— Ну и пойду. Только ведь одна останешься…
— И останусь!
— Мам, ты это серьезно?
— Вполне…
Встав из–за стола, Татьяна медленно ушла в свою комнату, тихо прикрыла за собой дверь. Обиделась. Ритка смотрела ей вслед озадаченно и грустно, понимая, что вот сейчас они и в самом деле поссорились. Не накричали друг на друга, не обозвали всяческими обидными словами, как это бывало обычно, а по–настоящему поссорились. Потому что настоящая обида и их взаимное непонимание–неприятие и затаились за этим последним, относительно мирным и спокойным, а по сути абсолютно злым и жестоким диалогом, потому что старенький мудрый режиссер в невидимом зале только всплеснул ручками и покачал седой головой горестно – эх вы, мол, девочки… Что ж вы такое с собою творите–то? Не верю, не верю я вам. Да лучше бы вы весело и страстно накричали друг на друга или даже чуть–чуть разодрались, ей богу… А что, бывало же…
***
6.
- Так, дорогие мои детки. Хорошо, что вы оба дома. Господи, как же хорошо, когда вы дома…
Ася с размаху уселась между Светой и Павликом на диван, откинула усталую голову на его спинку. Все–таки хорошо, что у нее есть дети… Хорошо вот так посидеть с ними, почувствовать рядом родные, понимающие ее души… И жалеющие… Посидев так с полминуты с закрытыми глазами, тихо и доверительно проговорила:
— Ребята, нам с вами один щекотливый вопрос обсудить требуется. У тети Жанночки в этот выходной день рождения, и нам надо сообразить какой–нибудь оригинальный подарок. Необычный какой–нибудь. Вот никогда не знаю, что ей дарить! У нее ж все есть! Давайте думать…
Словно очнувшись от наступившей настороженной тишины, Ася быстро открыла глаза и, оторвав голову от спинки дивана, поочередно заглянула в лица своих детей.
— Ну же? Чего вы молчите? Какие будут предложения? – изо всех сил стараясь придать голосу побольше доверительно–душевной заинтересованности, спросила она немного даже капризно. — А, Пашка? Ты же у нас тот еще выдумщик! А может, стишата какие–нибудь сочинишь? Или песенку душевную? А что? Посвящаю, мол, дорогой и любимой тетечке Жанночке. Знаешь, как ей приятно будет…
— Не буду я ничего сочинять, мам. И на день рождения не пойду.
— Как это… Ты что вообще говоришь такое! Как это – не пойдешь? Чем ты занят таким важным будешь? Нет–нет, Павлик, надо бросить все свои важные дела и….
— Да нет у меня никаких важных дел! Просто не пойду и все! – решительно перебил мать на полуслове Павлик.
— Но почему? — оторопело уставилась на него Ася. – Ты пойми, это же традиция, это же для них уже ритуал сложившийся…Только мы и они… Они больше и не приглашают никого…С тех пор еще, как папа жив был…
— Вот только папу сюда приплетать не надо! Прошу тебя! Папа был сам по себе, и мы с ним были сами по себе, и они нас не трогали! А теперь…Теперь мы для них – витамины просто!
— Что? Какие витамины? Не понимаю я, Павлик…
Ася опять растерялась. Вот не привыкла она, чтоб сын разговаривал с ней в таком необычном тоне. То есть тон этот, конечно же, был почти спокойным и почти ровным, и не слышалось особо в нем ни оскорбляющей истерики, ни другого чего обидно–плохого, и все же… Опять ей почему–то страшно стало. Опять захотелось встать и убежать, и не слышать этого Павликова непривычно уверенного голоса, и не слышать этих непонятных от него слов, будто они витамины какие–то. Господи, что опять за фантазии? То переселения, то витамины…
— Объяснить? Ты хочешь, чтоб я тебе объяснил?
— Ну да…
— А как ты думаешь, мам, зачем вообще организму витамины нужны?
— Ну, чтоб поддерживать его в состоянии тонуса, наверное? Чтоб обмен веществ был правильный, чтоб самочувствие было хорошее и настроение тоже…
— Да, все правильно. То есть это жизненно–необходимая вещь, получается. Вот тетя Жанна и дядя Лева и кушают нас как жизненно–необходимую вещь для поднятия своего тонуса. Живут нашей жизнью, распоряжаются нашим временем, нашими душами, нашим со Светкой будущим, живут твоей вечной благодарностью перед ними, едят ее полными ложками, живут постоянной возможностью тебя унижать столько, сколько им заблагорассудится!
— Господи, какие ты страшные вещи говоришь, Павлик! Опомнись! Да они же нам как родные! Они же нам помогают! Ты все время забываешь, что дядя Лева для тебя сделал… Ну кто, кто бы еще судьбой твоей так озаботился? Думаешь, у него деньги лишние, что ли, чтоб за учебу твою платить?
— А я что, просил его в этот институт деньги за меня перечислять? Просил?
— Так на благие дела разрешения не спрашивают, Пашенька! А не то что просьбы ждут…
— Нет, мама. Спрашивают. Как раз и спрашивают. Если только человека витамином сделать не хотят. Человек, изнасилованный чувством собственной благодарности за сделанное для него без разрешения благое дело и становится витамином автоматически. Витамином для черта…
— Какого еще черта? Это что, Жанна с Левой черти, по–твоему?
— Нет, сами по себе они не черти, конечно. Черти у них внутри сидят. И именуются эти черти одним общим понятием – жажда обладания называется!
— Кем обладания? Нами?
— Ну да. Они уже безраздельно владеют, например, нашим временем - настоящим, прошлым и будущим. Они владеют твоей душой, мамочка. Они могут помыкать тобою, могут и оскорбить походя, а ты и не заметишь этого даже, потому что ты забыла, как это делается…Тебе и в голову уже не приходит протестовать, обижаться и не быть витамином. Ты привыкла, понимаешь? Привыкла и приняла это как данность! А вот ты возьми и вспомни, как тетя Жанна приглашает тебя, например, квартиру ее убирать. Мне Светка когда рассказала, я чуть со стыда не умер…
— Господи, да ну и что? Она заболела тогда, вот и попросила меня. Что в этом такого–то? Подруга пришла на помощь другой подруге…
Конечно же, Ася и сама изо всех сил старалась вычеркнуть из памяти тот последний случай, когда Жанна позвонила ей воскресным утром и попросила сделать у нее в квартире генеральную уборку. Сама она болеет, мол. Ася тоже в тот день очень плохо себя чувствовала и потому попросила Свету помочь ей с этой уборкой. Без всякой задней мысли попросила, не думая ни о каких плохих последствиях. Она ж не знала, что Жанна поведет себя так… Не понравилось ей отчего–то, что она Свету с собой притащила, и начала капризничать жутко. Кричала на них, сердилась все чего–то…И все ей было не так. Но что делать, если она такая вот, подруга ее? Даже если хоть самую малость не по ее плану сделаешь, уже психует… Раз позвала Асю одну, она должна была и приехать одна. Без Светы. Асе и самой тогда очень неприятно было, и проклинала она себя всячески, что дочь с собой взяла. И за себя обидно, конечно, было, и за Светку… А только Павлику об этой обиде вовсе знать не обязательно…
