Осматривая беспорядок внутри своего временного дома-офиса — постоянно включенный компьютер, ряд не умолкающих телефонов, факс, не прекращавший выплевывать все новые сообщения, и бумаги — в стопках, на столе, свернутые, разложенные, словно снежная буря пронеслась, — он понял, что дом на колесах, несмотря на размеры, слишком тесен для раздирающего его гнева. Схватив куртку, Джарет выбежал в ночь.
У края Столовой горы, на мысе, возвышавшемся над океаном, стоял удивительный по красоте старый викторианский бельведер, оставшийся от Церкви Духов сестры Сары. Подрядчик Эмералд-Хиллс Эстейтс отреставрировал его и разбил вокруг небольшой общественный парк для жителей. К сожалению, склон горы был признан нестабильным — повсюду висели знаки, предупреждавшие об опасности обрушения, и в бельведере никто никогда не бывал. Поэтому Эрика и полюбила его.
Впервые придя сюда пару недель назад, она ощутила царивший здесь покой. Эрика спрашивала себя, возникало ли чувство тиши и умиротворенности из-за того, что она уходила подальше от лагеря и работы, или на нее действовала сама атмосфера изящного строения, реликта более мирного прошлого, символа простых времен.
Она посмотрела на книгу. Что привлекло сестру Сару к этому месту? Необъяснимое спокойствие горы или…
По спине пробежал холодок, когда она внезапно поняла: в те дни каньон еще не был завален и можно было попасть в пещеру. Возможно, Сара вошла под своды, увидела рисунок на стене и решила, что это — знак, указывающий, где она должна построить церковь. Сара утверждала, что возвела здесь храм спиритуализма, потому что это место служило входом в потусторонний мир. Но что все это означало? Может быть, она построила тут свою церковь, потому что место называлось Каньоном Призраков и ее привлекло поверье о том, что в нем проживали духи? Эрика только начала читать биографию загадочной женщины, чье лицо в двадцатые годы было известно каждому американцу. Сара мелькала на страницах газет, журналов, в инохронике, — яркая личность, чьи театральные манеры и гипнотизирующий голос постоянно высмеивали карикатуристы и комики, но частную жизнь и прошлое которой окутывала завеса тайны. Сестра Сара появилась из ниоткуда, мгновенно став сенсацией, и так же быстро исчезла при загадочных обстоятельствах, оставив свою церковь в руинах.
Эрика вошла в бельведер, сиявший в лунном свете, словно свадебный торт, и, прикоснувшись рукой к дереву, ощутила исходившие от него истории — сорванных поцелуев и невыполненных обещаний, встреч при луне и сеансов общения с мертвыми. Музыка, любовь, разочарование, алчность и духовное созерцание впитывались этими старыми досками в течение многих десятилетий, пока бельведер не начал трепетать, наполнившись чужими жизнями.
Эрика смотрела на воду и думала, чувствует ли ее мать, где бы она ни находилась сейчас — на Елисейских Полях в Париже или на пляже в Карибском море, — что душа ее не полна, из-за того, что она бросила своего ребенка.
Она прогуливается в Центральном парке под руку со своим вторым мужем, дантистом, и ощущает нехватку частички себя, не зная, что в трех тысячах миль от нее эта недостающая частичка ходит, дышит, мечтает.
Расправив волосы, Эрика вдруг поняла, что не она одна пришла сюда. Кто-то еще был здесь, с другой стороны бельведера, на самом краю мыса. Джаред Блэк! Стоит, уперев руки в бока, и будто спорит о чем-то с океаном.
Внезапно он обернулся, и Эрика поразилась, увидев выражение его лица. Она словно заглянула в сердце бушующей бури.
Время для них замерло, подобно необъяснимому затишью ветра, и все в ночи на мгновение прекратило свое движение. Они оказались совершенно одни. Все последние недели Джареда постоянно окружали какие-то люди с вопросами и проблемами, которые было необходимо уладить. Им было абсолютно нечего сказать друг другу наедине. Она гадала, кто же из них уйдет первым.
К ее удивлению, Джаред отошел от опасного обрыва и поднялся по скрипучим ступенькам бельведера на площадку.
— Должно быть, отсюда сестра Сара читала свои проповеди. У этого строения хорошая акустика.
Эрика снизу посмотрела на крышу с позолоченным орнаментом.
— Откуда вы знаете?
— Я когда-то изучал архитектуру, — ответил он, добавив с улыбкой: — Еще во времена плейстоцена.
Его улыбка и шутка почему-то поразили Эрику. И потом она поняла, что он заставил себя улыбнуться и пошутить.
Он пытается скрыть то, чего ей не следовало видеть. Выражение лица, гнев на океан.
— Обычно я сижу здесь одна, — сказала она, ощущая странные дуновения в воздухе, но не понимая, что они означают. — Предупреждающие знаки отпугивают людей.
— Иногда знаки могут привести к обратному эффекту, — он замолчал, наблюдая за ней.
Эрика пыталась сообразить, что сказать. У нее возникло неясное чувство, что Джаред сдерживается, боится, что если хотя бы на минуту ослабит бдительность, то выдаст себя.
— Мне звонили представители испаноязычных групп, — сказала она, не придумав ничего лучше. Как только стало известно о надписи Ла Примера Мадре, к Эрике стали обращаться люди, желавшие приехать и посмотреть на нее, журналисты просили рассказать, что означает «Первая Мать», мексиканцы выдвинули требование о признании права собственности на пещеру.
— Похоже, мы прославились, — заметил он, снова улыбнувшись.
Они опять замолчали, и Эрика подумала о тысяче вещей, которые надо было обсудить, — например, плохую охрану пещеры, — но в конце концов она смогла лишь озвучить то, о чем думала больше всего.
— Сэм Картер рассказал мне о вашей жене. Я не знала. В то время я читала лекции в Лондоне, никакие местные новости туда не доходили. Мне очень жаль.
Его рот вытянулся в жесткую линию.
— Она была так молода, — продолжала Эрика. — Сэм не сказал, как…
— Моя жена умерла при родах, доктор Тайлер.
Слова застыли у Эрики на губах.
— Ребенок тоже не выжил, — добавил он тихо, вернувшись взглядом к океану.
Эрика была потрясена. Внезапно она почувствовала, что перед ней стоит совершенно незнакомый человек.
— Должно быть, вы скучаете по ней, — звучало глупо, но надо же было что-то сказать.
— Да. Не знаю, как я прожил последние три года. Это несправедливо. У Нетсуи было еще столько дел, замыслов… Она хотела возместить два века гонений и обид, вернув своему племени его историческое наследие. — Он посмотрел на Эрику. — Она была из майду. Уж вам-то не надо объяснять, каким сложным делом это могло оказаться.
Как антрополог, специализирующийся по калифорнийским индейцам, Эрика знала историю майду, которую разделили все племена западного побережья. Хотя их не затронули испанские миссии, уничтожавшие береговые культуры, майду встретили свою судьбу во времена Золотой лихорадки, когда белые люди в поисках желтого металла сокрушали все, что попадалось им на пути, будь то горы или племя индейцев. Малярия и оспа сильно сократили численность племени, а потом старатели разогнали дичь и загадили среду обитания рыб, добывая золото такими способами, которые опустошили реки, убив все, что там плавало. Жизнь, какой ее веками знали майду, исчезла в мгновение ока.
