— А где ты будешь жить? — обалдело спросил Константин.
— Я думаю, тебя не разорит, если ты купишь нам с Алиной «двушку» в городе. Элитный дом мне не нужен, что-нибудь обычное, поближе к моим родителям. Если захочешь оставить мне машину, буду признательна, нет — перебьюсь.
Константин молчал, глядя в огонь. Помимо его воли, он думал не столько о морально-этическом аспекте развода, сколько о Зоиных условиях. Умна, ничего не скажешь. Упрись она, начни требовать, как это чаще всего бывает, половину, неизвестно, что бы из всего этого вышло. Впрочем, что значит — «упрись она»? Это ведь не он выступил инициатором развода. Вот если бы он, а она запротестовала… Что ж, в их среде нравы простые, и она это знает. Поэтому сама хочет уйти и требования выдвигает более чем пристойные: никто не осудит, что супругу с ребенком на улицу выставил без копейки денег, никто не станет злорадствовать, что «дороже свободы ничего нет, и Задонский за свою заплатил по-максимуму».
«Двушка» в городе? Вполне реально. Не в спальном, конечно, районе, а в каком-нибудь тихом переулке в центре. Тачку он ей, конечно, оставит, нечего жмотничать. Ну, и дочке… Тысячу в месяц Алине, пятьсот — Зое. Хочет жить скромно, пусть живет.
— Я свяжусь с адвокатом, — сказал он, наконец. — Полторы тысячи в месяц тебя устроят? Школу Алины, конечно, буду оплачивать я.
— Полторы тысячи меня устроят, — сухо отозвалась Зоя, — а школу оплачивать вряд ли придется. Будет ходить в обычную, рядом с домом. Я ее буду и отводить, и забирать, нет нужды возить ребенка с охранником через весь город. Да и зачем нам охранник? Бывшие жены никому не интересны, уж поверь мне.
— Значит, мы почти обо всем договорились. Поезжай завтра к риэлтеру, выбери квартиру, которая тебя устроит, я заранее согласен и на любой ремонт. Можешь забрать то, что понадобится из мебели отсюда или составить список и отослать моей секретарше. Квартиру получишь уже обставленную, машина останется у тебя. Учти: ты сама выбрала такой вариант и сама требуешь развода.
— Учту, — усмехнулась Зоя краем губ. — Хочешь, расписку напишу? Кровью, чтобы ни у кого ни малейшего сомнения не было в том, кто инициатор, а кто — жертва.
— Не смешно, — огрызнулся Константин. — Сегодня переночую в кабинете, а потом поживу в гостинице. Думаю, нам сейчас ни к чему регулярные встречи…
— Регулярные встречи? Нам? Ты абсолютно прав, дорогой.
Зоя почти весело рассмеялась и вышла из комнаты.
Но за дверью она сразу стала серьезной, а в свою комнату поднялась уже с вертикальной морщинкой между бровями. Слова — это, конечно, замечательно, но Константин по-видимому, находится в таком угаре любви к своей топ-модели, что все придется делать ей самой, Зое, и самой обо всем заботиться.
Что ж, надо привыкать. Очень скоро не будет ни домработницы, ни охранника, которого можно попросить что-то сделать, ни доставки на дом всего, чего только душа пожелает. Не будет дорогого спортивного клуба и посещения модных магазинов. И ведь самое интересное, что ей ни капельки ни жаль всего этого великолепия.
Зато не будет бесцельных ожиданий по вечерам, бесконечной тревоги: сводки криминальных событий в столице всегда давали для этого достаточно поводов. Будет спокойная и размеренная, но очень своя, личная жизнь. Да и работу нужно будет поискать или курсы какие-нибудь по переподготовке. Бизнес — вещь зыбкая, а бизнес полукриминальный — тем более. Сегодня бывший супруг — мультимиллионер, а завтра, в лучшем случае, нищий, а в худшем — труп. Ему уже все равно, а бывшей семье приходится ох как несладко: сколько уж Зоя видела таких картин в своем окружении, а еще больше слышала леденящих кровь рассказов о подобных случаях.
Впрочем, какая-то профессия у нее уже есть: французский язык. Есть личные вещи и украшения, на которые можно безбедно прожить несколько лет. Зачем ей, например, три шубы или пять вечерних платьев, одно шикарнее другого? Зачем бриллиантовая цепочка на шею и перстень с камнем карат в пятнадцать? Все это можно потихоньку, не привлекая внимания, продать. В общем, ей только сорок, и она не пропадет после развода. Только нервы крепче будут.
Константин же смотрел в будущее далеко не с таким оптимизмом. На развод он согласился потому, что меньше всего хотелось сейчас тратить время на выяснение отношений. Успеет еще разобраться с нюансами, когда Клара будет по горло занята на своих дефиле или как там это называется. И жить он, конечно же, будет не в гостинице, это сказочка для Зои. Жить он будет с Кларой, у нее или в этом особняке или совсем в другом месте, какое она выберет. И конечно же он убедит ее выйти за него замуж, уговорит, заставит, купит, наконец. Не было еще такой вещи, которой Константин Задонский не добивался бы, если очень этого хотел. Не было и не будет.
Следующие дни для Зои полетели, как бешеные. Дочку в школу отвозил и привозил оттуда охранник, а в эти свободные часы Зоя моталась с риэлтером по Москве в поисках квартиры, удовлетворяющей максимальным требованиям комфорта за минимальную цену. На третий день ей повезло: срочно продавали двухкомнатную квартиру в кирпичном доме постройки семидесятых годов на Смоленской площади. Не самое тихое место, конечно, но часть окон выходила на Москву-реку, а одно — в большой зеленый двор. Метро рядом, родители — в пятнадцати минутах езды на троллейбусе, ремонт требуется минимальный, а освободить площадь хозяева готовы хоть завтра: деньги им были нужны позарез и немедленно.
Собственно процедура развода была упрощена до минимума: обо всем договаривались адвокаты. Мотив был традиционный — несходство характеров; о нарушении супружеской верности никто даже и не заикнулся, о материальной стороне дела стороны договорились полюбовно, интересы ребенка ущемлены ни в коей мере не были.
Небольшие сувениры кому надо существенно сократили срок процедуры и через месяц Зоя оказалась уже не женой миллионера, а разведенной женщиной «за тридцать» с ребенком, каких в Москве — десятки тысяч. В день получения свидетельства о разводе Зоя перебралась с Алиной на новое место жительства, причем это мероприятие довольно удачно совпало с началом осенних каникул в школе. После них Алина должна была пойти уже в обычную среднюю районную школу, а не в привилегированный лицей, чему, как ни странно, была несказанно рада.
— И не жаль тебе оставлять друзей? — поинтересовалась как-то Зоя.
— Друзей? — фыркнула Алина. — Они все тупые, как я не знаю кто. Все разговоры о том, у кого родители круче, то есть папеньки, разумеется. Мамаши-то там все, как на подбор, кошелки-кошелками, только в фирму упакованные. Нет, не жалею ни капельки. Да и надоело, как арестантке, с конвоиром мотаться. Мороженое спокойно съесть невозможно: проверяет, не отравлено ли. Цирк!
