На пороге показалась Эмма с наполовину набитой наволочкой в руках.
– Не хочешь взглянуть на свою ногу, Рамзи?
Он совершенно забыл! Эмма права, нужно убедиться, что не началось заражение.
– Да, детка, сейчас.
– Я принесу пластырь, – вызвалась она.
– В чем дело? – всполошилась Молли.
– Двое неизвестных вывалились из теса на луг. Хорошо еще, что у них хватило наглости начать стрельбу, я услышал и сумел заранее подготовиться Взял оружие и спрятал Эмму. Они притворились пьяными и попытались прикончить меня. Попал" в ногу, но я достал обоих, причем одного дважды Подельники сбежали. Ружье я подобрал. Может, полиция установит, кому оно принадлежит. Мне так и не удалось узнать, кто они и зачем явились, но почему-то кажется, что дело в Эмме.
В эту минуту рядом словно из-под земли возникла девочка, вопросительно глядя на Рамзи.
– Эмма, принеси стерильный бинт, – попросил он и, поднявшись, приспустил спортивные штаны. – Сейчас снимем пластырь и посмотрим, как идут дела. Ну вот, не так уж и плохо. Красивые синевато-черные переливы. Эмма, где бинт? По-моему, опухоль немного спала.
– Похоже, Рамзи, – кивнула Эмма, наклоняясь ближе. – И хорошо, что дурного запаха нет.
Молли только диву давалась, наблюдая за их четкими действиями. Эмма сноровисто нарезала пластырь и подавала Рамзи, пока тот стягивал рану.
– Откуда ты всего этого набралась, Эм? – не выдержала она наконец.
– Я еще не то знаю, мама. Каждую неделю по телевизору идет такое шоу из древней истории. То, что ведет мистер Спок. Они говорили о том, как один фара…
– Фараон.
– Ну да, у него вся нога сгнила, когда кто-то ударил его копьем. И он умер.
– У него была гангрена, – пояснила Молли.
– Наверное, только я забыла, как это называется.
Но красноты нет, Рамзи.
– Да, кажется.
– На ощупь горячая? – И, не дожидаясь ответа, Эмма легонько прижала ладонь к ране. – Горячая. И долго это будет продолжаться?
– Неизвестно. Наверное, не очень. На мне все заживает, как на собаке.
– Но тебе лучше, правда"? – едва не плача, допытывалась Эмма.
Рамзи поспешил успокоить ее страхи и, улыбнувшись, погладил девочку по щеке.
– Еще денек-другой, и я готов кататься на лыжах с самых высоких горок, солнышке. Хочешь поехать в Вейл?
– Мама любит там бывать. А я только учусь ходить на лыжах.
– Станешь моим талисманом. Посажу тебя на плечи и буду всюду носить с собой. А если упаду, швырну тебя в сугроб, и превратишься в снежного ангела.
Девочка по-прежнему встревоженно хмурилась, не отнимая ладони от края раны.
– Эм, все идет отлично, клянусь, иначе ты и оглянуться не успела бы, как мы уже мчались бы на всех парах к больнице.
– Он сказал, что здесь поблизости нет больницы, только большая красивая церковь, – прозвучал в, тишине бесстрастный, отчетливый голосок.
Молли и Рамзи, затаив дыхание, уставились на девочку. Казалось, самый воздух клубится грозовыми тучами и сейчас ударит гром.
Рамзи выпрямился. Ему ужасно хотелось расспросить ее о преступнике, но он не осмеливался. У него совсем нет опыта в подобных вещах. Нельзя рисковать ее здоровьем, а может быть, и рассудком.
– Кто это сказал, Эм? Что за человек? – деловито осведомился он.
Но девочка так отчаянно замотала головой, что косичка несколько раз ударила ее по щекам.
– Никто, никто, никто, – твердила она как заведенная.
– Ничего, Эм, ничего, – прошептала Молли и, бросившись на колени, прижала к себе дочь. Эмма всей тяжестью опиралась на бедро Рамзи и тянула мать на себя, но в этот миг он не чувствовал боли.
– Я люблю тебя. Ты моя родная единственная девочка, – повторяла Молли.
Глаза взрослых встретились. Взгляд Молли полыхал ненавистью. Рамзи молил Бога о том, чтобы в случае поимки негодяя успеть вытянуть из него всю правду, прежде чем Молли найдет способ прикончить его. С другой стороны, неизвестно, может, Рамзи удастся опередить Молли.
– Эм, ты собрала вещи?
Девочка отодвинулась и подняла голову. Снова лицо белее снега. За одну минуту она осунулась так, что скулы, казалось, вот-вот прорвут кожу.
– Да, Рамзи. Почти. Только красный носок куда-то запропастился.
– Через пять минут мы выходим из дома, и плевать на все носки. Захвати с собой пластырь. Оставим ногу в по кое до завтрашнего дня. Ну же, приятели, шевелитесь.
* * *
Они не увидели ни души'. Разумеется, в лесу могли скрываться десятки соглядатаев, но это уже не имело особого значения. Рамзи в два счета усадил своих спутниц в джип.
– Где ваша машина? – спросил он у Молли, усаживаясь за руль и поворачивая ключ зажигания. Шум двигателя нарушил покой горного луга.
– Милей ниже, неподалеку от дороги. Взяла напрокат «шевроле», – безучастно сообщила Молли и, немного помолчав, произнесла, глядя прямо перед собой:
– Послушайте, Рамзи, вы федеральный судья. Винтик так называемой правоохранительной системы. Системы, в которую я не верю. И не собираюсь ни плакаться полицейским, ни возвращаться в Денвер. Почему бы вам не высадить нас у машины и не заняться своими делами?
– Что это вы несете? – взорвался Рамзи, от неожиданности так резко крутанув руль, что едва не съехал с узкой дороги.
– Я хочу сказать, – монотонно продолжала Молли, не отрывая глаз от грязного ветрового стекла, – что вы чужой нам человек. Я нашла дочь, и теперь она со мной.
Вам ни к чему в это впутываться.
– Ошибаетесь.
– Повторяю, видела я этих чертовых копов…
– Пока, возможно. Но я с вами не согласен.
Молли наверняка что-то скрывает от него, не говорит всей правды, и в этом запутанном деле еще предстоит долго разбираться.
– А мне плевать. Здесь я заказываю музыку. Если не хотите под нее плясать, лучше уезжайте.
– Мама, ты не хочешь, чтобы Рамзи остался с нами?
Молли чмокнула дочь в ухо.
– Он здесь ни при чем, Эм. Случайно влип в эту заварушку. Кому нужны чужие беды?
– Как вам удалось прийти к этому блестящему заключению? – разъяренно прошипел Рамзи. Джип подпрыгнул на камне и опасно накренился. – Какие-то люди пытались выманить меня из хижины. Кто знает, может, именно я стою у кого-то на пути?
– Надеюсь, вы не тешите себя мыслями о том, что они охотились за вами?
Рамзи чуть не переломил рулевое колесо.
– Эмма, – велел он, – не слушай, что я сейчас буду говорить. Заткни уши. Вот так, молодец. Ну а теперь я выскажу твоей мамочке все, что думаю.
– Не трудитесь. Вы сделали доброе дело и даже получили пулю, защищая Эмму. Этого более чем, достаточно. Но у нас разные дороги. У вас своя жизнь, у нас своя. Когда мы пересядем в мою машину, я постараюсь удостовериться, что за нами не следят. Поверьте, за эти дни я научилась проскальзывать сквозь игольное ушко.
