Глава 3
Джексон попросил Амелию поподробнее рассказать, что именно случилось третьего мая.
— День начался как обычно, — ответила свидетельница. — Я отвезла детей на занятия в подготовительную школу при епископальной церкви Святого Томаса, а сама поехала на работу.
— Вы работаете в Кольеровском музее военной истории?
— Да, я работаю там смотрителем фонда и научным сотрудником, специализируюсь на периоде Гражданской войны.
— Вы работаете на полной ставке?
— Да, но у меня достаточно гибкое расписание. Администрация музея пошла мне навстречу как одинокой матери.
— Итак, в тот день, третьего мая… Не произошло ли тогда что-либо необычное — что-то такое, что вас насторожило или встревожило?
— Нет, ничего такого не было… Во всяком случае, с утра. Все было как всегда, пока в начале второго мне не позвонили из школы. Я как раз была в кабинете директора музея Джорджа Меткалфа — мы обсуждали одну небольшую проблему…
* * *
— …Нет, Джордж, так не делается. Я не могу на это пойти.
— Неужели ты не хочешь сделать человеку приятное? И мне заодно?..
— Эта вещь не имеет никакой ценности — ни музейной, ни рыночной, если на то пошло.
— Может быть.
— Не «может быть», а точно.
— О’кей, возможно, это действительно пустяк, побрякушка. Армия конфедератов выдавала такие знаки отличия сотнями…
— Тысячами.
— Тем более. Однако для Паттерсона Нокса эта медаль имеет очень большую ценность. После того как ее вручили его прадеду или прапрадеду… в общем, какому-то очень далекому предку, в честь которого, кстати, Паттерсона и назвали, медаль передавалась в его семье от отца к сыну как настоящая драгоценность, как реликвия. Наверное, мне не нужно тебе напоминать, что…
— Однако именно это ты собираешься сделать.
— …Что в прошлом году мистер Нокс пожертвовал музею полторы тысячи долларов. А миссис Нокс…
— …Входит в наш совет директоров. Я не глупа, Джордж, и прекрасно все понимаю. Просто мы смотрим на эту проблему под разным углом зрения. Я — хранитель музейных фондов и обязана заботиться о том, чтобы наши коллекции представляли настоящий исторический интерес, а не…
— Я тоже забочусь о коллекциях, Амелия!
— Да, но ты еще и директор, следовательно, тебе приходится быть дипломатом, а иногда и попросту умасливать множество людей, благодаря которым наш музей продолжает существовать. Тем не менее мне совершенно не хочется включать в экспозицию всякий мусор только ради того, чтобы крупный благотворитель продолжал нас спонсировать.
— Хорошо понимаю твою позицию, и тем не менее…
— Ладно. Кажется, мы зашли в тупик. Имей в виду, я не собираюсь менять свою точку зрения. Очевидно, что дальнейшее обсуждение вопроса ни к чему не приведет. Ты выиграл этот спор еще до начала нашей сегодняшней встречи, но… Я просто обязана была попытаться.
— Ничего другого я от тебя и не ожидал, Амелия. Что касается медали пресловутого мистера Нокса… Положи ее куда-нибудь в уголок, чтобы она хотя бы не бросалась посетителям в глаза.
— А как же насчет подсвеченной латунной таблички с текстом, восхваляющим щедрость и великодушие мистера и миссис Нокс?
— Без таблички не обойтись, но… Она вовсе не обязательно должна быть очень большой.
* * *
— …Мы уже заканчивали разговор, — сказала Амелия, — когда зазвонил мой мобильный. Я сразу узнала номер школы и ответила. Звонила директриса, миссис Эбернати, она была очень взволнована…
— Чем именно?
— Какой-то мужчина ворвался в ее кабинет и требовал…
— Протестую! Это показания с чужих слов, — подал голос адвокат. Джексон возразил, и судья отклонила протест, после чего помощник прокурора предложил Амелии продолжить показания.
— Этот человек хотел знать, приходил ли Джереми в тот день в школу или нет. Джереми, естественно, там не появлялся, но миссис Эбернати так и не удалось убедить в этом визитера. В конце концов он ушел, но только после того, как она пригрозила вызвать полицию.
Тут Лемюэль Джексон вмешался и напомнил присяжным, что допрошенная ранее миссис Эбернати не только дала аналогичные показания, но и опознала в неизвестном мужчине Уилларда Стронга. Потом помощник прокурора спросил у Амелии, часто ли ее бывший муж навещал детей в школе?
— Нет, — ответила она. — Насколько я знаю, Джереми не делал этого даже в те дни, которые были назначены ему для свиданий. К тому времени наш развод был окончательно оформлен. Суд учел инцидент на дне рождения Хантера и разрешил Джереми видеться с детьми только в определенные дни и в присутствии сотрудника полиции. Ему это, естественно, очень не нравилось. Джереми очень хотел, чтобы суд снял эти ограничения, но пока этого не произошло, он старался придерживаться судебного постановления.
— Скажите, мисс Нулан, этот звонок из школы… Он вас напугал?
— Очень напугал. Это еще мягко сказано! Когда миссис Эбернати описала мне своего раздражительного гостя, я сразу узнала Уилларда Стронга. Моей первой реакцией было немедленно кинуться в школу, но потом директриса постаралась меня утихомирить. Заверила, что мистер Стронг уже ушел и что Хантер и Грант находятся у нее в кабинете. Им ничто не грозит, а главное — мальчики ничего не подозревают о случившемся. Это меня немного успокоило, но мне все равно хотелось как можно скорее их увидеть и самой убедиться, что мои дети в безопасности. Миссис Эбернати заверила, что сама привезет их ко мне. Поэтому я предупредила Джорджа и поспешила домой.
— Вы с кем-нибудь разговаривали по пути?
— Я пыталась дозвониться до Джереми, чтобы выяснить у него, в чем дело. Но все мои звонки на его мобильник переадресовывались на голосовую почту. Тогда я позвонила ему на работу. Там мне сказали, что он еще утром предупредил, что заболел. А еще я узнала, что в строительной фирме, где работал Джереми, его никто не видел ни в тот день, ни накануне.
— И вы отправились домой?
— Да. Я поехала домой.
* * *
От музея до дома было не так уж далеко, но Амелии казалось — она никогда туда не доберется. Она хорошо знала город и могла вести машину, не особенно задумываясь о маршруте, поэтому ничто не отвлекало ее от тревожных мыслей. Что могло случиться? Она терялась в догадках. По-видимому, отношения, которые связывали Джереми со Стронгами, изменились. От мысли, что новая ситуация может каким-то образом угрожать ей и ее сыновьям, ей становилось не по себе. Но не думать об этом Амелия тоже не могла. Быть может, размышляла она, стоит обратиться в суд и получить запретительный приказ? Если судья по семейным делам выслушает ее аргументы, он может официально запретить Джереми приближаться к детям до тех пор, пока он не придет в чувство. Амелия знала, что сможет получить такое постановление достаточно быстро. Лишь бы подобный шаг с ее стороны заставил Джереми опомниться! Наверное, только разлука с сыновьями могла вынудить его что-то предпринять — обратиться к врачам, к психотерапевтам, — пока не стало слишком поздно. Он и так потерял почти все, что когда-то имел. В глубине души Амелия не верила, что ее бывшему мужу до такой степени наплевать на собственных детей, что он не сделает попытки что-то исправить.
