в расследование засунуть. Обрадовалась, что я так легко согласилась ее взять с собой. Сейчас соберется за три секунды и еще меня в дверях подгонять будет. Собирается в полиции работать, трещит об этом не переставая. Я так думаю, это у нее не только мое любопытство в крови, но и, в некоторой степени, тоска по любимому дяде, который ей очень часто заменял родного отца. Лёнька всем нам был и братом, и отцом, и сыном. Теперь мы одни, сироты, без него остались. Три женщины. Мама вдова, я в разводе, моя дочь, родной отец которой оказался тираном и вместе с нами сынишка Лёни, без отца и без матери.
* * *
Мое утро началось не с Валькирии, как я запланировал, а со спора с бывшей. По телефону. И со встречи с моим сыном на пороге моей квартиры. Звонок от нее разломал мой мобильник одновременно со звонком в дверь.
– Привет, отец!
Гордон, почти полная моя копия восемнадцати лет от роду, возник у меня на пороге и радостно улыбался, делая вид, что счастлив меня видеть.
– Привет, дорогой Горовиц! – сообщила в этот же момент его мамаша в трубку.
Моя бывшая. Слава богу, я имел счастье с ней развестись. Однако сын на свою беду выбрал, что жить будет с ней. Чуть повзрослел и теперь постоянно, при каждом удобном случае сбегает ко мне. И мешает моей самостоятельной жизни!
– Здравствуй, Ада! Как ты, жива, здорова? – улыбаясь и подав Гордону знак проходить в мои владения, ответил старой знакомой.
– Твоими молитвами. Гордон уже пришел?
– При…
– Ну так вот, дорогой. Пусть дня два побудет у тебя, – перебила меня Ада по привычке. – Ко мне тетя Ида приехала из Израиля. Ты знаешь, квартиру ты нам маленькую отдал, места здесь нет, а у тебя там, на твоих трехсот метрах на Шпалерной, можно роту солдат разместить. Не только единственного наследника. Так что, пусть поживет.
– А ничего, что я могу быть чем-то занят, Адочка?
– Чем ты можешь быть занят? Нового наследника делаешь? Ты? С твоим-то образом жизни?!
– Может быть, я ему лучше квартиру сниму?
– Не разбазаривай его наследство! – прикрикнула на меня бывшая супруга. – Пристроишь! В твоем замке с собственной стометровой террасой с видом на Таврический сад, уж уголок для кровиночки отыщешь. Желательно тот, из которого не видно приходящих к тебе шлюх!
– Кто тебе сказал…
– Ой, вот только не надо, а? Ты…
Ада, как всегда, завелась на причитания, и я убрал телефон от уха. Это минут на десять, она не будет слышать ни меня, ни кого-либо другого.
– Вали в квартиру, я ухожу, – сказал сыну.
– Куда? – моя белозубая, долговязая копия в зимних ботинках и куртке на меху подозрительно заискивающе улыбнулась отцу.
– По делу.
– Пап, а можно я с тобой?
– Вали в комнату, а потом в универ! Или тебе деньги нужны?
– Нет. Пап, давай я с тобой! Куда ты так рано собрался?
– Горовиц! Горовиц, твою налево!!! – Ада в трубке закричала так, что я ее расслышал даже на расстоянии от моей ляжки.
– Да, Адочка, – мурлыкнул ей в трубку.
С бывшей лучше не спорить, это грозит очередным судом и шантажом ее вездесущего адвоката, которого она нанимает при каждой малейшей возможности. Цепляется буквально ко всему. И только потому, что я ей после развода кроме машины, дачи и двушки в центре, ничего не оставил. Даже деньги на сына перечисляю сыну, а не ей.
– Возьми Гордона с собой и не оставляй дома одного! Куда ты там собрался? Сын должен проводить время с отцом!
– Хорошо, Адочка, как скажешь, – процедил сквозь зубы и показал наследничку кулак. Подставил меня, а я уже задолбался отбиваться от его вездесущей мамаши.
– И пусть он мне фотографии присылает!
Я бросил трубку.
– Ну, что? Наследничек?
Смотрел в эту хитрую рожу, копию той, что каждое утро в зеркале наблюдаю и думал, что этот молодой засранец весь в меня. Если что задумает, добьется. Держу пари, он с матерью заранее договорился, чтобы она надавила на меня. Время вместе проводить! И как, интересно, я его объясню Валькирии?
– Да, папочка? – недоросль, которая почти превзошла в ширине плеч меня, хлопнула для вида невинными глазками.
– А как же учеба?
– А мне сегодня не надо. У нас в универе канализацию прорвало! – подготовлено выпалил младший Горовиц.
Посмотрел на него. Вздохнул.
– Ладно. Бросай вещи, поехали со мной. Только чур, – остановил молодого верзилу, преградив ему путь рукой, – ты делаешь и говоришь только то, что разрешу тебе я. И помалкиваешь. Слышишь?
– Слушаю и повинуюсь, – склонил голову молодой засранец и я скрепя сердцем пропустил его.
– А с чего это ты решил со мной увязаться? – крикнул тому в спину, а он уже понесся по прямой к лифту на парковку.
– А я тоже писателем хочу стать! Как мой любимый папочка!
Папочка… Да мне самому только сорок два! Папочка…
– И без выкрутасов!
– Я же обещал! – честнейшим образом заявил мне мой сын.
В том-то и дело, что мой!
В семь утра мы с Ленкой спустились вниз. Пусть агент делает, что хочет, но дочь мне пришлось взять с собой. Ничего, подвинется Горовиц. В моей машине места хватит. Я сбегала по ступенькам благоухая, как свежая роза – в чистых джинсах, как обычно в высоких сапогах и черной пуховой куртке. Все, как всегда, волосы только в хвост сегодня не собирала. Распустила и даже немного подкрасилась. До последнего буду настаивать на том, что прихорашиваюсь из-за моего ущемленного самолюбия, а не по какой-то другой причине. Ленка во всем подражала мне. На ней тоже были высокие кожаные сапоги на шнуровке. И джинсы, да настолько узкие, что я побоялась, как бы агент слишком сильно от дела не отвлекся. Дочка у меня еще ребенок, только выглядит этот ребенок в глазах чужих дядек отнюдь не подростком. Светлые длинные волосы она, подражая мне, тоже не стала прятать в хвост, так что вышли мы из подъезда, как две подружки, а не как мать с дочкой.
Вышли и встали. Я задрала манжет на левой руке и посмотрела на часы. Часы спортивные, непотопляемые. Они принадлежали Лёньке. Я надеюсь, все еще принадлежат. Таскаю их, потому что удобно. Или потому, что так, мне кажется, он со мной рядом.
– Ева, мы кого-то ждем? Вадима? – дочура моя влезла в мамкину голову с очевидным вопросом.
– Ждем. Кое-кого…
В нашем дворе обычно много разных машин припарковано, одна из них – моя старенькая «Нива». Машин
