Кэссиди резко встала. Ей вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха, побыть на солнышке, увидеть вокруг улыбающиеся лица. Ничего из этого на Манхэттене и днем с огнем не найти. Как, впрочем, и надежного места, где она могла спрятаться.
— Слишком поздно, Мабри? — спросила она. — Для чего?
Но Мабри лишь покачала головой.
— Не знаю, Кэсс. Просто у меня дурное предчувствие. Причем я очень боюсь, что дальше будет еще хуже.
* * *
Тем временем Ричард Тьернан лежал в темноте, вытянувшись во весь рост на кровати, принадлежавшей в свое время одной из дочерей Шона. Спал он всегда мало, чаще урывками, а когда начинало светать, возвращалась боль, и ему ничего не оставалось, как отгородиться от мира хотя бы темнотой задвинутых штор и закрытых дверей. Ему не хотелось сейчас никого видеть.
А вот Шон был не из тех людей, которые обращают внимание на закрытые двери. Когда его коренастый силуэт нарисовался в дверном проеме, в темной комнате забрезжил свет. В квартире было тихо, как в склепе.
— Женщины ушли, Ричард, — произнес Шон. — Наверное, за покупками отправились.
— Кто-нибудь говорил вам, что вы женоненавистник? — спросил его Тьернан, не поворачивая головы.
— Да, тысячу раз, — ухмыльнулся Шон. — Все эти феминистки. Их мнение для меня как награда. Между прочим, можете ли вы назвать хоть одну женщину, которая бы не обожала делать покупки? Скажем, ваша покойная супруга? По-моему, счета ей выставляли просто космические.
— Вы читали стенограммы судебных заседаний, Шон, — кивнул Тьернан. — Знаете все это не хуже меня, причем ничего не забываете.
— Да, это верно, — самодовольно осклабился Шон. Войдя в спальню, он прикрыл за собой дверь, и в комнате вновь воцарился кромешный мрак. Шон присел на стул возле кровати, на которой лежал Тьернан.
— Ну что, как она вам? — спросил он. Тьернан не стал делать вид, что не понял.
— Вы уже спрашивали меня об этом.
— А что случилось этим утром? Я ведь оставил вас вдвоем и думал, что…
— Что вы думали, Шон? — свирепо прорычал Тьернан. — Что я наброшусь на нее и разложу прямо на вашем столе с задранной юбкой?
— Я, между прочим, ее отец, — холодно напомнил Шон. — Следите за выражениями.
— Вы ее отец, но вас нисколько не заботит участь вашей дочери после того, как она окажется в моих руках.
— Нет, отчего же, заботит, — ухмыльнулся Шон. — Но я готов рискнуть.
— Между прочим, Шон, рисковать будете вовсе не вы, — ощерился Тьернан. — А вдруг я и впрямь отъявленный убийца? Кровавый маньяк вроде Джека-Потрошителя. — Он приподнялся и щелкнул выключателем. Вспыхнул свет, и Шон заморгал, как ослепленная сова. — Знаете ведь, что все говорят. Что я зарезал жену, детей, а также, по всей вероятности, еще целую кучу женщин. Тело Салли Нортон до сих пор не нашли, и лишь поэтому на меня до сих пор не навесили еще одно убийство. А что, если я чисто физически не способен удержаться? Может, у меня и правда мания, и, оттрахав женщину, я непременно должен ее зарезать?
Шон криво усмехнулся.
— Стращать меня пытаетесь, Ричард? Запугать хотите? Нет, приятель, меня голыми руками не возьмешь, я орешек крепкий! И я прекрасно понимаю, что у вас были причины ухлопать свою супругу. Но с какой стати вам убивать Кэссиди, ума не приложу?
Тьернан сел на кровати спиной к стене; отъявленный эгоизм писателя уже начал действовать ему на нервы.
— Может быть, причина состоит в том, чтобы насолить вам, поскольку вы уже меня достали!
— Я вас давно уже достаю, Тьернан, — процедил Шон. — Нечего мне мозги пудрить. Мы заключили с вами сделку, как Фауст с Мефистофелем. Я отдаю вам дочь в обмен на правду из ваших уст. Вам нужна девка, и вы по какой-то причине остановили выбор на моей дочери. Так тому и быть. Мне нужна профессиональная помощь для подготовки рукописи, а Кэсси — весьма приличный редактор. Даже талантливый. Все, Рубикон перейден! Я на попятный не пойду. А вы?
Тьернан скривил губы в волчьей усмешке.
— Я тоже, — проронил он. — Хотя у меня есть к вам один вопрос.
— Только один? — игриво осведомился Шон. — Валяйте.
— Кто из нас Фауст, а кто — Мефистофель?
На мгновение воцарилась почти могильная тишина. Затем Шон сказал:
— А вот это, мой мальчик, и сделает мою книгу классикой жанра!
* * *
Кто-то за ней следил. Кэссиди, правда, миновала не один квартал, прежде чем в затылке ее возникло неприятное ощущение. Обернувшись, она ничего примечательного не заметила; никто не проявлял особенного интереса к высокой и довольно соблазнительной рыжеволосой женщине, одетой для Верхнего Ист-Сайда довольно неброско.
Кэссиди была права насчет солнца и улыбающихся лиц. Утро, поначалу такое ясное, постепенно помрачнело, а лица прохожих, опасливо поглядывавших на темнеющие небеса, казались угрюмыми и озабоченными. В воздухе удушливо пахло выхлопными газами.
Кэссиди направилась к парку. Конечно, это было не самое безопасное место, но ей вдруг остро захотелось побыть среди деревьев, пусть даже чахлых и постепенно погибающих от загрязненного воздуха. Она мечтала увидеть играющих детишек, чтобы хоть как-то отвлечься и выкинуть из головы Ричарда Тьернана с его изломанной судьбой.
И все-таки за ней следили. Она вошла в парк со стороны Семьдесят второй улицы и тут же поняла, что один из окружавших ее людей, шедший за ней по пятам вот уже несколько минут, преследовал ее неспроста. Но кто он — моложавый бизнесмен в дорогом костюме, неряшливо одетая женщина, разговаривающая сама с собой, полицейский или толстячок, лениво бегущий трусцой, — она не представляла. Не говоря уж о том, что преследователем ее вполне мог оказаться продавец жареных сосисок или элегантный джентльмен с военной выправкой.
Но уже в следующую минуту она это поняла.
Кэссиди брела вперед наугад, без всякой цели, чтобы облегчить задачу человеку, проявлявшему к ней столь очевидный интерес. Она купила пакетик жареной кукурузы, потом присела на скамейку и принялась кидать кусочки попкорна голубям.
Мужчина остановился в конце аллеи, наблюдая, как она кормит голубей, которые, сбившись в кучу, жадно клевали лакомство. К голубям присоединилось и несколько белок с облезлыми, словно побитыми молью, хвостами. Во избежание потасовки, Кэссиди пришлось раскидать им почти все содержимое пакета.
— У вас доброе сердце.
Мужчина присел на скамью рядом с ней. Кэссиди осторожно взглянула на него, надеясь, что сумеет скрыть обуявший ее страх.
— Просто я всегда стою за справедливость, — призналась она.
— Я тоже.
— За справедливость? — переспросила Кэссиди. — А может быть, за месть?
Эмберсон Скотт, генерал в отставке, одобрительно кивнул.
