— Журналист всегда остается журналистом, — улыбнулся Сен-Жюст. — Как бы я хотел упасть к твоим ногам и все тебе рассказать! Но это чужая тайна. Обещаю, если что-нибудь получится, ты будешь первой, кто обо всем узнает.
— Это в твоих интересах. — Холли выудила из портфеля блокнот. — Ну-с, вернемся к нашей Веселой Вдове.
— Что, прости?
— Ты не видел утренних газет? Они прозвали ее Веселой Вдовой. По-моему, довольно глупо, но завтра они назовут ее как-нибудь по-другому. Так всегда бывает. И это «что-то другое» будет моей фишкой. Например, «Дважды умерший». Тебе нравится?
— Определенно нет, — возмутился Сен-Жюст, — не надо балагана.
Она откинулась на спинку стула:
— Нет так нет, прошу прощения, мистер Совершенство. Чего ты хочешь?
— Немного тактичности для начала, это будет весьма освежающе. Человек умер. Испуганная и совершенно невиновная женщина стала жертвой журналистов, которых интересуют тиражи и рейтинги. Как не стыдно спекулировать на трагедии!
— Да, ты прав. Подожди меня здесь, я только сбегаю на работу, облачусь во власяницу и посыплю голову пеплом, чтобы покаяться за всех журналистов вместе взятых. Мы всего лишь выполняем свою работу, Алекс. Люди имеют право узнать правду.
— По-моему, я уже слышал это смехотворное объяснение. Скажи мне, а если бы люди хотели узнать все о твоей личной жизни, у них было бы на это право?
— Если бы я убила своего мужа — да.
— В этом-то и есть камень преткновения, а также дыра в твоей логике, если мне позволено это сказать. Убила ли Бернис мужа? Ты этого не знаешь, но все же под этим предлогом эксплуатируешь бедную Бернис. Я имею ввиду не лично тебя, милая, но всю вашу журналистскую братию.
— Мертвец лежал в ее постели. Считать ее главной подозреваемой — не такая уж натяжка. А ты что думаешь?
— Это несущественно. Но я искренне надеюсь, что ваши американские законы, ваша замечательная Конституция, как бы их ни критиковали, останутся тверды по части презумпции невиновности. Как по-твоему, почему журналисты обычно рыщут в поисках доказательств вины, а не наоборот?
— Ты не понимаешь законов рынка, Алекс, не говоря уже о первой поправке. Как ты думаешь, долго мы протянем, замалчивая это дело, если все остальные станции города жаждут ее крови? Если мы запретим говорящим головам разбирать Толанд-Джеймс по косточкам каждый вечер, а в воскресенье — дважды? Сейчас и во время суда? Если мы скажем: черт, да она же невиновна, пока не доказано обратное, никаких подвижек в расследовании нет и в ближайшее время не предвидится, а пока пусть лучше Джерри расскажет вам прогноз погоды на солнечные выходные? Хватит, Алекс. Толанд-Джеймс — это подарок судьбы. Подарок.
— Я понимаю. — Сен-Жюст взял трость. — Боюсь, нам больше не о чем говорить. Прости, что зря заставил тебя подняться в такую рань.
— Нет! Алекс, подожди. Сядь, пожалуйста. Все можно изменить.
— В том числе и вашу Конституцию, по крайней мере, после одиннадцатого сентября. Берни имеет право на неприкосновенность личной жизни. Ты никогда не задумывалась, что ты можешь потерять, отказывая другим в их правах и свободах? Хорошего вам дня, мисс Спивак.
— Холли. Зови меня Холли. Не поучай меня. Не я же принимаю законы. Да, я журналистка, но я не контролирую СМИ. С Толанд-Джеймс случится то, что должно случиться, от меня ничего не зависит. Так что не строй из себя борца за гражданские свободы только потому, что я выполняю свою работу. Ты хочешь, чтобы журналисты вели себя как ученики воскресной школы? Сядь, Алекс, пожалуйста. Я знаю, мы можем договориться. Объясни мне, чего ты хочешь.
Сен-Жюст поставил трость на место. Все идет отлично. Приманка проглочена вместе с крючком, пора выдвигать требования.
— Я всю ночь рылся в сети в поисках громких убийств и блестящих, но часто предвзятых репортажей. И сформулировал несколько условий.
— То есть правил?
— Можно сказать и так. Во-первых, на интервью приходишь только ты и оператор.
— Согласна.
— Во-вторых, ты не обрываешь Бернис на полуслове. Не редактируешь ее слова, чтобы… никак не могу запомнить все эти новые выражения… тенденциозно их представить.
— А сейчас ты скажешь, чтобы я показала тебе пленку перед эфиром. Так ведь? Нет уж, Алекс. Я — репортер. Я новости делаю, а не передачи для малышей.
— Вовсе нет, моя дорогая, — улыбнулся Сен-Жюст. — Я не собираюсь проверять твою работу. Я верю, что ты сдержишь все те обещания, которые дашь мне сейчас, и не покажешь Бернис в невыгодном свете. Я верю, что твой репортаж будет максимально объективным и беспристрастным, вопросы — интеллигентными, а время для ответов — вполне достаточным.
— А что, если я спрошу, убила ли она своего мужа?
— Очень надеюсь, что спросишь.
Холли пожала плечами:
— Хорошо. А как насчет ее адвоката? Она будет присутствовать?
— В комнате? Думаю, да. В кадре? Определенно, нет. Да, чуть не забыл одну маленькую деталь.
— Ну, начинается, — Холли захлопнула блокнот. — Что у тебя еще? Знаешь ведь, что я со всем соглашусь.
— Заранее спасибо. Ты не будешь рекламировать интервью каждые пять минут, демонстрируя подборку кошмарных кадров и сообщая зрителям нервным, как сказала бы Мэгги, тоном, что Бернис не признаётся в убийстве мужа.
— Черт, ты что, мысли мои читаешь? Ладно, а что мне говорить?
— Я же не репортер, Холли. Но раз ты любезно спросила меня об этом… Может, просто скажешь зрителям, что скоро они увидят обширное эксклюзивное интервью с Бернис Толанд-Джеймс. А потом назовешь время эфира.
— Какая скукотища, — произнесла Холли. Сен-Жюст опять потянулся за тростью, но Холли ухватила его за плечо. — Хорошо, хорошо, так и сделаю. Но, по-моему, она его все-таки убила.
Сен-Жюст глубоко вздохнул:
— Холли, милая моя, ты репортер, а у репортера не должно быть своего мнения.
— Алекс, ты ужасен. Так тебе нужна эта папка или нет?
— Нужна, конечно. Ты можешь что-нибудь дополнить на словах?
— Ничего, кроме того, что обвинение так никому и не предъявили, больше ничего. Обычное дело. Может, объяснишь, зачем это тебе?
— Как я уже сказал, всему свое время, Холли. Итак, до встречи завтра утром. Давай в девять, потому что Берни надо успеть в «Книги Толанда».
— Она пойдет на работу?
— Она невиновна, милая моя Холли. А невиновные люди не меняют своих привычек, ибо жернова правосудия мелют медленно, но верно. Убийца будет найден.
— С твоей помощью, да? Помню историю с лошадью. И дело с конференцией ГиТЛЭР тоже. Это было красиво. Что ты на сей раз задумал, герой?
— Я просто собираюсь вести себя героически, разумеется. — Сен-Жюст встал из-за стола, отсалютовал Холли тростью и удалился, по пути прихватив с собой по экземпляру всех воскресных газет. Марио запишет их на счет Мэгги, как обычно.
