Легкий на помине Георгий деликатно стукнул в дверь.
— Таня, ты в порядке?
— Иду, — откликнулась она, выжимая трусики в полотенце и натягивая их влажными на подсохшее после ванны тело. К счастью, они были шелковыми, прозрачными, и обещали высохнуть минут через пять.
Выстиранные носки Татьяна повесила на спинку кровати и сказала с невеселой усмешкой:
— Видишь? Хозяйством занимаюсь. Белье постирала. Сделаешь ты из меня домработницу, чует мое сердце!
— Не домработницу, а кочевницу, — поправил Георгий со смешком. — Иди кофе пить, труженица банно-прачечного фронта. И звони своей подруге. Может, действительно, удастся вынуть деньги из номера, тогда я тебе сразу куплю большой мешок белья, чтобы можно было не стирать, а выбрасывать.
Татьяна забралась в кресло и с удовольствием взяла стакан с кофе. Она облюбовала это кресло, как кошка облюбовывает себе место в квартире, и Георгий даже не пытался в него сесть, молчаливо признавая ее приоритет. Татьяна улыбнулась сама себе.
— Что? — немедленно спросил Георгий. — Настроение хорошее?
— Настроение как раз не очень, — призналась Татьяна. — Ты хороший.
Он чуть приподнял недоуменно брови, его глаза смеялись. Татьяна дотянулась до своей сумки и, отставив на минутку кофе, набрала номер Ирины.
— Хелло? — та откликнулась после первого же звонка, в ее голосе, обычно тягучем и ленивом, Татьяне почудилась тревога, и она неосознанно стиснула трубку.
— Ирка, это я…
— Таня!.. Ты где? Танька!.. — Ирина так кричала, что ей пришлось чуть отвести трубку от уха.
— Ты что кричишь? Случилось что-то?
— Ну, ты даешь, мать твою!.. — Ирина аж задохнулась на том конце провода. — Тебя же вся полиция ищет! Наверное, вся полиция в Америке! Где ты? Что с тобой случилось? Ты цела? Ты знаешь, кто это сделал? Или… или это ты сама?..
— Что — сделал? — тихо спросила Татьяна. У нее неожиданно похолодели руки. Георгий смотрел на нее, не отрываясь, стакан с кофе замер в его руке, другая рука повисла в воздухе не полпути к пачке сигарет.
— Танька… ты что — ничего не знаешь? — голос Ирины изменился, она на несколько секунд умолкла в замешательстве, потом всхлипнула. — Полиция… обнаружила у тебя дома этого твоего мальчика… Ники. Буквально… буквально на куски разрезанным, Танька!..
Татьяна крепко зажмурилась.
Нет, подумала она, нет. Только не это. Не бедный, глупый, сладкий Ники, солнышко, мальчик мой, дурачок, за что… Он, должно быть, искал ее. И совсем не понимал, что им от него надо…
— Я тебе перезвоню, — сказала она чужим, скрипучим голосом и нажала на кнопку выключения телефона. Трубка выскользнула из ее руки и упала на пол, но Татьяна этого не заметила.
Ники, — думала она, стискивая руки и ломая пальцы, — бедный мой, бедный… Прости меня… солнышко… прости меня!..
— Что случилось? — голос Георгия звучал напряженно. — Таня?
— Они убили Ники, — Татьяна почти шептала, но он услышал.
— Кто это — Ники?
Он спросил это без тени ревности или подозрения, просто спросил, но у Татьяны заныло внутри.
Все из-за него, — думала она. — Появился на моем пути, все перевернул, испортил мне жизнь, заставил бежать из собственного дома, бросить работу, жить в каком-то нелепом вестерне… и Ники!.. Сначала Алик. Теперь…
Слезы катились у нее по щекам, она их не замечала, глядя в серую стену маленького душного номера, видя трещинки в побелке, отмечая какие-то мелочи: одна из трещинок похожа на дельту Волги с контурной карты для четвертого класса…
— Таня, — рука Георгия легла на ее стиснутые пальцы.
— Ники — это мой любовник, — сказала она тупо и зло, ведомая желанием сделать ему больно. — Они разрезали его на части. У меня дома.
Его ладонь на ее руке не дрогнула, но чуть сжалась.
— Тебя ищут? — спросил он ровным голосом.
— Да.
Татьяна только сейчас поняла, что ведь действительно, Ирина сказала, что ее разыскивает полиция. И, конечно, найдет.
Он всунул ей в губы зажженную сигарету, она затянулась, не чувствуя дыма. У нее перед глазами стояло лицо Ники, глядящее на нее снизу: он так любил валяться на полу у ее ног, когда она курила в кресле! Светлые выгоревшие пряди, крупный рот, яркие глаза. «Таня… Ты выйдешь за меня замуж?»
О, Господи!..
Татьяна застонала от невыносимого чувства жалости и вины. Бедный дурачок!.. Как она могла так быстро забыть о нем? Ведь она почти совсем не вспоминала Ники все эти несколько дней, поглощенная стремительно развивавшимися событиями, и… нет, не ври себе, — жестко одернула она саму себя, — поглощенная Георгием, захваченная приключением, чувством опасности, страстью, новой любовью… Любовью? Любовью? Но она считала, что любит Ники! Или нет? Она его любила. Да или нет?
Татьяна опустила голову на руки. Сигарета, зажатая в пальцах, потухла. Георгий молчал, отодвинувшись в дальний угол, не мешал ей. Потом он заговорил, и его голос звучал жестко, так жестко, что Татьяна с недоумением подняла голову.
— Так. Краска для волос. Ножницы. Белье, носки, джинсы, обувь. Что еще? Бритва. Еще?
Татьяна сглотнула комок в горле, молча глядя на него.
— Ну, что ты молчишь? — спросил он нетерпеливо. — Надо думать, как выбираться. Мотели проверят в первую очередь. Встряхнись, Таня. Теперь за нами следом идут не только бандиты, но и полиция.
— Но я ничего не сделала! — воскликнула Татьяна высоким, звенящим, испуганным голосом. — Я могу сказать им, что ничего не сделала! Меня даже не было дома. Соседи…
Георгий молча покачал головой.
— Ну, что, что?.. — Татьяна почувствовала, что еще немного — и она сорвется в истерику. — Что ты качаешь головой? Они же не могут посадить меня в тюрьму ни за что! Это же Америка. Они не могут…
— Неизвестно, что они могут, а что нет, — сухо сказал Георгий. — Может быть, действительно, тебе лучше сдаться властям, пока не поздно. Может быть, ты будешь в безопасности у них… Но, боюсь, что они тебя скоро отпустят, — он пожал плечами и усмехнулся краешком рта. Его глаза участия в этой усмешке не принимали. — Или наоборот. В общем, так. Давай мы покурим сейчас и, насколько можно, спокойно обсудим, что делать дальше.
Татьяна взяла себя в руки. Действительно, истерикой делу не поможешь. Она зажмурилась, потрясла головой, прогоняя мысли о Ники — хотя бы на время, она еще поплачет о нем, она не скоро его забудет, о, Господи, она никогда его не забудет, но все — потом, потом…
Когда она открыла глаза и выпрямилась, ее глаза были сухими.
— Я в порядке, — сказала она тихо. — Давай думать, что дальше.
Георгий смотрел ей в глаза пристально, не отрываясь. Потом разжал губы и сказал медленно, отделяя слова одно от другого:
