— Валентина, ты так побледнела, дорогая. — Пичис сделала знак проходившему мимо официанту и заказала фруктовый пунш и сэндвич. — Давай отойдем туда, там немного спокойнее, и ты сможешь съесть свой сэндвич. Я поговорю с сестрой Мэри Агнес.
Пичис села рядом с Валентиной и проследила, чтобы та съела весь сэндвич с индейкой и выпила высокий стакан сока из свежеотжатых фруктов.
— Сок намного полезнее для тебя, чем содовые шипучие напитки, — объяснила Пичис. — Он сделает твою прелестную кожу еще красивее. А твои прекрасные глаза действительно зеленые?
Она приподняла лицо Валентины и внимательно всмотрелась.
— Да, действительно, они как изумруды. Когда-нибудь ты заставишь сердца трепетать, Валентина. Твоя красота произведет сенсацию.
Валентина не понимала, о чем она говорит, но ей было приятно сидеть рядом с Пичис Ледерер: внутри нее разливалось тепло, и она чувствовала себя в безопасности.
— Мне бы хотелось… — начала девочка и замолчала.
— Чего бы тебе хотелось, детка?
— Мне бы хотелось… Мне бы хотелось, чтобы вам нужна была маленькая девочка. — Слова непроизвольно сорвались с ее губ. Она видела, что Пичис была потрясена, но не могла остановить страстный полет своей фантазии. — Нет, две маленькие девочки, потому что есть еще Орхидея, она — мой лучший друг, и если бы вы сыновили нас обеих, мы бы стали настоящими сестрами.
— Ох Валентина, — тихо сказала Пичис. Она выглядела такой расстроенной, что Валентина не знала, какие найти еще слова в дополнение к сказанному.
— Пожалуйста, — молила она. — Я хочу быть чьей-нибудь маленькой девочкой, и Орхидея — тоже. Нам нужен кто-нибудь.
— О! — только и смогла воскликнуть Пичис.
— Вы похожи на принцессу, миссис Ледерер.
— О моя дорогая, — Пичис протянула руки и заключила Валентину в объятия. — Пожалуйста, называй меня Пичис. Дорогая, мой муж Эдгар… Он никогда… Усыновление — это то, чего он никогда… — она не договорила, слегка отодвинула Валентину и снова пристально посмотрела ей в глаза.
— Я попытаюсь, — прошептала она. — Я поговорю с ним.
Ошеломленная Валентина с изумлением смотрела на нее.
Огни ярко освещали их богато убранный дом в фешенебельном пригороде Детройта — Франклине, штат Мичиган, а Пичис и Эдгар спорили до поздней ночи. Пичис расхаживала взад и вперед в длинном шелковом пеньюаре от Скаази, шелестевшем при каждом шаге.
— Эдгар, — умоляла она, — ты даже не слушаешь меня! Ты даже не пытаешься понять мою точку зрения. Я отказалась от мысли иметь детей, потому что мы многих потеряли, а усыновить ты отказывался. В результате я утратила часть себя, а теперь намерена эту часть вернуть. Я хочу стать матерью, пока еще не слишком поздно.
— Этих двух, почти подростков? Мы даже не знаем их происхождения, дорогая. Мы ничего не знаем о них.
Эдгар сидел за маленьким столиком вишневого дерева, разложив перед собой отчет о ежемесячных доходах и расходах театра «Фишер». Он раздраженно постукивал пальцами по полированной поверхности стола.
Она пожала плечами:
— А что нам нужно знать? Они смышленые и талантливые и… они прелестны, Эдгар. Они поразительные. Обе! Даже тебе придется признать это.
— Внешне да. Но как насчет их характера?
— Эдгар! — воскликнула она. — Им только по восемь лет!
Они еще достаточно малы и податливы, я могла бы работать с ними, учить и направлять их. Только подумай! Я могу оплатить их уроки пения, танца. Мы в состоянии послать их в хороший колледж, предоставив им все преимущества…
— Ты хочешь сказать — потратить на них тысячи долларов.
— Прекрати! — сердито закричала Пичис. — Прекрати, прекрати, прекрати! — Она пересекла комнату и встала перед мужем. — Так ты беспокоишься о деньгах, Эдгар? Если дело в этом, я буду содержать их на средства, унаследованные от матери, — их хватит на воспитание трехсот или четырехсот детей, как ты прекрасно знаешь, поскольку управляешь моим капиталом.
Эдгар поспешно отвернулся, признавая ее правоту.
— Во мне много нерастраченной любви, Эдгар… любви здесь, в моем сердце! Я дарю тебе физическую близость, супружескую любовь. Когда тот театр в Филадельфии, ставший ловушкой во время пожара, сгорел, я стояла с тобой на всех судебных процессах, я прошла через все рядом с тобой!.. Но во мне таится намного больше сил. Я потеряла пятерых детей, Эдгар… Я обманута Богом. А сейчас у меня есть еще один шанс, и девочки прекрасны. Я не откажусь от них!
— Тогда одну из них, — нехотя сдался он. — Если ты непременно хочешь.
— Нет! — с раздражением бросила она. — Я хочу обеих. Они любят друг друга, связаны друг с другом, и я не могу разлучить их.
— Не знаю…
— Почему нет? — требовательно спросила она. — Черт побери, почему — нет? Я не могу поверить, что ты… — она заплакала.
— Пичис… милая… детка… — Он подошел к ней и попытался обнять.
— Нет! — Пичис отстранилась от него. — Нет, до тех пор, пока ты не позволишь мне позвонить сестре Мэри Агнес и по крайней мере узнать, можем ли мы удочерить этих двух девочек.
— Пичис, дорогая, дай мне шанс, пожалуйста. Я никогда не был отцом и не умею им быть. Я держал ребенка только… сколько? один раз? или два? И он меня всего обмочил.
Пичис с облегчением рассмеялась.
— Ну, эти дети не будут мочиться. Им уже по восемь лет, они давно миновали тот возраст. О дорогой, подожди, пока я узнаю, что можно с ними сделать.
На следующее утро Пичис встала рано и долго говорила по телефону с сестрой Мэри Агнес.
— Я надеялась, что кто-нибудь захочет взять их, — призналась Мэри Агнес. — Это одна из причин, почему я предложила им спеть. Они слишком хороши для нашей системы воспитания приемных детей и для того, чтобы находиться здесь. Они заслуживают лучшей доли.
— Но они свободны, их можно удочерить?
— Сью Энн Уэлч, да.
— Сью Энн?
— Она переименовала себя в Орхидею, возможно, чтобы как-то отдалить от себя несчастливое прошлое. Ее постоянно забирали от матери, которая была проституткой и к тому же увлекалась кокаином. Сейчас она отбывает срок в женской тюрьме в Кентукки, неподалеку от города Падьюки. Девочку изнасиловали старшие братья. Ее забрали из дому, когда обнаружилось, что она больна гонореей. На всем ее теле были синяки и ожоги от сигарет.
— Я… я понимаю, — сказала Пичис, испытывая тошноту. Она размышляла, что из этого следует рассказать Эдгару, и вообще стоит ли говорить.
— Конечно, Орхидею вылечили от болезни, и физически она сейчас здорова. Но эмоционально… ребенок жаждет любви. Она ищет внимания везде, где только может найти его. К счастью, коэффициент ее умственного развития довольно высок — девяносто девять процентов, когда ее тестировали в школе.