Она ждала этих слов, поэтому не удивилась совсем. Так, самую малую малость. Засмеялась радостно, кивнула головой, да, да, да.
– Конечно, Жень, ведь у нас будет малыш…
– Какой малыш? – Женьке показалось, что он ослышался.
Или это дурила его раненая голова?
– Какой? Красивый, умный, смышлёный. Наш с тобой… Крохотная новая жизнь уже во мне… Частица тебя и меня…
Женя сел, ноги не держали, ведь мир вокруг немножечко рухнул и уже никогда не будет прежним. Он отец? Да у него никогда не получится! Ребёнок – такая ответственность, сегодняшний Женька не сумеет, нет! Он, что, боится?
– Женя, скажи что-нибудь, – Анна взглянула ему в глаза.
– Огорошила, в себя не приду… Сейчас, подожди…
Ещё один родной человечек… Если вдуматься – это фантастика, чудо, подаренное судьбой. Глупец, почему же он растерялся? Испугался, как малое дитя? А трудности, что ж, он с достоинством их перенесёт, не впервой.
Расстроенная, Анна опустила голову. Вот и слёзы уже близко, подбираются к глазам. Женька присел рядом, прошептал: «Вот я болван. Аня, прости мне минуты колебания. Так неожиданно было узнать… Но я рад, Ань, я счастлив, клянусь». И она, чудачка, заплакала, слёзы радости и облегчения лились и лились по бледным щекам. А Женька целовал эти горькие слезинки, чувствуя себя самым счастливым человеком на земле…
* * *
Надежда, сжимая в своей руке маленькую бабушкину ладонь, сидела у её постели в крохотной больничной палате. Вздувшиеся венки на руках, сухая, как старинный пергамент кожа… Повинуясь внутреннему порыву, девушка поцеловала эту ослабевшую руку. Бабушкина рука – её вечная страховка и ежедневная молчаливая поддержка, она вела её в детский сад и школу, дарила сладости, гладила по голове перед сном. И уходили маленькие девчоночьи беды, мир становился светлей, а в душе поселялся покой.
«Плохи дела, – сказал, устало глядя Надежде в глаза, старый доктор в роговых очках, – обширный инфаркт. И не первый, как оказалось». Сидя в маленьком кабинете, насквозь пропахшем лекарствами, взволнованная, измученная бессонной ночью, Надя просила врача спасти её родного человека. Тот кивал, бормоча под нос «делаем, что можем, но возраст, сами понимаете…»
Надежда не понимала. Больница всегда ассоциировалась у неё с понятием несправедливости мира. Это неправильно, это ужасно, когда болеют и умирают люди, а умудрённые опытом парацельсы в белых халатах ничего не могут сделать.
– Надюшка, – бабушка говорила тяжело, всегда спокойное лицо её с весёлыми лучиками морщинок у глаз сейчас заострилось, побледнело, – где деньги лежат, ты помнишь. Там и сберкнижка. Чувствую, я здесь надолго…
Только бы не заплакать! Надежда говорила какие-то ободряющие слова о скором выздоровлении, о хороших врачах, которые вылечат, помогут, не могут не помочь. Да сейчас медицина такая, ого-го… Бабушка не слушала, ушла в свои мысли, в свой мир, где живут боль и страдание.
– Ты иди, Надюш, иди домой. Посплю я. Устала…
Бабушка закрыла глаза, задышала ровно.
– И прощай, – вдруг тихим шелестом слетело с её губ горькое слово, сказанное еле слышно, так, что внучка не услышала.
И хорошо, что не услышала, такое прощание – как маленькая смерть, которая уже стояла у изголовья больной и ждала своего часа.
Надежда, поцеловав бабушку в щёку, бросив на неё прощальный взгляд от дверей, тихо вышла. Она отправилась домой, решив заняться уборкой, чтоб хоть немного притупить душевную маету. В опустевшем доме было холодно и неуютно, бабушкина разобранная постель, склянки с лекарствами на тумбочке, весь этот наспех покинутый мир был невыносимо печален.
Ночью Наде не спалось. Может быть, душа чувствовала, что завтра будет страшный и чёрный день в её жизни. День отчаяния и скорби, который сделает Надежду самым одиноким человеком на свете.
Бабушка умерла под утро, когда занимался рассвет, серый и мглистый. Но больное сердце, устав биться, не пустило пожилую женщину в этот новый, зарождающийся осенний день. Больное сердце остановилось…
Еле живая, Надя возвращалась в Москву. Похороны, поминки – всё осталось позади. Как у неё хватило на это сил, непонятно. Если б не помощь соседки, бабушкиной подруги, не справилась бы. Огромное горе затаилось внутри, жило в ней, устроившись надолго в надломленной душе. Как можно жить с таким горем? Надежде надо занять себя работой с утра до ночи, иначе она просто сойдет с ума.
Злость на несправедливый мир придала ей сил, их хватит, чтоб прямо сегодня заехать к нотариусу и забрать документы. «Да, я не буду откладывать, – подумала девушка. – И теперь у меня есть деньги, бабушкины деньги. Спасибо тебе за всё, родная моя!»
И вот теперь с замирающим сердцем она поднималась в офис издательства. Страшно. Как там отнесутся к её новому статусу? Алла и Глеб будут рады, иначе и быть не может. А остальные? В любом случае, обратного хода нет. Надежда оглянулась. Антонов тащился сзади, тяжело дыша, нешуточная одышка у нотариуса от сидячей работы. Сразу прошли в кабинет главного, девушка едва успела махнуть всем рукой в ответ на удивлённые взгляды.
– Вот, встречайте новую хозяйку, – нотариус разложил на столе бумаги, что-то негромко говорил ошарашенному всем происходящим шефу.
А она сидела, усталая и безучастная, равнодушно ожидая своей участи. Наконец, мужчины встали, Антонов жестом показал Надежде на дверь. Она шагнула вперед. Шаг, другой, третий, всего несколько шагов отделяли её от новой, неизведанной жизни, от другого, опасного и непонятного мира успешных деловых людей. Будет ли этот мир благосклонен к девчонке из маленького провинциального городка Макарьева, как знать…
Глава 7
«Вот он, самый замечательный в мире курьер», – обрадовался Андрей, увидев входящую в комнату девушку. И тут же нахмурился, заметив её несимпатичного провожатого, таких людей не должно быть рядом с этим милым созданием. Что-то во внешнем облике Надежды заставило сжаться сердце молодого человека. Да ей плохо, очень плохо! Её лицо, как икона, созданная талантливой рукой мастера, было строгим и отрешённым. Андрей вскочил, сделал шаг навстречу, но девушка уже скрылась в кабинете главного, следом туда же протиснулся и неприятный тип.
Молодой человек уткнулся было в статью «Пять правил хорошего текста», которую изучал всё утро, но чтение «не пошло», эти дурацкие правила показались ему неинтересными и надуманными. Он подошёл к Глебу, с которым с первых дней установились дружеские отношения.
– Ты что-нибудь понимаешь? – Андрей кивнул на дверь главного редактора.
Глеб пожал плечами.
– Одно ясно, ничего хорошего бедную Воронцову не ждёт.
Между тем загадка недолго оставалась загадкой. То, что произошло дальше, повергло в глубокий шок всех сотрудников издательства.
Из кабинета с опущенной вниз головой вышла Надежда, а с ней незнакомец и главный редактор, лицо последнего имело странное выражение, не поддающееся расшифровке.
– Прошу внимания! – шеф откашлялся, оглядел всех растерянным взглядом. – Имею честь сообщить вам, сказать вам, – главный путался в словах, что было ему несвойственно и отражало крайнюю степень взволнованности. – В общем, представляю нового владельца «Галактики» Надежду Павловну Воронцову. Она является дальней родственницей Светловой.
Звенящая тишина была ему ответом. Слышно было, как шумел маленький холодильник в углу, заставляя звенеть стаканы, стоящие на нём. Шеф оглядел собравшихся, ожидая реакции, но никто не произнес ни слова. Молчание и в самом деле становилось тягостным. «Понятно, что все в шоке. Но скажите уж хоть что-нибудь, – думал он, – а то, кто знает, они там себе намолчат?»
– Надежда, поздравляю! – к девушке подошла улыбающаяся Алла, радость на её лице была искренней. – Сумасшедшая новость! Большего чуда и представить сложно!
И Глеб, взглянув на девушку, изумлённо покачал головой, потом, сцепив руки, поднял их вверх в приветственном жесте. Народ зашумел, обсуждая невероятное событие, прикидывая, как это отразится на их жизни, по большей части люди не самые большие любители перемен. Потом все дружно замолчали, ожидая, что же скажет им новая хозяйка.
