— Нет, — промолвил он. Затем резко повернулся и быстро вышел, едва не сбившись на бег, охваченный каким-то необъяснимым, почти паническим страхом.
* * *
— Я вовсе не уверена, что это самый правильный выход, — промолвила Мабри, стоя в дверях.
Кэссиди, сидевшая за заваленным бумагами письменным столом Шона, приподняла голову и посмотрела на нее. С той самой минуты, как ушел Тьернан, она трудилась не покладая рук. Разбирала и сортировала бумаги, читала протоколы, все глубже и глубже погружаясь в мир ужаса и страха.
Перед ней лежал самый первый протокол, составленный полицией на месте преступления, и затем она прочла первый отчет судебно-медицинского эксперта. Причиной смерти Дианы Скотт-Тьернан стала большая потеря крови из-за перерезанной аорты. Плоду в ее чреве было около семи недель; вскоре после того, как сердце Дианы Тьернан остановилось, плод задохнулся.
Полиция обнаружила признаки борьбы. На теле убитой остались синяки, а под ногтями были найдены следы крови. Кровь оказалась той же группы, что и у мужа Дианы, руки которого были в свежих царапинах. По словам самого Тьернана, исцарапал его какой-то бродячий кот.
Кэссиди читала протоколы, пребывая в каком-то полуоглушенном состоянии. Снова и снова она повторяла себе, что не должна принимать случившееся столь близко к сердцу. В конце концов, никого из этих людей она толком и не знала. Она должна представить себе, что читает обыкновенный детектив, например творения Агаты Кристи, тогда ощущение легкой тошноты, почти постоянно преследовавшее ее в последнее время, отступит. Кэссиди посмотрела на Мабри. Бледное холеное лицо жены Шона оставалось спокойным.
— Не самый правильный выход? — эхом откликнулась Кэссиди. — Почему ты так считаешь? Между прочим, именно ты вызвала меня сюда.
Мабри скорчила очаровательную гримаску.
— Шон твердо решил, что необходимо вытащить тебя, а ты сама знаешь, перечить твоему отцу, когда он на что-то настроился, невозможно. — Она величаво, с присущей классной модели грацией, проплыла в гостиную, почему-то старательно избегая зеленого кожаного кресла. Кэссиди, как ни старалась, так и не поняла почему.
— Значит, на самом деле он вовсе не болен? — спросила она. — Надул меня, что ли?
— Не знаю, — пожала плечами Мабри. — Несколько раз к врачу он ходил, а в те времена, когда мы с ним познакомились, об этом и речи не могло быть. Меня он с собой отказывался брать наотрез, а в ответ на все мои расспросы неизменно твердил, что речь идет о самом банальном запоре. Хотя, если хочешь знать мое мнение, с пищеварением у Шона все идеально.
— Как по-твоему, он и в самом деле болен?
Мабри провела тонкой рукой по волосам.
— Затрудняюсь ответить, — сказала она. — Впрочем, если он и болен, это никоим образом не связано с его желанием видеть тебя в Нью-Йорке.
— И тем не менее вряд ли он затеял весь этот спектакль, чтобы собрать свою семью, — заключила Кэссиди, потупив взор. Нет, она вовсе не обижалась. Она уже давно приучилась не обижаться на Шона.
— Да, это верно, — кивнула Мабри. — В противном случае он бы попытался вызвать сюда и Франческу, — рассудила она. — Сама знаешь — он просто без ума от нее.
— Знаю, — ответила Кэссиди, подавив приступ ревности. Как и все остальные родственники, она обожала младшую сестричку. Жаль только, что Шон никогда не признавал в ней самой подобного ума или привлекательности. — А когда ему втемяшилось в голову пригласить меня? Надеюсь, это не совпало по времени с освобождением из тюрьмы Ричарда Тьернана?
— А какую главную причину он привел, приглашая тебя приехать?
— Чтобы я помогла ему с новой книгой, — ответила Кэссиди. — По словам Шона, он никогда не занимался документальными вещами, и поскольку это слишком сложно для его творческой натуры, то мои профессиональные навыки были бы ему весьма кстати.
— И ты ему поверила? — осведомилась Мабри. Кэссиди ответила не задумываясь:
— Ни на йоту. Шон не из тех людей, которые взывают о помощи, а я — последний человек на Земле, к которому бы он за ней обратился даже в случае крайней нужды.
— И все же, Кэсси, он не зря тебя позвал. И мне это не по душе. Я ему не доверяю, а фанатическая увлеченность делом Тьернана меня просто беспокоит.
— Фанатическая увлеченность? — переспросила Кэссиди.
— Да, он стал каким-то одержимым. Только о Ричарде и думает. Никогда еще на моей памяти он не отдавался работе с такой страстью, а ведь все из-за этого кошмарного злодеяния. Шон просто бредит этими убийствами. Прямо-таки помешался на крови. Одним словом, мне бы не хотелось, чтобы он и тебя втянул в эту жуткую историю.
— Значит, ты веришь, что Ричард убийца, — вздохнула Кэссиди. — Что он хладнокровно умертвил жену и собственных детей. Тогда как же, черт побери, ты терпишь его под крышей своего дома? Как у тебя хватает духу с ним разговаривать?
— Я вовсе не говорила, что считаю его убийцей, — поправила ее Мабри, откидывая назад пышные волосы.
— А если не считаешь, то почему…
— Я и этого не говорила, — улыбнулась Мабри. — По большому счету, я и сама не знаю, кому верить. Достаточно заглянуть Ричарду Тьернану в глаза, и все внутри переворачивается. Потом этот взгляд будет долго по ночам сниться.
Кэссиди поежилась; по спине ее пробежал холодок. Она знала, что Мабри почти начисто лишена воображения. Именно ее расчетливость и практицизм так высоко ценил Шон. И если даже Мабри разглядела в глазах Тьернана нечто потустороннее, то, значит, оно определенно там присутствовало.
Кэссиди вдруг обуял почти панический страх. Ей хотелось удрать из отцовского дома и бежать без оглядки. Бросить отца, которому она впервые в жизни понадобилась, и спрятаться в каком-нибудь безопасном месте.
До чего жаль, что это невозможно!
— Вы с Шоном женаты уже почти десять лет, — сказала она, стараясь взять себя в руки. — Кому, как не тебе, знать, что лишнего слова из него клещами не вытянешь. Впрочем, я уверена, рано или поздно он сам поделится со мной своим замыслом, — со вздохом закончила она.
Мабри с сомнением посмотрела на нее.
— Что ж, вполне вероятно. Надеюсь только, что он не станет особенно затягивать с принятием решения. В противном случае может оказаться слишком поздно.
Кэссиди резко встала. Ей вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха, побыть на солнышке, увидеть вокруг улыбающиеся лица. Ничего из этого на Манхэттене и днем с огнем не найти. Как, впрочем, и надежного места, где она могла спрятаться.
— Слишком поздно, Мабри? — спросила она. — Для чего?
Но Мабри лишь покачала головой.
— Не знаю, Кэсс. Просто у меня дурное предчувствие. Причем я очень боюсь, что дальше будет еще хуже.
