Да, призналась Татьяна честно самой себе. Действительно хочется.
— Завтра поищу магазин, — подумала она вслух. — У меня на счету что-то около пяти тысяч, я думаю. По крайней мере, сумеем продержаться, если все это затянется.
— Терпеть не могу альфонсов, — сердито откликнулся Георгий. — Жить за счет женщины — это противоестественно. Самое смешное, что у меня в номере в отеле целая куча денег. Боюсь, что они пропадут, когда администрация гостиницы забеспокоится, куда подевался их постоялец… Эх, была бы возможность появиться там…
— Послушай, — Татьяна встрепенулась. — А что, если попробовать? Я могу, например, переодеться проституткой, сунуть швейцару денежку и пройти, как будто по вызову к клиенту…
— Ну-ну, — Георгий саркастически усмехнулся. — Во-первых, ты похожа на проститутку, как я на Билла Клинтона. Тебя тут же заметут в полицию. Или сцапают наши добрые друзья. Или ты думаешь, они не знают, где я остановился? Если уж они проследили меня, пешего, до Брайтона…
— Ах, ты считаешь меня плохой актрисой?! — возмутилась Татьяна и отодвинулась от него. — Ну и ладно. Раз так, я больше не предлагаю тебе помощь от чистого сердца. Выпутывайся сам со своим отелем…
Георгий засмеялся и погладил ее по голове. Эта почти отеческая ласка почему-то смутила Татьяну.
— Спорим, что мы выпутаемся? — спросил он, продолжая улыбаться. — Спорим на «американку»!
— Что еще за американка? — спросила Татьяна с подозрением.
— А ты не знаешь? — он удивленно поднял брови. — Мы все детство так спорили. Я ужасно любил выигрывать. Если выиграешь «американку», проигравший должен будет выполнить любое твое желание. Причем, в любую минуту. Правда, только одно. Но ощущение своей безграничной власти захватывающе. — Он вздохнул. — Наверное, поэтому мне никогда не удалось побыть каким-нибудь начальником: слишком я рвался к власти в детстве… Вот бодливой корове Бог рогов и не дал.
Он откинулся на подушку и сказал, мечтательно глядя в потолок:
— Но слово красивое — «американка». У меня оно почему-то не ассоциируется с американской женщиной. А только с тем детским закладом на пари. Я потому и гостиницу выбрал с таким названием — «Американа». Как бы детская игра для взрослых.
— Постой! — Татьяна вскочила. — Ты что, остановился в «Американе»?..
— Ну да.
Она восхищенно покачала головой.
— Ну, ты везунчик чертов!.. Сначала клад нашел, потом со мной встретился…
— Ах, ты, скромница!..
Георгий со смехом притянул ее к себе, но она нетерпеливо высвободилась из его рук.
— Подожди! Ты не понимаешь! Я серьезно! Просто… просто у меня в «Американе» работает лучшая подруга. Я утром ей позвоню. И все. Понимаешь? Она вынесет твои вещи. Запросто. Понимаешь?..
Георгий сел на постели и недоверчиво уставился на нее.
— Ты серьезно?
Она кивнула и улыбнулась.
Георгий восхищенно покачал головой и сказал:
— Да… я действительно везунчик.
Утро было сереньким, влажным, но не свежим, а душным, тяжелым. Воздух в маленьком номере, спертый и пахнущий плесенью, залеплял горло и нос, и вообще — у Татьяны болела голова. Даже не болела, а была какой-то ватной, тяжелой, как случается, если не высыпаешься несколько ночей подряд. Собственно, так оно и было: в эту ночь они с Георгием почти не спали, то обсуждая предстоящий день и «выемку денег», как выразился Георгий, то занимаясь любовью. А уже на рассвете, совсем сонный, заплетающимся языком, стряхивая пепел мимо пепельницы, он рассказывал ей про старинный гарнитур: серьги, кольцо и колье с изумрудами. Он говорил, что из всего клада это у него — самая любимая вещь. Говорил, что часто любовался им, гладил — похоже было, что камни носил очень хороший, светлый человек, такая у них была приятная аура.
— Если бы была жива моя мать, — сказал Георгий, уже почти засыпая, — я бы подарил этот гарнитур ей. А теперь подарю тебе. Спи.
И он уснул мгновенно, как провалился, а Татьяна еще некоторое время лежала с открытыми глазами, курила и думала о том, что получила, кажется, самое необычное признание в любви из всех, какие ей приходилось выслушивать в жизни.
Утром она проснулась под плеск воды в ванной и лежала, безуспешно борясь с усталостью и раздражением, вызванными духотой и головной болью, пока Георгий не появился из ванной, свежий и прохладный, хотя и по-прежнему небритый. За эти дни его щетина превратилась в мягкую темную поросль в итальянском стиле, и уже чуть курчавилась. Борода и усы росли у него очень красиво, ровно, намекая на благородство происхождения. Да и осанка, выправка… он был бы неотразим в военном мундире прошлого века, — подумала Татьяна, но тут ей стало стыдно, что она валяется, хмурая и нечесаная, в постели, тогда как Георгий выглядит как огурчик, и она быстро вскочила и, как девочка, порхнула в ванную. Впрочем, по тому, с каким удовольствием Георгий проводил ее взглядом, она поняла, что, даже такой замарашкой нравится ему, и ее настроение почти исправилось.
Приняв попеременно горячий и холодный душ, она немного пришла в себя, растерлась полотенцем, тщательно почистила зубы и поняла, что ей нечего надеть. Чистые носки кончились, не говоря уже о трусиках, с вечера она поленилась постирать, и теперь перед нею стоял невеселый выбор: то ли надевать вчерашнее, о чем она думала с содроганием, поскольку невозможно надеть на чистое тело несвежее белье, то ли постирать трусики прямо сейчас и надеть мокрыми, то ли не надевать ничего вообще. У нее была приятельница Ната, которая вообще не носила белья. Татьяна всегда считала это негигиеничным, но Ната только хохотала. «Гигиенично или нет, но зато как сексуально!» — говорила она, беззастенчиво закидывая ногу за ногу. И, надо отдать ей должное, вздохнув, признала Татьяна, отбою от мужчин у нее не было. То ли они каким-то шестым чувством улавливали отсутствие белья, то ли Ната сама давала им это понять, но они липли к ней, как мухи на мед.
Татьяна снова вздохнула и принялась стирать трусики под краном при помощи крохотного кусочка мотельного мыла. От этого мыла уже остался жалкий обмылок, а нового в этом затрапезном мотельчике, наверное, не полагалось.
Хорошо бы заехать хоть на несколько минут домой, — подумала Татьяна, — взять нормальный запас белья, еще несколько маек, мыло, шампунь… Впрочем, все это можно купить, — одернула она себя, — что это тебя домой потянуло? Устала бегать с Георгием по дорогам?
Легкий на помине Георгий деликатно стукнул в дверь.
— Таня, ты в порядке?
— Иду, — откликнулась она, выжимая трусики в полотенце и натягивая их влажными на подсохшее после ванны тело. К счастью, они были шелковыми, прозрачными, и обещали высохнуть минут через пять.
