– Прости, Кейн, что я поздно, но на складе были проблемы, и в больнице тоже, пришлось решать вопросы. Ничего?
Кейн кивнула и указала на свободное сиденье.
– Ты еще спрашиваешь. Эмма, помнишь «темную лошадку» нашей семьи? – Кейн указала на Кейтлин.
– Кажется, мы где-то встречались, но… Извините, я не могу вспомнить имя.
– Не переживайте, миссис Кэйси. Дела у Кейн кипят, а меня за ними и не видно. Это помогает оставаться незаметной, когда нужно быть «глазами» бизнеса.
Самолет тронулся, поэтому Кейтлин только помахала всем присутствующим и улыбнулась:
– Я Кейтлин. Мы с Кейн и Мюриел сколько-то-там-родные сестры.
– Позволь представить тебе самого младшего члена нашей семьи, – Кейн взяла Ханну за руку. – Это Ханна Кэйси, наша дочь.
– Очень приятно, Ханна, – с милой улыбкой сказала Кейтлин.
Эмма смотрела на Кейтлин, с трудом скрывая удивление. Может быть, они и не особенно близкие родственницы, но снова кровь Кэйси взяла верх. У этой женщины были «фамильные» рост и цвет волос, но…
Глаза Кейтлин были не ярко-синими, как у Кейн, а зелеными, пусть и немного темнее, чем у Эммы. Когда они с Кейн впервые заговорили о том, чтобы завести детей, Кейн сказала, что хотела ребенка с темными волосами и зелеными глазами. Эмме всегда казалось, что это невозможно. Но сейчас перед ней сидело живое доказательство тому, что ничего невозможного не существует.
Полет околдовал детей, и они задремали. Кейн посмотрела на остальных пассажиров: быть может, они и не спали, но выглядели очень расслаблено. Кейн вдруг с удивлением поняла, что Эмма ничего не сказала с того самого момента, как поприветствовала Кейтлин. Несмотря на долгую разлуку, Кейн все еще с легкостью определяла все настроения Эммы и видела, что сейчас та о чем-то напряженно размышляла.
– Отчего эта хмурая морщинка у тебя на лбу, любовь моя? Что-то не так?
Эмма подтянула под себя ноги, устраиваясь поудобнее, и положила голову на плечо Кейн:
– Ты ни одну мелочь обо мне не забыла.
– Мы всего четыре года не были вместе, но будь этих лет хоть в десять раз больше, я все равно помнила бы каждую черточку на твоем лице. Или, по крайней мере, мне хочется так думать.
Морщинка, о которой Кейн говорила, исчезла, когда Эмма улыбнулась.
– Все в порядке. Просто задумалась, – она поцеловала Кейн, пока та не спросила, о чем же были мысли Эммы. – Давай поговорим об этом позже.
– Я ничем не могу помочь?
– О, да только ты одна и можешь! – усмехнулась Эмма, когда Кейн посмотрела на нее с лукавой улыбкой.
– Поверь мне, я тоже с нетерпением жду этого момента, вот только думала ты явно не об этом.
– Оставь меня наедине с моими эротическими фантазиями.
Кейн поцеловала Эмму в нос.
– Но, если ты все же захочешь со мной о чем-то поговорить, ты знаешь, где меня найти.
– На самом деле, у меня есть один вопрос. Где тебя найти в ближайшие пару недель? Мы же уже взлетели, теперь можно сказать.
– Я тебе не сказала, потому что хотела сделать сюрприз, а не потому, что не доверяю, – Кейн наклонилась к Эмме и вдохнула аромат ее волос. Она обожала запах Эммы, с которым не мог сравниться запах никакой другой женщины.
К этому времени Хэйден, задремавший у окна, уже успел проснуться. Ни одна из мам не заметила этого. А он, не выдавая себя, наблюдал за тем, как его родители счастливы. Он сравнивал то, что видел сейчас, с воспоминаниями детства, которые лелеял, прокручивал в голове долгими бессонными ночами.
