— Пятница — они все по домам давно разбежались, — улыбнулась девочка.
— Ты меня просто пугаешь своей проницательностью.
— Вырасту — пойду в милицию работать.
— А на «фабрику звезд» не пойдешь?
— Ну, я же не полная крейзи, — поморщилась Галка.
— И манекенщицей не хочешь? Даже если пригласят? — искренне удивился Пилюгин. — Ты меня пугаешь, Галчонок.
— Стану опером. Мне это больше нравится.
— То-то ты все время детективы читаешь, — усмехнулся Пилюгин.
— Потому что интересно. Так что придется тебе меня в свой отдел взять.
— Господь милостив — он не допустит этого… Ну, разбежались работнички — ладно, но почему мобильники молчат?
— Чтобы ты их не доставал в свободное от работы время. Надоел ты им, значит. Неужели это не понятно, папка? Ты меня удивляешь. — Галка укоризненно посмотрела на отца.
— Я бы с тобой согласился, Галчонок, но раньше-то отвечали… Нет, видно, что-то случилось. Наверное, на вызов полетели. Но почему все? Сразу несколько вызовов? Но почему все-таки мобильники не отвечают? — вслух размышлял Пилюгин, отпивая глоток кофе. — Ладно, Галчонок, отвезу тебя домой и придется в отдел заглянуть.
— Я лучше с тобой.
— Кому лучше? — спросил Пилюгин.
— Мне. Надоело торчать одной дома. И детективы читать надоело. Я не буду тебе мешать.
— А может, дома посидишь? Телевизор… в интернет сползай, початишься там с кем-нибудь, а? Или в игры поиграешь, — неуверенно предложил Пилюгин.
— Не хочу, надоело. Ты, между прочим, обещал меня в зоопарк свозить.
— Ну, ты даешь, Галина Михайловна, — покачал головой Пилюгин. — Зоопарк скоро закроется. Поедем в воскресенье с утра, лады?
— Опять обманешь… — вздохнула Галка. — Тогда сейчас с собой бери. Тебе что, скучно со мной?
— Что ты, Галчонок, очень весело, — поспешно заверил дочку Пилюгин и вновь набрал номер на мобильнике: — Алло, это майор Пилюгин беспокоит. Вера, это ты?
— Я это, я, Пилюгин, — с легким раздражением отвечала молодая женщина. — А где мой благоверный? Куда ты его услал, он даже по мобильному не отвечает.
— Да никуда я его не посылал. Звоню в отдел, звоню ему — не отвечает.
— Значит, по бабам пошел, — заключила Вера. — Или поддает где-нибудь с товарищами по службе.
— Когда это он у тебя по бабам ходил, Вера? Наверное, и впрямь поддают где-нибудь, гады — у Голубева и Тимонина мобилы тоже не отвечают. Ну, я им по первое число выдам!
— А ты матери Тимонина не звонил? — спросила Вера. — Он ей всегда отзванивает, если что… Через каждые полтора-два часа — мамуля, у меня все в порядке, не волнуйся. Позвони ей. Кажется, ее зовут Марина Сергеевна. Потом мне перезвони.
— Хорошо, — ответил Пилюгин и отключился. В ту же секунду мобильник зазвонил. Пилюгин тихо чертыхнулся:
— Алло! — послышался женский голос. — Товарищ Пилюгин, это вы? Вас беспокоит мама Игоря Тимонина…
— Это я, Марина Сергеевна, здравствуйте. Вы, наверное, сыном интересуетесь? На звонки не отвечает?
— Ну да! Звоню, звоню. У нас торжество сегодня, вся семья его ждет. И брат его приехал, и сестра с детьми…
— А что за торжество? — спросил Пилюгин.
— Ну, как же! У деда день рождения! Семьдесят исполнилось. Вы его никуда не услали, товарищ Пилюгин?
— Никуда не услал, никуда. Приедет он на день рождения. У него в телефоне, наверное, батарейка села. — И Пилюгин, отключив мобильник, пробормотал: — Детский сад какой-то… ну куда они все подевались?
— Ну подумайте, Полина Ивановна, чего вы добьетесь, если убьете Пилюгина? — горячась, спрашивал Тулегенов.
— Я отомщу за мужа, — ответила Полина.
— Простите, Полина Ивановна, его нет в живых! Я понимаю ваше горе, но ему, вашему мужу, теперь все равно, отомстите вы за него или нет.
— Зато мне не все равно.
— Лучше о сыне подумайте!
— Уже подумала. Не пропадет… ему по инвалидности пенсию платить будут.
— Да какая вы мать после этого? — возмутился молчавший до сих пор Деревянко.
— Заткнитесь, я вам сказала! На себя лучше посмотрите, уроды!
Опера сидели каждый за своим столом, и только Деревянко примостился у стола Голубева и смотрел, как старлей раскладывает на экране компьютера пасьянс.
Вернее, они делали вид, что заняты пасьянсом — на самом деле напряженно слушали разговор. Тимонин рисовал на листе бумаги чертиков и тоже слушал.
— Вот подумайте, Полина Ивановна, подумайте — если бы ваш муж был жив, да? Ну, предположим такое. И вы бы сказали ему, что хотите отомстить за него ценой своей жизни. Застрелить мента, который его посадил, и погибнуть самой… потому что сесть на пожизненное — все равно что погибнуть.
— Почему обязательно на пожизненное? — вдруг возразила Полина. — Могут и лет пятнадцать-двадцать дать… а может, и десять?
— Не дадут, не надейтесь! В лучшем случае — пятнадцать. Это что, разве не смерть? Только медленная.
— Пусть медленная смерть… — медленно проговорила женщина.
— А если Пилюгин не придет, вы взорвете всех нас и себя?
— Вас и себя… взорву…
— Но ведь Пилюгин тогда останется жив! — крикнул Тулегенов. — Тот, который посадил вашего мужа, которому вы хотели отомстить, останется жив, а вы погибнете… А сын в детском доме расти будет! Ну, и чего вы добьетесь? Кому хуже сделаете?
— Вам всем, — медленно отвечала женщина. — Наконец-то за свой беспредел ответите.
— Да кто ответит-то? Пилюгин как раз и не ответит!
— А ты весь такой белый и пушистый? Тебе отвечать не за что? Или ему, — она ткнула рукой в сторону Голубева, а потом — в Тимонина и Деревянко. — Им тоже не за что отвечать?
— Может, и есть за что, — обозленно ответил Голубев, — только не тебе спрашивать.
— А почему бы и не мне? Раз уж так получилось.
— Железная логика, — развел руками Голубев. — Против лома нет приема!
— У вас и против лома приемы находятся, — парировала Полина.
— Это какие же приемы? — спросил Тулегенов.
— А то ты не знаешь! — хмыкнула Полина. — Деньги!
— Какие еще деньги?
— Любые! Зеленые, синие, красные — лишь бы деньги. Вы за них мать родную в тюрьму засадите и любого вурдалака от тюрьмы отмажете.
— Ты… — Тулегенов задохнулся от злости, вскочил со стула, сжав кулаки. — Я тебе за такие слова…
— Ты сиди, сиди, капитан, не дергайся, — остановила его Полина, направив на капитана револьвер. — А то раньше времени на тот свет отправишься.
Тулегенов молча посмотрел на вороненый ствол револьвера, медленно сел. Голубев, Тимонин и Деревянко напряженно молчали, готовые ринуться на женщину. После паузы Голубев сказал хрипло:
