Наконец Джейн вспомнила:
— Она продавала сласти и фрукты и предсказывала судьбу, гадая на акульих зубах.
Бриллиант Чанг не выказал ни одобрения, ни порицания деятельности предсказательницы судьбы. Он просто заметил:
— Вы были более чем добры к женщине по имени Нуи.
Джейн отнеслась к ней так, как относилась ко всем людям. Это и услышал от нее господин Чанг. Таиландец задумчиво наблюдал за ней.
— Поэтому сегодня я здесь. Нуи — жена любимого кузена моей матери. — Он повернулся и широко раскинул руки, словно желая заключить в свои объятия находящееся перед ним бунгало. — Если вы позволите, я бы хотел освятить это жилище и женщину, которая живет в нем.
Джейн осознала, что речь идет именно о ней. Не видя никакого вреда, она дала позволение.
— Итак, дом духа будет установлен, — торжественно заявил он, когда мальчики пристроили миниатюрное сооружение на верхушке шеста. — Я ниспошлю благословение на ваше жилище и попрошу духов выйти наружу и обосноваться в доме духов. И тогда вы останетесь с миром.
— В таком случае я искренне приветствую ваше благословение.
Миниатюрный человечек не спеша проделал свой ритуал, воспевая что-то на языке, который напоминал тайский или бирманский, а может, это был один из диалектов горных племен.
По завершении церемонии Бриллиант Чанг повернулся к Джейн и объявил:
— Теперь это жилище благословил сам Будда.
— Благодарю вас, господин Чанг. — Немного помедлив, Джейн добавила: — Я хотела налить себе чашечку чая. Не желаете присоединиться ко мне?
— Ваше приглашение весьма любезно.
Четверть часа спустя они сидели на застекленной веранде, прихлебывая чай, и наслаждались утренним бризом, ласково веявшим с моря.
Словно читая мысли Джейн, ее гость заговорил:
— Вы можете задать мне любой вопрос, какой хотите, мисс Беннет. Меня это нисколько не обидит.
— Вы действительно верите в благословение, ниспосланное вами на этот дом? — спросила она.
— Я верю во все, и я не верю ни во что, — сказал он таинственно.
— Это не ответ, — заметила Джейн. Он доверился ей:
— Я вырос далеко отсюда, в другой части света, мисс Беннет. Наша семья была в изгаании, потому что в жилах моих родителей текла смешанная кровь: тайская, бирманская и китайская. Когда мне было лет десять, моя семья перебралась сюда, на остров Рай. В то время кузен моего отца работал на семью Ловатос на плантации сахарного тростника.
— Асиенда. Он кивнул.
— Какое-то время я был счастлив здесь. Однако мне, как и многим беспокойным молодым людям, не сиделось на месте, хотелось посмотреть мир. Итак, я покинул остров.
Джейн завороженно внимала собеседнику:
— Куда вы отправились?
— Я учился в Соединенных Штатах Америки.
— Где вы получили образование?
— В нескольких местах, но в конце концов я оказался в Гарвардском университете, где изучал философию.
Джейн задавала вопрос за вопросом:
— Вам понравился Гарвард?
Бриллиант Чанг пожал своими узкими плечами в классическом жесте, означавшем отсутствие всякого интереса.
— Великая страна Америка, Гарвардский университет, остров Рай — все одинаково.
— Как вы можете говорить подобное?
— У мира, как и у Рая, есть свои темные и светлые стороны, — пустился философствовать Чанг. Их глаза встретились. — Скажите, мисс Беннет, что на нашем острове вы успели посмотреть?
Она вдруг подумала, что видела ничтожную часть Рая.
— Бухту Проповедника. Пристань и городок Пургатори. «Паршивый лось». Гостиницу «Четыре сестры», конечно же. Голубую бухту. Я видела тропический ливень и радугу.
— В таком случае вы видели лишь малую часть этого райского уголка.
— Расскажите мне об острове, — умоляюще попросила она.
Казалось, ее просьбу встретили с пониманием.
— Одна его часть особенно прелестна: тропический лес, водопад под названием «Завеса тумана» и «Лестница Иакова».
Ей хотелось все узнать и все посмотреть.
— А что такое «Лестница Иакова»?
— Несколько каменных выступов, которые ведут к самой вершине водопада. Есть также «Комната дождя» — пещера с удивительными сталактитами и сталагмитами. — Он отхлебнул из чашки и продолжил: — Но будьте осторожны и никогда не забывайте, что пещера, которую с незапамятных времен зовут местом, откуда нет возврата, согласно легенде, служит обиталищем огромного, наводящего ужас морского монстра.
Едва сдерживая дрожь, Джейн призналась:
— Звучит ошеломляюще.
Ее собеседник искоса посмотрел на нее:
— Вы истинная дочь своего отца.
Джейн на мгновение замерла. Затем она пожала плечами и бесстрастно спросила:
— А чьей еще дочерью я должна быть? Бриллиант Чанг заявил:
— Мои слова можно понимать буквально. Вы истинная дочь Чарлза Беннета.
Джейн судорожно сглотнула:
— Как вы угадали?
— Я не угадывал. Я знал. — Он вытянул вперед узкую, изящную руку. — Нет необходимости беспокоиться. Я ничего не скажу. Вам самой предстоит решить, рассказывать ли о том, кто ваши родители, и когда это лучше сделать.
Ее мысли лихорадочно закружились.
— Вы знали моего отца?
— Я не знал его. Я слышал о нем. Но я нисколько не удивлен, встретив сейчас вас здесь.
Слова застряли у нее в горле.
— Почему вы не удивлены?
— Скоро исполнится двадцать лет со времени его исчезновения, не так ли? — уточнил ее собеседник.
— Верно.
— Юбилей.
— Нечто вроде, — отозвалась она.
— Желание оставить прошлое позади себя.
— Можно сказать и так.
— Время — это иллюзия, — снова начал он, ставя чайную чашку на маленький столик перед собой. — Есть люди, которые верят в единство прошлого, настоящего и будущего.
— Вы говорите загадками, господин Чанг.
— Иногда так у меня лучше получается. Но помните, мисс Беннет, на некоторые вопросы нет ответов.
Она начинала понимать это. Господин Чанг поднялся:
— Спасибо за чай и за ваше гостеприимство.
— Всегда рада видеть вас, — сказала она, провожая его. — Благодарю вас за благословение, что вы ниспослали на мое обиталище.
— Доброта должна порождать добро. — Бриллиант Чанг неожиданно остановился на полпути и глянул на нее через плечо: — Вы должны быть осторожны с тем, что ищете в Раю, мисс Беннет.
Ее бровь изогнулась.
— Почему?
На его не имеющем возраста лице появилась еще одна загадочная улыбка.
— Весьма вероятно, что ваши поиски окажутся ненапрасными.
Сто восемьдесят тысяч серебряных монет.
Тысяча триста серебряных слитков весом от семидесяти до ста фунтов каждый.
Тысяча двести дублонов (испанских, конец XVII века).