Ее кулак раздавил пластиковую чашку. Пенистый кофе пролился на ее обнаженное колено и дальше вниз по икре ноги. Верхняя часть ее высокого носка стала коричневой.
Еще больше забот. Что же это было? Шестнадцать часов? Неужели мама мертва целых шестнадцать часов. Так это второй день? Завтра будет третий. Будет четвертый и наконец сотый. Тогда боль, наверное, станет слабее.
Если бы она держала крепче? Если бы она…
Пропади ты пропадом, мама! Ты всегда больше любила Оливию. Точно также, как меня любил папа. С тех пор, как Оливия начала становиться странной, избегая папу и оставляя всю его любовь мне.
А затем папа умер, тогда она какое-то время думала, что горе исцелит их разрыв. Но оно не исцелило. Не исцелило, будь ты проклята, мама!
Ты, мама, с Оливией на одном берегу залива, а я и папа — на другом, а затем только я, одна, а папы нет. И сейчас только я, еще более одинокая, а тебя тоже нет. Одна с Оливией — и нельзя быть более одинокой, чем так.
Мы могли бы исцелить эту рану, мама, если бы я показала себя, если бы я закончила университет и у тебя вновь появилась бы гордость, та гордость, которой ты лишилась, когда Оливия потерпела неудачу. Но ты умерла у меня на руках, не так ли? И сейчас я никогда…
Ты ведь никогда не понимала, почему Оливия провалилась, мама? «Ее отвергли, потому что она была слишком красивой». Ерунда. Слишком хитроумно!
Сейчас она была одна. Портия была одинока, но Оливия никогда не будет одинокой. У Оливии есть она сама. Только если она умрет. Это будет так похоже на Оливию. Теперь их было только двое. Наверное, именно сейчас Портия захочет предпринять последнее усилие, чтобы дотянуться до Оливии и вытащить ее настоящую большую сестру из этой чуждой раковины. Вот точно в такой момент Оливия предпочтет умереть и лишить Портию этого последнего, судя по всему, тщетного шанса.
Вошел врач. Его белый халат был в пятнах крови, крови Оливии.
— Как?… — спросила Портия.
— Мы спасли ее. Если бы не тот молодой человек…
— Благодарю вас. У него все хорошо?
— У него? О да. Его лодыжка была бы лучше, если бы он не ступал на нее. Думаю, он ничего не понимал. Вот что делает адреналин.
— Всего лишь лодыжка?
— Чистый перелом. Заживет. Остальное — царапины. Осколки стекла в ягодицах, ссадины, щека, проткнутая щепкой. Он, должно быть, быстро спускался по лестнице.
— Я не помню.
— Он тоже. Сильный парень! Он даже разорвал кожаные перчатки, когда срывал их с рук.
— Я также не помню этого. Можно… можно мне повидать сестру?
— Прошу прощения, но ее сейчас переводят в палату интенсивного лечения. Ей нужно больше крови и кислорода. Когда она поправится, мы ее переведем обратно, для разных косметических дел.
— Кислород?
— Она потеряла много крови. Всегда существует возможность…
— Травмы мозга?
— Сомневаюсь. У нас…
Но Портия не слушала его. Она думала о «травме мозга». Если Оливия в коматозном состоянии, то, возможно, что Портии придется принять решение о том, чтобы отключить систему жизнеобеспечения. Оливия, восстановленная в своей красоте, но… но не такая красивая, как та «Оливия». Оливия будет с ней всегда, более красивая, чем Портия, но нуждающаяся в постоянной заботе, кормлении, пеленках…
Может быть, она умрет?
Нет, нет, нет! Не думать об этом. Не хотеть этого!
— …вы можете повидать его, если хотите. Он не спит.
— Кого? Его?
— Господина Смита. Он сейчас не спит. Вы можете сообщить ему добрую весть.
— Где?
— 227-я палата. Этажом ниже.
— Хорошо. — Ее рука стала влажной. Она вытерла ее о свои укороченные джинсы.
Он полулежал в постели, пластырь на лице, рама с лежавшими на ней простынями образовывала бугор.
— Вы… вы Портия? Ее сестра? Как?…
— Отлично. У нее все будет отлично.
— Отлично? Но…
— Она жива. Вы спасли ее жизнь. Ей предстоят еще операции, но она вне опасности.
— Но эти разрезы. Стекло. Я выронил его. Это я виноват.
— Это была случайность. Если бы моя мама и я…
— Нет! Это моя вина. Ваша мама?
Портии не удалось сдержать гримасу на лице. Словно к ее лбу приставили ствол пистолета. Непослушными губами она пробормотала:
— Вы были правы. Она уже была мертвой. Знаете, это был ее третий инфаркт.
— Да. Вы говорили. Я… я… — Он протянул к ней руку, она была так забинтована, что он не смог сделать большее. Но этого было достаточно. Портия упала ему на грудь и заплакала.
Они не позволили Роману встать до того, как он съест завтрак. Он неплохо передвигался, хромая. Тем не менее они заставили его взять костыль. Сестра хотела отвезти его в кресле на колесиках, но он не собирался входить к Оливии, выглядя так, будто он был ранен, будто он нуждался в утешении, не сейчас, когда она…
Три двенадцать. Он стал открывать дверь, когда она распахнулась. За ней оказался мужчина, крупный мужчина в полосатой «тройке».
— Кто вы? — требовательно спросил мужчина.
— Я? Роман, Роман Смит. Я к Оливии, мисс Оливии Бостон…
— Вы лучше к ней не заходите. До тех пор, пока не поговорите с вашим юристом.
— Юристом?
— Я представляю мисс Бостон. Моя фамилия — Дэрнинг из компании «Палмерстон и Финч».
— Дэрнинг? Вы юрист?
— Адвокат мисс Бостон. Я буду вести ее иск.
— Иск?
— Оливия Бостон против ресторана «Бифштекс вашего будущего», Романа Смита и прочее.
— Оливия может получить страховку?
— Конечно. Она пострадавшая «третья сторона», находившаяся в вашем помещении по вашему приглашению.
— Отлично!
— Рад, что вы довольны. Я так понимаю, что вы не будете оспаривать иск?
— Я?
— Страховка, насколько я знаю, составляет всего один миллион долларов.
— Да.
— Всего миллион? С вашей стороны это было недальновидно, господин Смит. Мы возбуждаем иск на гораздо большую сумму, чем эта.
— Большую? Но если есть страховка?
— Мисс Бостон никоим образом не ограничена суммой страхового полиса, господин Смит. Мы будем добиваться суммы в десять раз большей.
— В десять раз? Но как? Кто?
У мужчины поднялись брови.
— Танцовщица, господин Смит. Балерина. Она изуродована. Красавица. Победительница в трех конкурсах. У нее шрамы на всю жизнь. Я не выполнил бы свой долг, если бы я позволил ей остановиться на меньшей сумме.
— Но страховка…
— Это решит суд, я уверен. Это явный случай преступной халатности, господин Смит. Вашей халатности. Советую вам немедленно проконсультироваться с юристом. Мы, господин Смит, собираемся вытряхнуть из вас каждый имеющийся у вас пенни, плюс сделать так, чтобы вы провели остаток вашей жизни в бедности.
