После непродолжительного беззлобного разбирательства с глазу на глаз, которое, к их общему удивлению, закончилось дружным смехом, они поехали в ближайший ресторан в машине Эмануэля, откуда вызвали аварийку для более пострадавшего автомобиля Кейт. Оба совершенно запамятовали, что их где-то ждут; Эмануэль — по своей забывчивости, которая, как позже говаривала Никола, была его любимым видом спорта, а Кейт — намеренно, потому что ей не хотелось встречаться с хозяевами своей квартиры. Она не влюбилась в Эмануэля, она никогда в него не влюблялась, но в тот вечер ее неудержимо тянуло остаться с ним.
Направляясь теперь к дому Эмануэля со все еще звучавшим в уме предостережением Рида, она с тоской размышляла о том, как трудно будет объяснить полиции суть их взаимоотношений. Она неторопливо направлялась от Риверсайд-Драйв к Пятой авеню в надежде развеяться, и вдруг ей пришло в голову, что эта ее прогулка может показаться полиции необъяснимой. Допустим, кого-то сейчас убивают в ее квартире. Что это будет за алиби, если она заявит, что на полдороге решила выйти из автобуса и пройтись пешком? В самом деле, Никола и Эмануэль, которые располагают таким же хрупким алиби, просто-напросто оказались во власти неодолимого желания побыть на свежем воздухе в тот яркий весенний денек. Правда, в квартиру Кейт трудно было попасть незамеченным, а уж о том, что в ней кого-то могли убить, невозможно было и подумать. Но факт остается фактом: она и Бауэры вели такой образ жизни, пониманию которого в полицейской школе не обучали.
Готовность Эмануэля и Кейт пойти друг за друга в огонь и в воду, которая проявилась за годы, прошедшие с той первой встречи, проистекала из отношений, которым Кейт не находила определения в английском языке. Не дружба, потому что они были представителями противоположных полов; не любовь, потому что их связь характеризовалась скорее столкновением умов, чем страстей. Их отношения (само это слово представлялось Кейт неточным и безжизненным) давали каждому из них возможность спокойно взирать на жизнь, дарили благодатную, очищающую способность беззаботно посмеиваться друг над другом и вести искренний, в высшей степени доверительный обмен мнениями по самым разным вопросам. Какое-то время они были любовниками — их обоих тогда ничего не связывало, — хотя этим далеко не исчерпывалось то главное, что влекло их друг к другу. После того первого года им так же не приходило в голову заняться любовью, как, например, вместе Завести норковую ферму. Но наберется ли в мире хоть пять человек, которые смогли бы это понять?
Войдя в комнату Никола, Кейт, уставшая после прогулки и соответственно немного успокоившаяся, обнаружила, что мысли Никола движутся по тем же рельсам. Она тоже размышляла, конечно, не о Кейт и Эмануэле, а о том, как мало людей в состоянии понять мораль, отличную от общепринятой.
— Вчера мы провели все утро и почти весь день с полицией, — сказала Никола. — Нас допрашивали и вместе и порознь, и хотя они были не очень агрессивны, но тысячу раз намекали, что лжем мы оба или по меньшей мере один из нас. И если мы перестанем упорствовать и признаемся, мы избавим государство и полицию от бесчисленных проблем. Разумеется, Эмануэль держится твердо и ничего не рассказывает им о Дженет Гаррисон. Он заявляет, что с его стороны это не благородное стремление сохранить конфиденциальность, а просто он не видит смысла в подобной откровенности, так как, рассказав о ее ассоциациях, он только еще больше запутает полицейских. Кейт, а ты, случайно, ничего такого серьезного не узнала в университете? Кстати, почему ты не там? Сегодня ведь пятница, верно?
Способность Никола в деталях помнить распорядок жизни других была одной из самых ее примечательных черт. «Я позвонила, так как знала, что вы только что вернулись с прогулки с собакой», — сказала она однажды недавней знакомой, чем повергла ту в изумление.
— Я договорилась о подмене, — сказала Кейт. — Все равно я сейчас не в состоянии работать.
В глубине души она чувствовала себя виноватой, вспомнив чье-то определение профессионализма как способности человека делать свое дело независимо от внутреннего состояния.
Никола понимающе кивнула и продолжала:
— Самое ужасное то, что никто из них не понимает нас. Все они думают, что мы — особая порода сумасшедших, которые занимаются психиатрией, потому что нормальные профессии не для нас. Я не имею в виду, что они хотя бы теоретически не разбираются в психиатрии — кажется, они используют в своей работе заключения психиатров и все такое, — но люди вроде нас, способные внезапно отправиться на прогулку и откровенно рассуждать о ревности и чувстве агрессии и при этом настаивающие, что именно потому, что мы обсуждаем эти вопросы, мы меньше всего склонны подчиняться побуждениям этих чувств, — эти люди кажутся им непостижимыми. Короче, единственно осмысленной информацией обо мне детективу показалось сообщение, что мой отец уехал преподавать в Йельскую школу юриспруденции. Кстати, они вытянули из меня, что вы с Эмануэлем когда-то были любовниками, и из этого заключили, я уверена, что мы все живем как на вулкане, потому что теперь дружим и я разрешаю тебе бывать у нас. Видишь ли, Кейт, им понятна психология человека, который подделывает счета или тайком от жены встречается с девушкой по вызову, но, я думаю, мы просто пугаем их, когда заявляем, что совершенно честны, хотя на первый взгляд ведем несколько беспорядочный образ жизни. Им проще понять бесчестность, но не отказ от условной, существующей чисто внешне морали. Может, даже им кажется непристойным, что мужчина принимает от женщины двадцать долларов за то, чтобы она могла расположиться у него на кушетке и разговаривать с ним.
— По-моему, — сказала Кейт, — полицейские сильно напоминают англичан, какими их видит миссис Патрик Кэмпбелл[9]. Она заметила как-то, что англичан не беспокоит, чем занимаются люди, пока они не занимаются этим на улице и не пугают лошадей. Вместе с тем я не считаю, что полиция активно настроена против нас или психиатрии. Просто все это непривычно им и «пугает лошадей». К несчастью, полиция недостаточно верит в добросовестность психиатров. Но и мы должны признать, что не всегда психиатрия используется добросовестно. Поэтому детективы не могут понять, что Эмануэль — последний, на кого могло бы пасть подозрение в убийстве. Кстати, где ты была в то утро и какого черта не сказала, что не ходила к своему врачу, когда мы здесь выверяли все по минутам?
— Как ты узнала, что я у него не была?
— У меня свои методы, отвечай же.
— Кейт, я не знаю, почему не сказала тебе об этом. Если уж на то пошло, никому не нравится быть трусом, а тем более рассказывать об этом. Поверишь ты мне или нет (полиция, конечно, не поверила), но я гуляла в парке около старого замка и озера, где зацвели японские вишни. Я всегда, с самого детства, любила там гулять и, помню, устраивала истерики, если нянька не хотела идти со мной туда.
