— Ну, один–то раз в жизни можно и подслушать, чего уж… — махнула в Риткину сторону Татьяна широким жестом. – Зато сразу столько нового о себе, глядишь, узнала!
— Это ты про свой развод, что ли?
— Ритка, ну на фига это с каждым встречным–поперечным обсуждать, скажи? Да и развода еще никакого у нас не было. Просто отец твой с ума сходит. Не нравится ему, когда правду говорят.
— Какую такую правду, мам? Сдалась ему сто лет твоя правда! У него своя есть. Вот он ее и отстаивает. А Пашка, между прочим, никакой не встречный–поперечный, он мой друг!
— Какой такой друг? С друзьями не спят, Ритка. С друзьями дружат. Ты не знала разве?
— Ой, да ладно! Еще начни меня ранней беременностью пугать! Не опускайся до ханжества, а то уважать перестану, поняла?
— Нет, Ритка, беременностью пугать не буду. Вы сейчас в этом деле грамотные, сами кого хошь испугаете. Я тебе другое скажу – он мне в принципе не нравится, Пашка твой…
— Хм… Вообще–то он и не обязан тебе нравиться… Ну ладно, валяй, выкладывай свое материнское мнение. Что там у тебя за принцип такой коварный объявился?
— Слушай, а он что, институт решил бросить?
— Ты и это даже успела услышать? Ничего себе… Чтоб в первый и последний раз подслушивала, поняла? А то не дай бог понравится еще!
— Да ладно… — махнула рукой нетерпеливо Татьяна. – Не учи мать жить. Умная какая…
— Да, с институтом Пашка круто поступил, конечно. На этот факультет конкурс всегда огромный, и даже за деньги только каждого пятого берут. А он взял и притащил сам в деканат заявление – прошу, мол, меня отчислить по собственному и глубоко мною осознанному желанию. Представляешь? Решил, что ему не нужно то, чем он никогда в жизни заниматься не будет.
— Нет, Ритка, не представляю. Что значит, никогда заниматься не будет? Ему что, диплом бы в жизни не пригодился? Не желание это, а дурость сплошная. И вообще, надо во всем доходить до конечной, итоговой точки. Мало ли, нужно или не нужно! Раз начал – надо закончить! Надо идти к намеченной цели, не смотря ни на что!
— А зачем?
— Да затем! Потому что надо всегда жить так, чтоб перед тобой какая–то цель была! Чтоб не было метаний в твоей жизни, а была конечная, четкая и определенная направленность. Пусть на короткий период, это не важно. И к этой цели надо переть и переть что есть сил, только тогда из тебя что–нибудь получится! А если цели нет, тогда в твоей жизни хаос наступает, анархия сплошная. Или та самая пресловутая свобода, о которой папочка твой любил бывало поталдычить…
— Ну, начинается…Мам, ты опять за старое? Целенаправленная ты наша! Забыла, как мы с тобой скандалили? Ты ж чуть не изуродовала меня в детстве этой целенаправленной своей одержимостью…
Татьяна совсем уж было хотела возразить дочери, но вовремя себя остановила. Встав из–за стола, сердито начала оглядывать маленькое кухонное пространство в поисках пачки сигарет. Увидев ее на подоконнике, открыла окно и нервно закурила. Ритка молчала, наблюдала за ней виновато и ругала себя последними словами, что коснулась так по–медвежьи неловко опасной темы. Будто обвинила в чем. Она и не хотела вовсе…
Когда маленькой Ритке исполнилось пять лет, мать отдала ее в спортивную гимнастику. Тренер Ритку признал способной и талантливой даже, о чем и сообщил радостно матери, и обрисовал Риткино будущее в самых радужных красках с медалями, победами, триумфом, огромными деньжищами и всякими разными заграничными впоследствии проживаниями. И даже присоветовал ей, как надо вести себя правильно с ребенком, чтоб добиться от него желаемого. То бишь Татьяна должна была внушать ей денно и нощно, как молитву, что она просто обязана быть первой, только первой, и никакой больше. Вот обязана – и все тут. Чтоб никаких сомнений у ребенка больше не оставалось. И слова эти тренерские упали в самую что ни на есть благодатнейшую для себя почву – тщеславия родительского Татьяне было ни у кого занимать не нужно, этого добра ей природа отвалила с переизбытком даже. Как одержимая, она носилась с Риткиной этой гимнастикой, исполняя все жестокие тренерские наказы по режиму питания, сна и отдыха, не слушая Риткиных горьких жалоб и пытаясь пресечь на корню все попытки Риткиного отца вмешаться в этот процесс и отстоять дочкино счастливое детство. Ритка, конечно, страдала, но пикнуть–таки не смела. Если иногда и сопротивлялась, то слабо очень. Некогда было. А отец, надо сказать, ругался с матерью по этому поводу страшно. А однажды, когда Татьяна начала по совету тренера перед соревнованиями Ритку слегка «подсушивать», то есть не кормить практически вообще, отцовское сердце не выдержало такой родительской пытки и подсказало ему крайнее решение – он Ритку просто взял и украл. Увез к друзьям на дачу и разрешил ей есть все, что душа пожелает. Ох уж и оторвалась тогда Ритка на блинах да оладушках, да со сгущенкой, да с маслицем сливочным… А отец в это время ответ держал перед матерью, то бишь молчал гордо и героически, как Зоя Космодемьянская на допросе, и только уворачиваться успевал от летящих в его бедную голову тарелок и чашек. Когда Татьяна дочь свою у тех друзей, наконец, разыскала, с ней чуть обморок не случился: выкатился с деревенского крыльца ей в руки румянощекий веселый колобок, и запрыгал вокруг нее радостно, потому как обнадеялся колобок, что уж с такой фигуркой его теперь точно и на порог даже в ненавистный спортивный зал не пустят. Только зря колобок, конечно же, обнадеялся… Ритке ли вместе с отцом было с матерью воевать? Страшный коктейль из одержимости да тщеславия так просто в словесных боях не уничтожишь, он ни уговорам, ни действиям не поддается. Тут просто ждать надо, когда жареный петух в задницу материнскую клюнет. Он вскоре и клюнул…
Опозорила Ритка своего тренера на важных отборочных соревнованиях, вылетела неуклюже да со всего размаху с брусьев – голова закружилась от голода да перегрузок. Голове этой в наказание больше всего при падении и досталось. Такое сотрясение мозга получила, что полгода потом в больнице провалялась. Пришлось и в школе на второй год оставаться, и ездить долго по санаториям всяким… И учеба потом как–то у Ритки не задалась – комплекс второгодничества сказался. Плюнула она на учебу, танцами увлеклась. Вот это у нее хорошо получалось, с этим был у нее полнейший порядок. Здесь ее и хвалили, и примой ставили, и даже талантливой обзывали. Еще будучи школьницей, Ритка умудрилась найти себе доходную подработку – устроилась приплясывать в шоу в престижном ресторане. Там платили очень хорошо. И после школы там осталась, поскольку карьера ее в том шоу в гору пошла – вот–вот должны были ей начать сольный номер ставить…
