В этой связи возникал ряд вопросов.
Не слишком ли она самоуверенна? Не слишком ли много взяла на себя, решив, что умнее Мэтта и сумеет переиграть его?
Почему она сразу не приняла в рассуждение, что Мэтт, грабя банки, отлично умеет разыгрывать невинность и изображать кристально честного человека?
Почему не поговорила с ним серьезно, как намеревалась? Уж не его ли напускная страсть отвратила ее от этого намерения и заставила поверить в то, что он проявляет по отношению к ней отнюдь не сиюминутный интерес?
Когда Саманта оделась, причесалась и привела себя в порядок, у нее уже имелись ответы на все эти вопросы.
Интересно, что Мэтт так и не сказал ей те три заветных слова, которые она мечтала от него услышать. У него просто не хватило духу. Значит, она как минимум не слабее его, а раз так, она возьмется за него по-настоящему. А ошибки… Что ж, их допускают даже опытные агенты.
Успокоившись, Саманта надела свое самое нарядное платье, вышла на улицу и отправилась завтракать. Есть ей не хотелось, но чтобы победить в затеянной игре, требовались силы.
Когда утро окрасило небо в светлые розоватые тона, Мэтт мчался на рысях по едва различимой тропинке в прерии. Поднявшись с постели Саманты с первыми рассветными лучами, он повернулся и всмотрелся в ее лицо. Ночь, проведенную с ней, Мэтт вспоминал с восторгом. Он и сейчас готов был лечь с ней в постель и начать все сначала. Желание обладать ею снедало его.
При всем том его терзали муки совести. Как-никак его невестой считалась Дженни. Он знал ее с детства и даже был с ней обручен, но не стремился обладать ею, хотя любил ее и был ей предан.
Истина, однако, заключалась и в том, что он сразу же положил глаз на Саманту, когда в один прекрасный день вошел в салун «Трейлз-Энд». С осознанием того, что она ему понравилась, пришло и постоянно возраставшее желание физического обладания, которое, похоже, Саманта с ним разделяла. Так что он знал об опасности, которую она для него представляла, чуть ли не с первого дня их встречи. После их противостояния в темной аллее он дал себе зарок избегать ее, и лишь брошенная ею вскользь некая ремарка заставила его через неделю вернуться в салон, чтобы снова увидеться с ней.
Так ли это было на самом деле, он не знал, но постоянно внушал себе эту мысль, пока, как говорится, не попробовал Саманту на вкус. С этого момента все изменилось. Он допустил большую ошибку, полагая, что одноразовая физическая близость уменьшит его влечение к этой женщине. Но оно росло с каждым днем.
И Мэтт решил срочно заняться каким-нибудь делом, Возможно, это поможет ему не думать о Саманте.
Солнце уже высоко стояло в небе, когда Мэтт придержал лошадь на некотором расстоянии от одинокой, хижины, являвшейся целью предпринятого им путешествия. Соскочив с коня и достав из кобуры револьвер, Мэтт стал приближаться к хижине. Со стороны хижина казалась пустой и заброшенной, но за ней помещалось подобие сарая, в котором, судя по доносившимся оттуда звукам, определенно находилась лошадь.
Мэтт глубоко вздохнул. Сейчас или никогда!
Держа оружие наперевес, он ворвался в хижину и остановился как вкопанный, ибо увидел направленный на него револьверный ствол. И что интересно, в него целился человек, похожий как две капли воды на его собственное отражение в зеркале.
Переведя дух, Мэтт опустил оружие и прорычал:
— Такер! Какой же ты сукин сын…
— Да, это я. А что касается сукиного сына, братец, так ты ничуть не лучше меня.
Мэтт некоторое время смотрел в упор на своего брата-близнеца, думая о том, что если бы их безответственная легкомысленная мать забрала с собой не Такера, а его, то сейчас вся полиция штата разыскивала бы Мэтта Стрейта.
Заметив краем глаза, что нацеленный на него ствол тоже опустился, Мэтт двинулся навстречу Такеру Конрою.
Такер остановил на приближавшемся старшем брате холодный оценивающий взгляд. Они были похожи друг на друга как две капли воды, причем до такой степени, что сами подчас отказывались верить в столь разительное сходство. Даже стрижка-ежик по какой-то неведомой причине была у них совершенно одинаковая, не говоря уже об идентичном изгибе темных бровей, нависавших над светлыми глазами, и повторявших друг друга вплоть до мельчайших подробностей чертах лица, линии губ и подбородке. И хотя они зарабатывали себе на жизнь разными способами, да и думали по-разному, отличить их было практически невозможно.
Тем не менее Мэтт считался «избранным», то есть первым в плане старшинства, хотя и появился на свет всего на несколько минут раньше Такера. Иными словами, он был в семье первенцем, и отец, возможно, именно по этой причине решил оставить его у себя.
Когда они оказались друг против друга, первым заговорил Такер, словно выплевывая из себя короткие рубленые фразы.
— У меня пара вопросов к тебе, братец. Почему ты здесь и какого дьявола решил меня разыскать, хотя прежде никаких попыток к этому не предпринимал?
— Прежде я избегал тебя — поскольку, как мне казалось, ты точно так же не демонстрировал никакого желания встретиться со мной, — холодно произнес Мэтт.
— А знаешь почему? Потому что ты старший сын Джереми Стрейта. По этой причине он оставил тебя при себе, а мать и меня предпочел выгнать из дому.
— Предпочел выгнать мать и тебя из дому? — Мэтт покачал головой. — Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Если мне не изменяет память, это наша мать сбежала из дома, когда дела на ранчо пошли совсем плохо. А тебя она прихватила с собой, чтобы использовать потом как предлог для примирения, если бы дела наладились или если бы ей вдруг захотелось вернуться.
— Она описала мне ситуацию совсем по-другому.
Мэтт криво улыбнулся:
— И ты ей поверил.
На красивом лице Такера проступил гнев, и он шагнул навстречу брату.
— Наша мать сделала все, что могла, учитывая те жалкие центы, которые у нее еще оставались. Джереми Стрейт обобрал ее — вот что я тебе скажу.
— Все это ложь от начала и до конца.
— Ничего подобного. Я являюсь доказательством правдивости этих слов.
— Возможно, ты и впрямь являешься своего рода доказательством, только чего-то другого, — помрачнев, протянул Мэтт. — Скажи, тебя никогда не удивляло, что мать оказалась совсем не той женщиной, за которую себя выдавала? Она отказалась выйти за отца замуж, даже точно зная, что беременна.
— Джереми Стрейт никогда не собирался жениться на ней!
Мэтт промолчал.
Неожиданно на губах у Такера появилась улыбка — точь-в-точь такая, как у Мэтта.
— Скажи, а тебя не удивило бы, если бы ты узнал, что мать сообщила мне о твоем существовании лишь незадолго до своей смерти, и что я пытался тебя разыскать? Но сразу же прекратил эти попытки, когда выяснил, что отец назвал тебя своим единственным сыном и наследником.
