— Разве? Ты никогда особенно мною не интересовался. Вот Колей интересовался.
Каманин мысленно признал правоту дочери. Почему-то она всегда была ему не очень интересна. Когда она еще была девочкой, он пытался найти в ней проявления незаурядности. И быстро понял, что их у нее нет. И как-то отдалился от Майи. За это его сильно критиковала Оксана, и, словно бы восполняя нехватку любви к ней со сторону отца, полюбила ее еще сильней. И не удивительно, что ее смерть стала для Майи сильнейшим потрясением. А он даже не знал, как ее утешать. Он признанный мастер использования слов, не находил их для нее.
— Я знаю, Майя, это моя вина.
— Да брось ты, какая сейчас разница. Вот когда была маленькой, то сильно переживала по этой причине. И ненавидела брата за то, что ты уделяешь ему гораздо больше внимания. А сейчас мне уже все равно. Я давно отделила себя от тебя. Мы чужие. Давно хотела тебе сказать, да то обстановка была неподходящей, то не решалась.
— Почему же сейчас решилась?
Майя на несколько секунд задумалась.
— Сама не знаю. Но зачем ты все же пришел?
— Я ищу Лагунова. Мне надо с ним поговорить. А вы все время были вместе. Не знаешь, где он.
— Понятие не имею. Он теперь меня стороной обходит?
— Это еще почему?
— А мы все время спали вместе. Я ему и сказала, что есть большая вероятность, что забеременею от него. Он по мужскому обыкновению сразу в кусты.
Какое-то время Каманин молчал.
— Если у тебя будет ребенок, я готов помогать тебе всем, чем смогу, Майя. Это мой внук.
— Спасибо, папа, но я уж как-нибудь сама. Да и зачем тебя обременять. У тебя новая молодая жена, вы тоже можете сотворить ребеночка. Сейчас женщины рожают поздно. Ну а ты еще для этого вполне пригоден. Или я не права? — Майя с любопытством посмотрела на отца.
— Мы подумаем над твоим предложением, Майя, — ответил Каманин. — Так, где Лагунов, ты не знаешь?
Майя отрицательно покачала головой.
Журналиста Каманин отыскал на скамейке возле фонтана. Он держал в руке бутылку пива, еще одна, но уже пустая валялась рядом на земле.
Каманин сел рядом, пытаясь определить, насколько пьян его сосед по скамейке.
— Вы ко мне? — спросил Лагунов вполне трезвым голосом.
— Да. Хотелось бы дополнить мое интервью, — объяснил Каманин. — Поэтому вас и искал.
— Дополнить интервью? — удивился Лагунов. — Сейчас? Здесь?
— Можно сейчас и здесь. У вас с собой диктофон?
— Он у меня всегда с собой. — Лагунов поставил недопитую бутылку на землю и достал из кармана диктофон. — А о чем будем говорить? Я больше не придумывал вопросы.
— Вопросы я задам сам себе, сам же на них отвечу, если не возражаете.
— А почему я должен возражать.
— Не все любят, когда за них делают работу.
— Никто же не узнает, что эти вопросы не мои?
— Никто не узнает, — заверил Каманин.
— Тогда поехали.
— Первый вопрос: есть ли граница у компромисса человека с самим собой? И когда компромисс превращается в отступничество и даже предательство?
Лагунов удивленно посмотрел на Каманина.
— Почему-то не думал, что вы захотите отвечать на такой вопрос, — произнес Лагунов. — Так что вы скажите?
— Многим кажется, что компромисс является самой разумной стратегией поведения, которая приносит позитивные результаты. Я категорически не согласен с такой точкой зрения. На самом деле компромисс не решает никаких проблем, а только создает новые или углубляет старые. Зато он позволяет многим чувствовать себя порядочными, принципиальными людьми. Но они глубоко заблуждаются, свою принципиальность они разменивают на все, что угодно ради достижения цели. Да, сначала кажется, что достигнуто согласие сторон, но в реальности никто не остается довольным. И это чувство со временем только усиливается. Самые жестокие, кровавые конфликты часто возникают именно после достижения компромиссов. И затем все удивляются, почему это случилось, ведь решение было найдено. Но компромисс — это не более чем иллюзия, что удалось что-то решить. Она может длиться долго, но однажды ситуация непременно взорвется. А потому не доверяйте тем, кто склоняет всех к компромиссам, они просто обманщики. Я ответил на ваш вопрос, Сергей Станиславович?
— Да, — не совсем уверенно произнес Лагунов. — Если считаете, что ответили, значит, ответили.
— Тогда я позволю задать себе следующий вопрос. Как следует относиться к отступникам, к тем, кто ради каких-то благ пошел на службу к власти? Не возражаете против такой формулировки?
— Нет, Феликс Александрович.
— Тогда отвечаю. Отношение к таким личностям однозначно резко отрицательное. Продажа себя ради благ — очень распространенный, но самый гнусный вид торговли. Это самые опасные люди, потому что они готовы на все. Никогда не верьте их заверениям о том, что это связано с некими обстоятельствами, после чего они вернутся в отряд порядочных. Не вернутся, жизнь так устроена, что только стоит хотя бы самую малость занести ногу в эту зону, как все тут же будет потеряно навсегда. Я продолжу мысль о компромиссах. В сфере порядочности их нет и не может быть по определению. Человек либо порядочен, либо нет. Нельзя вернуться назад из одного состояния в другое. Хотя очень многим это очень хочется. И если видите такого человека, подвергните его остракизму, вычеркните из списка своих знакомых. Один раз оступился, оступился навсегда. Если кратно, это все, что я хотел добавить. Можете выключать диктофон.
Лагунов выключил диктофон и спрятал его в карман.
— Вы хотите, чтобы это вошло в ваше интервью? — на всякий случай еще раз осведомился он.
— Не просто хочу, это мое непременное условие. — Каманин поймал на себе недоверчивый взгляд журналиста. — Вас что-то смущает?
— У меня ощущение, что вы это сделали, преследуя какую-то цель. Но не пойму какую.
— Что вам за разница. Я хочу вас еще кое о чем спросить.
— Вас слушаю, Феликс Александрович.
Каманин несколько секунд раздумывал.
— Что вы думаете о Майе? — спросил он.
Лагунов почувствовал смущение, Каманин это заметил.
— Понимаю, что не имею
