— Так и сказала — «день открытий»?
— Ну да. А потом потрепала меня по плечу, сделала комплимент и потопала дальше. Я так поняла, что у нее на Владике свет клином не сошелся, тут другое. По-моему, она всегда сама мужиков бросала, а тут какой-то пацан взял да и бросил ее. Вообще-то, она была баба ничего, самостоятельная и с характером, только, наверное, немного старомодная. Что вы хотите, когда женщине уже под полтинник?
При слове «старомодная» Поздняков даже поежился: вот уж какой Лариса никогда ему не казалась!
— А я даже несколько ее книжек прочитала, между прочим, — продолжала Жанна, — мне понравилось. Я вообще люблю, когда сюжет захватывающий.
Тут встрепенулся парень:
— Это та, что написала «Огненный поезд»?
— Ну да, — подтвердила девушка.
— Классная вещь, — поцокал он языком. — Даже не верится, что ее баба написала, — так круто.
— Да там же на обложке написано «Лариса Кривцова», — укоризненно заметила Жанна.
— А то я смотрел на обложку!
Ну и дела, да здесь, оказывается, клуб поклонников творчества Ларисы Кривцовой!
— Так ее что, пришили? — снова возник парень. — Жаль, она отлично сочиняла.
— Есть такое подозрение, — сказал Поздняков. — Кстати, что вы делали в прошлое воскресенье, особенно меня интересует время в районе полуночи.
— Ну ты загнул, друг, — удивился парень, — ишь куда клонишь. Ладно, так и быть, помни мою доброту. Мы были в клубе «Мустанг», и там любая собака тебе это подтвердит.
«Если бы я еще знал, где этот твой «Мустанг», — подумал Поздняков. Впрочем, чутье ему подсказывало, что скорее всего так оно и было.
— И девушка там же? — на всякий случай уточнил он.
— Конечно. Мы с котенком ни на минуту не расстаемся.
Нога продолжала ныть, и Поздняков вытянул ее во всю длину.
— И что, Виолетта Шихт действительно вас выставила из Дома моделей?
— Как бы не так! — гневно дернула плечиком девушка. — Я сама от нее ушла, потому что получила более выгодное предложение.
— Конечно, — подтвердил парень. — Котенок скоро на всех обложках будет!
— А при каких обстоятельствах ушел из Дома моды Ольшевский?
— Какое мне до этого дело? — Жанна брезгливо наморщила хорошенький, слегка вздернутый носик. — Может, он тоже нашел что-нибудь попривлекательнее. Виолетта, я вам скажу, стерва прижимистая, за копейку удавится, а он мальчик с большими запросами. Наверное, когда Кривцова перестала ему отстегивать бабки, он и подался куда-нибудь, где поденежнее.
— А вы думаете, что она ему давала деньги?
— Кривцова? — Жанна сделала из эмалевых глазок две горящие плошки. — Вот наивняк! Конечно! Ну, может быть, в прямом смысле не давала, но квартиру ему уж точно снимала — уютное любовное гнездышко на «Соколе». — Девушка перехватила вопросительный взгляд своего красавчика и немедленно добавила: — Нет, я там не была, но он сам рассказывал… Да, чуть не забыла, наш милый Владик мечтал стать звездой экрана и сильно надеялся, что Кривцова договорится насчет его с каким-нибудь режиссером, когда будет сниматься фильм по ее новой книжке. Не знаю, то ли фильм не подворачивался, то ли она не хотела сделать ему протекцию… А может, режиссеры попались несговорчивые. Да он же бездарный, у него же ничего за душой, одна смазливая рожа. Типичный этот, как его… альфред.
— Альфонс, — поправил Поздняков.
— А-а-а, альфонс, альфред, какая разница? — махнула она холеной ручкой. — Только он девчонкам, ну, в смысле другим Виолеттиным манекенщицам, хвастал, что старуха сделает для него все, что он ни попросит.
— Он называл ее старухой? — переспросил Поздняков внезапно охрипшим голосом. Тот факт, что какой-то сопляк, обладающий всего лишь смазливой рожей, мог называть старухой Ларису, поверг его в ужас.
— Ну, может, и нет, но обычно они всегда так говорят. А незадолго до того, как поползли эти дурацкие сплетни насчет его и меня, он однажды пришел злой, как Джульбарс, и пожаловался Муське — она у нас демонстрирует свадебные платья, — что Кривцова использует его вместо какого-то лекарства.
Поздняков недоуменно приподнял брови.
— Ну, лекарства, лекарства, этого, как его, — Хрусталева пощелкала пальцами, — ну, гормонального препарата.
Крутой парень за поздняковской спиной заржал, как жеребец, завидевший кобылу, а Поздняков невольно улыбнулся: вот это уже было похоже на Ларису.
На этой оптимистической ноте можно было заканчивать разговор. Он еще на всякий случай поинтересовался у будущей фотомодели, королевы глянцевых обложек, не знакома ли ей девушка по имени Лолита. Получив отрицательный ответ, Поздняков поблагодарил ее за прием и, скривившись от резкой пульсирующей боли в ноге, поднялся со стула. В этот момент в кармане все еще продолжавшего ржать парня что-то запикало, и он извлек на свет Божий сотовый телефон. Разговор, несмотря на скудное количество произнесенных слов, заслуживал внимания.
Сначала непродолжительное молчание, потом потрясенное:
— Замочили? Когда?
Вновь пауза, затем:
— Сколько, сколько? Он что, охренел?
Встревоженная красавица целиком сосредоточилась на переживаниях своего дружка, и Поздняков удалился по-английски, размышляя по пути, что, вполне вероятно, грандиозные планы Жанны завоевать в качестве фотомодели Олимп в ближайшее время не осуществятся. Тот, на кого она шибко рассчитывала, имел профессию, отнюдь не гарантирующую долгую жизнь и тихую старость в окружении любящих внуков.
* * *
— Ну кто там еще? — недовольно проворчал за дверью мужской голос, следом раздался громкий простуженный кашель.
Поздняков не стал представляться через дверь, а еще раз, посильнее, нажал на кнопку звонка. Отчаянная трель разнеслась по скрытой от его глаз квартире.
За дверью чертыхнулись и добавили:
— Открываю, открываю.
Дверь со скрипом отворилась, и взору Позднякова предстал Влад Ольшевский собственной персоной. В том, что это был именно он, сомневаться не приходилось. Его выдавала гладкая, ухоженная физиономия с явными признаками морального вырождения. По крайней мере именно так в представлении малопрогрессивного Позднякова выглядели извращенцы и морально-нравственные уроды. Ко всему прочему на манекенщике был красный шелковый халат, прямо-таки с бабьего плеча, и целая гирлянда всевозможных цепей и брелоков на безволосой груди.
С ним Поздняков церемониться особенно не стал и, отодвинув его плечом, без всякого приглашения прошел в квартиру.
— Что за дела? — возмутился за его спиной Ольшевский.
— Поговорить надо, — бросил Поздняков, окидывая взглядом просторную зашторенную комнату. Так это и есть то самое любовное гнездышко? Что ж, уютно, ничего не скажешь. А какие миленькие занавесочки на окнах!
