— Так, миссис Мейерс?
— Что — так? Он сел прямо.
— Вместо того чтобы получить часть капитала Ричарда Мейерса, после подписания договора в эти выходные, теперь вы получаете все. А все — это огромные, огромные деньги. Я уверен, вы понимаете, что этот момент может вызвать недоумение.
Гевински удалось меня обескуражить. Я почувствовала себя на пределе возможного и поняла, чего он хочет от меня: чтобы я потеряла контроль.
— Вы можете назвать что-нибудь, что могло бы вызвать такое же недоумение, миссис Мейерс?
Я не ответила.
Он указал на свои часы.
— Сейчас происходит вскрытие трупа мистера Мейерса. Они забрали из кухни нож с вашими отпечатками пальцев. Будьте очень, очень осторожны.
— Чего вы от меня хотите?
— Чтобы вы лучше, чем раньше, объяснили, что произошло на самом деле. Не для меня. Я на вашей стороне. Я говорю совершенно искренне. А для моего начальства в управлении. И для Дейта Ассошиэйтед. Они не верят вашей версии. Итак, расскажите, миссис Мейерс. Начистоту. Позвольте мне помочь вам.
У меня были нормальные роды. Я уже полностью пришла в себя, когда рядом со мной положили ребенка, мальчика со светлым пушком и носиком-пуговкой. Бенджамин был моим любимцем. Его обожали с рождения.
Женщины всегда пытались ущипнуть его за щечку, даже если она была спрятана. Он был похож на небольшую гору. Шесть футов, шесть дюймов и двести двадцать фунтов. От Ричи он унаследовал выразительные черные глаза, что, по крайней мере, доказывало его отцовство.
— Мам! — его голос, глубокий и нежный. — Постарайся успокоиться.
— Конечно. Всегда лучше оказаться в тюрьме строгого режима, когда находишься в абсолютно спокойном состоянии.
Большую часть утра я провела, осматривая стенные шкафы и ящики комода, я заглядывала под диванные подушки, обшарила каждый карман в одежде, оставленной Ричи, пытаясь выяснить, что же он мог искать дома. Я не нашла ничего: кроме своей одежды, он оставил только мировой ежегодник 1969 года, да моментальный снимок, который он много лет носил в бумажнике. На нем мы стоим в обнимку с раскинутыми у ног рыболовными снастями. Снимок был сделан где-то в семидесятых, летом у озера Финчер. У Ричи длинные, как у моржа, усы. Я — в расклешенных джинсах и блузке с огромными маргаритками. И оба мы выглядим по-идиотски счастливыми.
Было около полудня. Окна библиотеки пропускали бледный свет не очень жаркого солнца. «Подозрительная пища» вернулась из кухни с пустыми руками — ей не удалось обольстить Гевински, чтобы тот разрешил ей взять три диетических кока-колы из холодильника.
— Он сказал, все это улики с места преступления, — извинилась она.
— Правильно. Могут быть отпечатки пальцев на спарже, — Бен расплылся в улыбке, которая означала: «Будь терпимее!».
Всякий раз, когда он улыбался, его глаза прищуривались, и казалось, он весь улыбался тоже.
Я пыталась понять, чем же она обладала, что вызвала у него эту улыбку. Она казалась совершенно ординарной. Шатенка с жидкими волосами, невыразительными глазами и небольшим среднеамериканским акцентом. Только макияж из недорогого набора Эсте Лаудер, от которого она сходила с ума, слегка оживлял ее унылую внешность.
Наконец Бен перестал улыбаться и вспомнил об обеде. По дороге он заехал в небольшой магазинчик экзотических продуктов, которому каким-то-образом удалось пережить упадок восточной цивилизации. Он развязал красную ленту на коричневом пакете и вытащил экологически чистые упаковки с кускусом, экзотическими салатами, из которых торчали стебельки сельдерея, плавающие в бордово-мутном с рыжеватым отливом соусе. Развернув сэндвичи, он прочитал на этикетке: «Цыплята с жареными овощами».
— Посмотри… салат из тайского голубого тунца, томаты и базилик. Что ты хочешь, мам?
Мой желудок бунтовал, будто я проглотила грязную мочалку. Хотя я и не исключала, что «Подозрительная» уже положила глаз на сэндвичи с цыплятами, я решила, что у меня есть право быть немного эгоисткой.
— Я не собираюсь быть гостеприимной хозяйкой. Гевински может вернуться за мной через пару часов, а пока мне грозит опасность провести всю жизнь в компании женщин, которым нет дела до Джейн Остин. Я хочу сэндвич с цыпленком.
— Прекрасно, что вы можете сохранять чувство юмора при таких обстоятельствах, — заявила «Подозрительная». Она подносила все салаты к свету — один из ее способов бесконечных исследований скрытых аллергенов.
— Мам! — сказал Бен с воодушевлением. — Все, что здесь происходит — нормально. Я уверен, что это обычный прием — так запугать людей, чтобы они выложили все, если что-то скрывают.
— Нет. Обычный полицейский прием заключается не в том, чтобы провоцировать подозреваемого — это заставляет человека занимать оборонительную позицию. Ему следовало обращаться со мной, как с безутешной вдовой.
— Он не такой. И это хорошо.
— Нет. Это плохо. Это означает, что у него нет доказательств.
— Дорогой, — сказала Бену «Подозрительная», — если ты дашь мне ключи от машины, я съезжу в магазин и привезу несколько бутылок воды.
— Хорошо, дорогая, — ответил он.
— Меня это совсем не затруднит.
— Прекрасная мысль, — я написала ей список напитков. — Большое спасибо.
Повезло. Я смогу побыть с сыном наедине почти целый час.
— Тебя задевает разница в возрасте, — сказал Бен через секунду после ее ухода, — или, может быть, различие в религии?
— Не сейчас, Бен.
— Если ты только дашь ей шанс…
— Я уверена, что у нее прекрасные качества, но сейчас меня это совершенно не интересует. Поговорим о тебе.
— В каком смысле?
— В таком, что твой отец убит, а полицейские подозревают твою мать.
— Мам! А ты не слишком драматизируешь?
— Нет. Но если это и так, будь ко мне снисходителен.
— Хорошо.
— Я хочу, чтобы ты говорил мне правду.
— Я всегда говорю правду. Почти всегда.
Бен был настолько искренен и правдив, насколько это возможно для человека. К тому же, у него такая нежная кожа, что в тех редких случаях, когда он пытался лгать, она покрывалась пунцовым румянцем.
— Когда в последний раз ты говорил с отцом?
— В прошлое воскресенье.
— Кто кому позвонил?
— Он звонит мне каждое воскресенье. Он ударил несколько раз ногой по корзине, стоявшей около него.
— Он говорил что-нибудь о доме?
— Ничего.
— Я не буду спрашивать, говорил ли он что-нибудь про меня… если ты сам не сочтешь это уместным.
Бен не сел рядом со мной на кушетку, а предпочел широкое удобное кресло с желтыми подлокотниками.
