звучит настолько нежно, что у Пайпер екает сердце. Хотя это даже смешно: Барнс звонит ей в полночь, просит забрать из бара и называет дурочкой. Если это не доверие, то что вообще?
Даже на такси и без пробок приходится ехать не меньше получаса: он не просто в Бронксе, он в какой-то особенной заднице Бронкса. Как только машина подъезжает к нужному бару, становится видно знакомую гору из мышц, которая сейчас прислоняется к еле горящему фонарю.
Барнс подслеповато вглядывается в окна такси и, заметив Пайпер, задумчиво кивает. Стучит по стеклу костяшками пальцев, между которых зажата смятая купюра.
– Привет, приятель, – выдыхает он в открывающееся окно и просовывает деньги. – Возьми. Пайпер, вылезай.
Он почти галантным – еще бы его не пошатывало – жестом открывает ей дверь и подает руку, помогая выйти из машины.
– Сейчас покурим и пойдем, – предупреждает он, – я вон там недалеко припарковался.
Только сейчас Пайпер замечает в его руках сигарету. Барнс ловким – хотя на работе он вроде не курит – движением поджигает ее и с удовольствием затягивается.
– Хочешь? – спрашивает он. – Я всего одну стрельнул, но можем растянуть.
– Я не курю, – отвечает она, чувствуя, как пересыхает в горле.
Сейчас он меньше всего похож на привычного Зверюгу: слишком простой и расслабленный. Он с удовольствием затягивается, в этом чувствуется какая-то застарелая привычка. А еще молчит о чем-то важном, и это чувствуется.
– Спасибо, что приехала, – медленно произносит он, переводя на нее замутненный взгляд. – Не хочу здесь машину оставлять, как пить дать колеса снимут. Ну, я бы снял.
– Все в порядке, – улыбается Пайпер. – Может, пойдем к ней?
Он совсем, совсем не такой, как обычно. Кто бы мог подумать, что пьяный Барнс не становится страшнее, наоборот: он выглядит ужасно мило.
Окурок летит в ближайшую мусорку, и Барнс, опасно пошатываясь, идет вниз по улице. Если он упадет, она его в жизни не поднимет – в нем же не меньше двухсот фунтов, а то и все двести пятьдесят. Но, несмотря ни на что, он вроде бы держится на ногах.
Они останавливаются у огромного черного пикапа, настолько высокого, что нужна лестница, просто чтобы забраться внутрь. Это, кажется, какой-то грузовик. Барнс роется в карманах в поисках ключей, пока она пытается понять, как водить этого монстра.
Наконец ключи найдены. Он крутит их в руках, задумчиво глядя на нее. Пайпер робко протягивает руку, Барнс нажимает кнопку и сгружает ей ключи. Он открывает перед ней дверь и, обхватив за талию, поднимает и подсаживает на водительское сиденье.
Дыхание перехватывает, и прежде чем она успевает сообразить, что произошло, уже сидит перед рулем. Ноги не дотягиваются до педалей, все слишком далеко. А главное – хоть он не касался ее кожи, она все равно горит. Машина пропитана его терпким древесным запахом, и у Пайпер начинает кружиться голова.
– Значит, так. – Барнс как-то подбирается и по-деловому оглядывает ее, оценивая расстояние.
Он одним движением придвигает сиденье ближе к рулю, прижимая чуть ли не вплотную. Потом тянется к ремню безопасности и сам пристегивает его.
– До педалей достаешь?
– Да, – Пайпер кладет ногу на педаль газа и обхватывает руль. – Все в порядке.
– Помнишь, где газ, а где тормоз?
Это звучит так обидно, что хочется съязвить, но нельзя же хамить начальнику, тем более пьяному. Вместо этого она кивает и вставляет ключ в зажигание.
– Не волнуйтесь, мистер Барнс, – сообщает Пайпер, оглядывая, где что находится, – я умею водить.
– Я и не волнуюсь. – Тот откидывается на спинку и прикрывает глаза. – Я просто домой ехать не хочу.
– А куда вас тогда везти?
– Знаешь эту бургерную в Квинсе? Там еще дед всем заправляет, весь седой и с косматыми бровями.
– Нет, я редко выбираюсь дальше Бруклина, – признается Пайпер.
– А в Бруклине есть бургеры?
Вспомнить бы хоть одно место, которое может быть открыто после полуночи. Она редко выбирается из дома в такое время: у нее не лучший район для ночных прогулок.
– Есть хот-доги, – припоминает она.
– Едем тогда туда.
Пайпер смотрит на часы и не удерживается от вздоха: даже если она сейчас отвезет его домой, спать ей останется не больше четырех часов. Вряд ли Барнс предложит ей отдохнуть после их приключений.
Огромная рука накрывает ее сомкнутые вокруг руля пальцы.
– Пожалуйста, – тихо просит он, глядя таким невозможно уязвимым взглядом, что она тает.
Что у него произошло? Как он из обычно собранного и сурового Зверюги превратился в мальчишку, который смотрит на нее с надеждой, уговаривая поехать за хот-догами? Или он всегда такой, когда не на работе?
– Хорошо, – улыбается Пайпер, заводя машину, – только вы пристегнитесь, пожалуйста.
– Будет сделано, – отвечает он и тянется за ремнем.
* * *
Ночной ветер с залива обдает прохладой, заставляет неуютно ежиться. Барнс рядом горячий, как печка, так что подмерзает Пайпер только с одной стороны. Сейчас не так важно, что вставать через несколько часов или что это максимально странно – есть хот-дог, сидя на капоте гигантского черного пикапа. Полупустую парковку на берегу залива, кстати, вспомнил он сам, и даже подсказал, как сюда заехать.
Барнс съедает свой хот-дог меньше, чем за минуту, и теперь жмурится от удовольствия, прихлебывая из бумажного стаканчика крепкий черный кофе. Они сидят достаточно близко, почти касаются локтями, но как минимум его это вовсе не смущает. Вглядываясь в темные воды залива, он напевает себе под нос песню, которая ей не знакома. Все, что она разбирает из его говора, – что-то про зонтик и автобусную остановку.
Хочется задержать дыхание и остановить время. Сидеть так еще пару часов, допивать остывающий кофе и слушать его бархатный голос. Барнс неожиданно красиво поет – наверное, мог бы сделать карьеру. По крайней мере, Пайпер точно заплатила бы за его концерт.
– А ты давно в Нью-Йорке? – Он делает еще один глоток, морщит нос и поворачивается к ней.
– Пятый год, – отвечает Пайпер, – с тех пор, как школу закончила.
– Почти как я, глянь-ка, – одобрительно кивает тот и снова поворачивается к заливу. – Я тоже пять лет здесь.
– А до этого где жили?
В другой ситуации она бы не решилась спросить, но сейчас это кажется даже нормальным.
– В Манчестере, – тоскливо отвечает Барнс, – а еще до этого – в Бикерстаффе. Но вырос я, считай, в Манчестере.
– Я там не была ни разу, – признается Пайпер. – И вообще в Британии не была.
– Серьезно? То есть из Дублина сразу сюда?
– Ну да. Не очень много видела.
– Да я до Нью-Йорка тоже не путешествовал особо. Мы-то, знаешь, какими нищеебами
