Романовская оглядела мужчин испуганными глазами, бессильно опустилась на канапе под самым портретом государя императора и безутешно зарыдала. Кекин бросился к графину с водой, налил бокал и протянул Романовской.
— Выпейте, Лизавета Васильевна, — участливо произнес он, но руки девушки дрожали настолько, что, приняв бокал, она тут же передала его обратно, и Нафанаил Филиппович вынужден был сам поднести бокал к губам Романовской и напоить ее, как больную или малое дитя. — Ну что, вам лучше? — спросил он, когда Лизанька сделала несколько глотков.
— Да, — благодарно посмотрела на Кекина Романовская.
— И вы можете говорить? — наклонился над ней Иван Иванович.
— Да, — выдохнула она.
— В таком случае я слушаю вас.
— Это что-то ужасное, господа! Я стояла обедню во Владимирском соборе вместе с моей тетушкой, — не сразу начала Лизанька. — Потом мы с ней прошли на церковный погост на могилку к ее брату, моему дяде. Постояли немного — тетушка еще всплакнула — и пошли к выходу. Не доходя до ворот кладбища, тетушка встретила знакомых и отстала, и я пошла одна. И тут на аллее прямо передо мной выросла фигура в рединготе и шляпе, надвинутой на самые глаза. Я сразу вспомнила, что злодей, покушавшийся на жизнь княжны Давыдовой, был именно в таком платье, и испугалась. Ноги перестали меня слушаться, я стояла и смотрела, как злодей приближается ко мне… — Она судорожно всхлипнула и беспомощно посмотрела на отставного поручика.
— А вы его успели рассмотреть? — спросил Поль, вынимая свою памятную книжку.
— Господи… Все случилось так быстро. Да к тому же эта шляпа…
— Ну хоть что-нибудь вы все же приметили?
— Нет. По-моему, нет. — Лизанька сжала тонкими дрожащими пальчиками свои виски, пытаясь воскресить в памяти те ужасные мгновения. — Впрочем, — неуверенно произнесла она, — он шел как-то правильно и прямо. Так, кажется, ходят военные.
— Вот как? — переглянулся с Кекиным полицмейстер. — Прошу вас, если вас не затруднит, продолжайте, пожалуйста.
— Да, конечно, — ответила Лизанька, но каждое слово явно давалось ей с трудом. — Я хотела закричать, но не смогла, и тут он накинулся на меня. И, к своему ужасу, я увидела в его руке кинжал. Он… он занес его надо мной, — голос ее задрожал. — И, наверное, страх за свою жизнь помог мне увернуться от удара. Лезвие только полоснуло по платью и порвало его. И тут я закричала. Прибежали люди, а этот человек будто растворился в воздухе. Я не знала, что делать, и велела… ехать к вам.
Лизанька снова заплакала и подняла на полицмейстера покрасневшие растерянные глаза.
— Скажите, это был тот самый человек, что убивает женщин?
— Думаю, да, — нахмурился Иван Иванович.
— Господи Иисусе, — прошептала Лизанька, — что же мне делать?
Полицмейстер несколько растерянно повертел в руках гусиное перо, потом мельком взглянул на Нафанаила Филипповича и произнес:
— Не хочу вас пугать, мадемуазель Романовская, но, возможно, угроза вашей жизни не миновала. Вам необходимо сопровождение, способное отпугнуть злодея. Думаю, что господин Кекин вполне может справиться с сим поручением, не привлекая лишнего внимания. Тем паче что Нафанаил Филиппович неоднократно помогал нам в расследовании крайне запутанных дел. Вы не откажете нам в сей просьбе?
— И правда, Нафанаил Филиппович, — с надеждой посмотрела на отставного поручика Лизанька.
— Я весь к вашим услугам, — не раздумывая, согласился Кекин, склонив голову в легком поклоне.
— Благодарю вас, господа, — обрадованно произнесла Лизанька, встала с кресла и направилась к двери. И тут соскользнувший с ее запястья ридикюль с глухим стуком упал на пол. Нафанаил поднял изящную сумочку, протянул хозяйке. Несколько мгновений Романовская смотрела на нее, потом, всплеснув руками, воскликнула:
— Простите, простите, господа. Совсем из памяти вон.
Она развязала шнур ридикюля и достала из него портсигар.
— Вот, — она протянула портсигар Полю, — это выронил тот человек. Может, это как-то вам поможет.
Она приветливо кивнула обоим и вышла из кабинета.
— Не может быть! — посмотрев на портсигар, воскликнул отставной поручик.
— Вам что, знакома сия вещица? — осторожно спросил Поль.
— Кажется… я видел этот портсигар у князя Болховского. Нет, это абсурд, — недоумевающе произнес он и почему-то перевел взгляд на кресло, на котором только что сидела Лизанька.
— Э-хе-хе, молодой человек, — вздохнул Иван Иванович. — В жизни случается такое, что вам, господа сочинители, никогда и в голову не придет. А я-то еще перед ним извинялся за свои подозрения. Что ж, теперь все ясно, — посмотрел он почему-то на портрет Благословенного императора. — Аристова я немедля отпускаю, а его место займет князь Болховской. И теперь все! Больше ему уже никогда не повесничать и не губить людские души…
Последней фразы Нафанаил Филиппович не слышал. Смутная догадка, бередившая его душу все последние дни, вдруг стала приобретать ясные очертания. Он уже был твердо уверен, что все преступления, так взбудоражившие город, были совершены одной рукой. И рука эта была отнюдь не мужская. Однако портсигар явно указывал на князя Болховского. Слишком явно…
Одна мысль решительно не давала покоя Ивану Ивановичу. Кто воткнул шляпную шпильку в горло княжне Баратаевой, ежели в момент ее убиения князь Болховской находился возле курительной комнаты? Получается, что у него все же есть сообщник. Князь вряд ли выдаст своего подельника, а тот, узнав об аресте Болховского, вполне вероятно, залютует и будет убивать женщин направо и налево. И обязательно совершит какую-нибудь ошибку. Тут-то Поль его и возьмет.
Нет. Арест сообщника ценой новых жертв, да еще в ожидании, покуда тот совершит какую-нибудь оплошность, допустить никак нельзя. Надо будет непременно выпытать у князя о сообщнике при первом же дознании. И ежели сообщник мужчина… Стоп. А может, прав Нафанаил Кекин, что в сем деле замешана женщина? Сего отставного поручика иногда посещают весьма дельные мысли относительно криминальных расследований. К примеру, шляпная шпилька. Она могла оказаться скорее в руках женщины, нежели мужчины. Ну, к чему мужчине прибегать к сему ненадежному оружию? Кинжал, револьвер — вот более действенные средства, дабы лишить человека жизни…
— Иван Иванович, ваша коляска готова, — доложил дежурный по управе.
— Хорошо, сей час иду, — кивнул ему Поль, не отрываясь от своих мыслей.
…Но ежели так, то кто? Не будет же этот Фабиан держать возле себя простушку? Значит, сия дама из общества. Так, так, так, забарабанил короткими толстыми пальцами по столу полковник. Уж не его ли это подруга мадемуазель Косливцева? Вот уж тихий омут, где черти… Нет, не то. Она была рядом с Болховским, когда от ретирадной послышался крик Баратаевой.