С тех пор, как Эмма уехала, он ни разу не видел такого выражения безмятежности на лице Кейн. Не видел, чтобы она позволяла кому-либо сидеть так близко к ней. И Хэйден понял, что то, что он видел сейчас – не плод его воображения, который помог бы простить поступки Эммы. Нет, это была любовь, такая, какую он помнил всю свою жизнь.
– Пообещай мне, пожалуйста, одну вещь, – Эмма была как можно более осторожной, стараясь не задеть рану Кейн, на самом же деле ей хотелось устроиться у любимой на коленях, и оказаться как можно ближе.
– Я сделаю все, что угодно, лишь бы эта недовольная морщинка исчезла.
– Ты будешь сегодня спать со мной?
– Я бы очень этого хотела, – гримаса боли исказила лицо Кейн, когда она пошевелила рукой. И все же, найдя в себе силы, Кейн подняла руку и неуверенно погладила Эмму по щеке. – Так и не привыкла спать одна, милая?
– Даже, когда я сплю на узкой кровати, там все равно слишком много места без тебя. Эти четыре года были такими долгими… Я так тосковала по тебе. Я так устала плакать, – слезы потекли сами собой.
Кейн вытирала бежавшие часто-часто слезинки.
– Не надо, девочка моя, – она глубоко вздохнула. – Прости меня.
– За что?
– Я не должна была допустить, чтобы прошло столько времени. Я так счастлива, что тебе хватило смелости вернуться и показать мне, какой я была дурой со своей гордостью.
– Давай-ка мы заключим сделку, босс? – Эмма нежно гладила шею Кейн, чувствуя в ней напряжение. – Мы обе признаем, что были не правы, что очень сожалеем… И двинемся дальше. Идет?
– Да, я согласна на такие условия.
Они замолчали, когда почувствовали, что самолет пошел на снижение. Не в силах сдержать любопытство, Эмма посмотрела в иллюминатор. Увидев знакомые места, она рассмеялась и поцеловала Кейн:
– Он знает, что мы прилетаем?
– Да, твой отец пришел в восторг, когда узнал, что мы с тобой неплохо ладим.
Эмма слушала голос Кейн, даривший ей почти забытое ощущение полного душевного расслабления и комфорта. Их отношения становились постепенно все более доверительными, это вселяло в сердце Эммы уверенность, что они могли бы восстановить все, что было разрушено, и строить дальше, с того момента, где они остановились… четыре года назад.
– Мы остановимся у Рафов, детка, – сказала Кейн, когда они приземлились. – Твоя мама через пару дней поедет в Иллинойс навестить своего брата, тогда переберемся в твой дом, если ты не против. Или можно так и остаться у Рафов, а Росс просто будет заходить к нам.
У самолета Эмму встречала ее самая близкая подруга Мэдди, которая была очень взволнована тем, что Эмма приехала так скоро и привезла с собой детей. Обе женщины очень давно знали друг друга, еще со времен университета. С тех самых пор они абсолютно друг другу доверяли. Мэдди была рядом с Эммой в самые сложные для нее времена, когда Кейн осталась далеко на юге. Именно Мэдди успокаивала Эмму, когда та, в абсолютном отчаянии, рыдала над своим решением оставить Кейн и Хэйдена. Помогала Мэдди и тогда, когда ее подруга во второй раз стала мамой. Она любила Ханну, как родную. И никогда ни за что Эмму не осуждала.
– Эмма, ты выглядишь такой счастливой! – воскликнула Мэдди, едва за спиной у Эммы закрылась дверь самолета. С тех пор, как та перебралась обратно в Новый Орлеан, прошло каких-нибудь три недели, а Ханну чета Рафов проводили на юг всего несколько дней назад. Но казалось, что прошла целая жизнь. Хотя, скорее, она только началась.
