Вообще это событие не имеет большого значения, даже если полиция после стольких лет и установит, кто закопал тело незнакомки в могилу на пустыре.
Хотя зима была на редкость дождливой и туманной, утром засияло солнце, и Эмма проснулась с еще непривычным, но сладостным ощущением: она не одна. Барнаби спал рядом с ней. Сладостным? Сентиментальное, чужеродное слово, оно не гармонирует с обликом ее недавно обретенного мужа: он атлетически сложен — высок, широкоплеч, решителен и преисполнен мужества. Но иногда, правда, Барнаби позволяет себе понежиться, пребывая во власти «благословенной лени»; подчас бывает рассеянным, как Паганель. У него пронзительно-голубые глаза и открытая, веселая улыбка, покорившая Эмму. Есть у писателя, конечно, и уйма недостатков. Главный из них — стремление как можно скорее получить то, чего он хочет. Вот почему Эмма и стала его женой так стремительно — всего через четыре недели после знакомства.
Недостатки Барнаби до сих пор представлялись Эмме очаровательными и завораживающе-милыми, и эта ее снисходительность была необъяснима, ибо в других людях те же изъяны характера ее откровенно раздражали.
Густые, цвета темного меда волосы Барнаби разметались во сне, обнажив его классически очерченное лицо. Оно было так трогательно-красиво, что у Эммы защемило сердце. Она села в постели и стала пристально смотреть на мужа, пользуясь благословенной возможностью спокойно полюбоваться им, не ощущая на себе дразнящего, и насмешливого взгляда его голубых глаз.
Эмма — начинающая журналистка — почти ничего о нем не знала. Четыре недели назад она пришла к Барнаби домой, чтобы взять интервью для статьи в женском журнале. Девушка очень нервничала, поскольку это было ее первое самостоятельное интервью. Обычно она выполняла более скромную, не связанную с творчеством работу, но эпидемия гриппа опустошила редакцию; в последний момент оказалось, что она была единственным человеком, способным провести ответственную встречу. Ее нельзя было откладывать, так как Барнаби Корт, заметная фигура среди писателей, преуспевших в жанре детектива, был почти недоступен для журналистов.
Беседа с самого начала не задалась. Отчасти из-за того, что избалованный вниманием прессы Барнаби не любил давать интервью женщинам, отчасти потому, что он увидел перед собой непрофессионала. Он и пальцем не пошевелил, чтобы найти стул в своем неимоверно захламленном кабинете, и растерявшейся Эмме самой пришлось отодвинуть толстенную книгу (это было старинное издание «Джонсона» Босуэлла), чтобы как-то примоститься на краешке.
Затем безжалостный Барнаби окончательно выбил ее из колеи, обрушив на юную дебютантку град самых разнообразных вопросов.
— Вы собираетесь спросить у меня, почему я стал писателем, сколько часов в день я работаю, беру ли характеры персонажей из жизни и какой род убийства предпочитаю?
Дерзкий взгляд его голубых глаз выводил Эмму из равновесия, хотя она вовсе не была застенчивой и обладала от природы сильным пылким характером. Ей даже приходилось укрощать свой темперамент, когда интересы дела того требовали. Но в манере поведения Барнаби Корта было нечто такое, чего Эмма не могла вынести. С умыслом или нет — он пытался задеть ее чувство собственного достоинства, а это она бы не простила даже обаятельному мистеру Корту.
— Или, — продолжал он, покусывая черенок трубки, — вы предпочли бы узнать, что я ем за завтраком, какого цвета моя пижама и каков мой идеал женщины?
У Эммы были зеленые, как весенняя трава, глаза. Когда она гневалась, ее миндалевидные очи обдавали провинившегося ледяным холодом. Представив себе трескучие морозы и реки, скованные льдом, Эмма окинула Барнаби Корта одним из таких взглядов.
— В чем вы больше всего нуждаетесь в этой жизни, — заявила она с откровенной неприязнью, — так это в умной и доброй жене.
Барнаби вынул трубку изо рта и изумленно посмотрел на отважную собеседницу:
— Вы и вправду так думаете?
— Супруга не только протерла бы мебель, — съязвила Эмма, — но сделала бы вас личностью гуманной и более человечной.
Эмма встала. Интервью подошло к концу. Равно как и ее пятиминутная карьера журналистки. Неужели она потерпела крах? Эмма не сомневалась, что эта профессия — ее призвание, но, поразмыслив, убедилась: ее подводит излишне пылкий неуправляемый темперамент, откровенность в суждениях. Она неспособна лукавить, делать вид, что восхищается, к примеру, этим статным, самоуверенным молодым человеком только из-за того, что он написал полдюжины детективов-бестселлеров. Но Барнаби Корт задержал Эмму, собиравшуюся откланяться, и в его шоком голосе зазвучали неожиданные теплые нотки:
— Вы предпочли бы расположиться на чистом, не покрытом пылью стуле? Минуту, сейчас я принесу тряпку. Если найду тайник, где их прячет миссис Клак, извините, но таково уж ее имя. — Барнаби направился в глубь квартиры, скорее всего на кухню, но тотчас обернулся: — В доме воцаряется невообразимый хаос, когда почтенная женщина не приходит убираться из-за болей в спине. Боюсь, что я сам не уделяю порядку должного внимания. Но вы все отлично поймете, когда повидаете Кортландс.
Вскоре знаменитость вернулась в кабинет с большой тряпкой и стала молниеносно протирать все попадавшееся под руку; создалось впечатление, что в комнате бушевал ураган. Эмма молчала, пытаясь понять, почему ей надлежит отправиться в Кортландс.
— А почему я должна отправиться в Кортландс? — недоумевала журналистка.
— Кортландс — это наше поместье. Разумеется, вы должны его повидать. — В порыве хозяйственного энтузиазма Барнаби обмахнул тряпкой потускневшие рамы картин, пыль с абажуров. Вся его враждебность улетучилась, он улыбался доброй, мягкой улыбкой. Эмма, как зачарованная, не сводила с него глаз.
— Знаете, а я полностью согласен с вашим последним наблюдением, — вдруг заявил он.
— С моим… последним наблюдением?!
— Ну да. Вы высказали умнейшую мысль. Мне необходима жена. А теперь, пожалуйста, располагайтесь поудобнее, и мы с вами душевно побеседуем, мисс.
— Спасибо. — Эмма насторожилась.
— Не за что. Сначала выпьем хереса. Или мартини? Скажите, какое ваше любимое вино?
Эмма смотрела на него с нескрываемым изумлением:
— О ком будем говорить, о вас или обо мне?
— О вас, — ответил Барнаби Корт, глядя на нее лучистыми голубыми глазами…
Эмма добилась желаемого: она взяла интервью у популярного писателя, подробное и в меру откровенное. Однако ей никак не удавалось превратить свои беглые записи в блокноте в живую, психологически осмысленную статью. И причина крылась не только в ее неопытности и волнении. Сложность заключалась в ином: красивый человек, охотно отвечавший на вопросы юной журналистки, больше не казался ей отчужденной, почти недосягаемой личностью, о которой она должна писать объективно, не внося в публикацию глубоко личных эмоций. За ленивой повадкой Барнаби Корта угадывалась могучая жизненная сила, покорившая Эмму. Но она и помыслить не могла, что мужчина, столь щедро одаренный природой, когда-нибудь удостоит ее своим вниманием.
