просто любили. Ни за что. За так…
— Выходит, мы с тобой обе прогорели.
— Не совсем, — возразила Машка. — Тебе-то ведь ничего не стоит вернуть Сашу со всеми потрохами. И Андрея этого отбить у его красавицы. Так что переживать вообще нечего.
— Ну, просто не женщина, а какой-то Атилла, — хмыкнула Татьяна. — Отбить, завоевать, вернуть. И еще потребовать контрибуцию предметами, имеющими большую материальную ценность.
Обе расхохотались. Бармен принес им на подносе два высоченных бокала, украшенных яркими бумажными зонтиками и крохотными шелковыми шариками.
— Разрешите представить, — волнуясь и запинаясь начал он, — мой новый коктейль «Зеленая шляпка». В вашу честь, Татьяна Леонтьевна. Я сегодня до работы успел зайти на выставку. Это действительно здорово. Я вас поздравляю. Это успех.
— Вкуснотища-то какая! — завопила Машка, отведав приношение.
— Спасибо, — расцвела Тото. — Это тоже, — кивнула на коктейль, — немалый успех. За ваши золотые ручки, Женечка.
— Мне бы толкового помощника или помощницу, я бы такое делал! — пожаловался Евгений. — Только человека не могу никак найти подходящего. Приятного аппетита. И еще раз поздравляю.
— Знаешь, — сказала Машка, когда он отошел от столика, — а ведь сегодня и вправду твой триумф, даже если ты не хочешь этого признавать.
— Почему, я признаю. — Татьяна задумчиво рассматривала бокал, словно видела на его месте что-то другое. — Сегодня полностью оправдались мои ожидания. Точнее, один прогноз. И я действительно счастлива. Просто, как твердила наша любимая Нита, счастье не адекватно ни радости, ни покою.
* * *
Мишка догнал Андрея у входа в офис.
— Слышь, дружище, конечно, Маринка ведет себя не слишком нормально, но у беременных вообще странноватые причуды. У одного моего знакомого жена мультики засела смотреть. А у другого пацана горчицу стала ложками глотать. А…
— Ты что, — спросил Трояновский, — специалист по женским проблемам?
— Гинеколог-любитель, — ухмыльнулся Касатонов, — И еще не всякий профессионал со мной сможет тягаться в этом смысле.
— И что ты имел мне сообщить?
— Да не кидайся ты на меня, как тигр. Ты же не беременный, — миролюбиво заметил заместитель.
Надо сказать, что настроение у него было чудесное. Накануне вечером позвонил Чингиз (Мишка чуть не поседел, услышав его размеренный голос, лишенный всяких интонаций) и сказал, что покупатель потерял всякий интерес к квартире, и потому Мишка в этом отношении свободен как птица. Что до долга — он обязан выплатить только сумму, которую занимал, без процентов. А проценты пойдут ему в качестве компенсации за молчание. И поскольку Миха провернул в отсутствие шефа крайне удачную сделку, то рассчитывал расплатиться с Чингизом в ближайшее время.
Андрей его радостного настроения не разделял.
— Вот тут не поручусь, — буркнул он. — Меня с самого утра мутит от одной только мысли, что я с ней должен буду всю жизнь провести.
— Чтоб мне было так паршиво, и я ничего не сделал, — хмыкнул Мишка. — Я думал, ты просто сомневаешься — так и я бы сомневался, и кто угодно другой. Нормальному мужику жениться — все равно что в петлю полезть добровольно. Пожизненное заключение, блин. Если только не разведут досрочно за примерное поведение. Но Маришка — телка клевая, хоть куда!
